Крепость стрелка Шарпа - Корнуэлл Бернард (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Ману Баппу сказал однажды, что Внешний форт – ловушка. Захватив его, враг решит, что победа уже обеспечена, но потом споткнется о главный ров Гавилгура и увидит вторую, еще более мощную линию укреплений. Додд же рассчитывал на то, что Внешний форт станет ловушкой для самого Баппу. Если британцы захватят Внешний форт, уходить князю некуда, кроме как во Внутренний форт, но сделать это ему будет не легче, чем неприятелю. Как ни старался полковник, найти слабые места во вверенной цитадели не удавалось. Ни британцы, ни Ману Баппу никогда не преодолеют ров, если он, Додд, не позволит им это сделать.
Внутренний форт был совершенно отдельным укреплением. С Внешним фортом его соединяла не стена, а узкая тропинка, проложенная по дну рва и поднимающаяся отвесно к воротам. Проходя по ней ежедневно, Додд ставил себя на место атакующих. Двадцать орудий смотрели на него с единственной стены Внутреннего форта, и все они находились вне зоны поражения неприятельской артиллерии. Огневую мощь орудий подкрепляли мушкеты и ракеты. Красномундирники, решив попытать счастья на этом направлении, гибли бы, как попавшие в ведро крысы, а тех, кто все-таки сумел бы добраться до ворот, ждал последний ужас Гавилгура.
Ужас этот заключался в четырех огромных воротах, закрывающих вход во Внутренний форт и расположенных друг за другом в круто уходящем вверх коридоре, ограниченном с обеих сторон высоченными стенами. Другого пути не было. Даже если бы британцы пробили стену форта, это не дало бы им никакого преимущества, потому что стену возвели над обрывом, образующим южную сторону рва, и подняться по ней не смог бы никто. Оставались ворота. Додд знал, что Уэлсли не склонен вести затяжную осаду. Под Ахмаднагаром он применил эскаладу, послав к стенам солдат с лестницами, что стало полной неожиданностью для защитников города. Полковник не сомневался, что нечто подобное противник применит и при штурме Внутреннего форта. Не имея возможности подобраться к возвышающейся над обрывом стене, генерал погонит людей по петляющей тропинке, где их встретят мушкетный огонь, летящие сверху камни, убийственная картечь и выпущенные с парапетов ракеты. Пройти через такой смертоносный заслон невозможно. Его Кобры будут бить по неприятелю сверху, и красномундирников ждет участь загнанного на бойню скота.
Додд был невысокого мнения об индийских ракетах, но все же создал запас в тысячу снарядов над входом во Внутренний форт, потому что в тесном пространстве между стенами они могли нанести врагу немалый урон. Выкованные из жести трубки длиной в шестнадцать и диаметром в четыре-пять дюймов крепились к бамбуковым шестам высотой в рост человека и снабжались начиненным порохом жестяным цилиндром. Проведя с ними немало экспериментов, Додд убедился, что ракеты способны вызвать немалую панику: свистя и разбрасывая искры, они проносились между стен и, падая, выплевывали столб огня. Дюжина ракет вполне могла вывести из строя до десятка, если не более, неприятельских солдат. Только бы они пришли, повторял Додд, поднимаясь каждое утро по крутым ступенькам к воротам Внешнего форта. Только бы пришли! Пусть возьмут Внешний форт. Ману Баппу погибнет, и тогда британцы подступят к Внутреннему форту и разделят участь князя.
А потом, когда остатки разбитой армии обратятся в бегство и рассыплются по Деканскому плоскогорью, их погонит маратхская конница. Их плоть будет гнить на жаре, их кости выбелят солнце, ветер и дожди. Владычеству Британии в Индии наступит конец, а он, Додд, станет Владыкой Гавилгура.
Так что пусть приходят.
* * *
Вечером сержант Хейксвилл, бесцеремонно раздвинув складки муслиновой занавески, решительно переступил порог «покоев» капитана Торранса. Капитан, как обычно, лежал голый в гамаке, под подвешенным к потолочной балке колышущимся бамбуковым опахалом. Крылья опахала приводил в движение, дергая за веревочку, слуга-индиец. Клер Уолл подстригала хозяину ногти.
– Осторожнее, Брик, не так коротко. Оставляй, чтобы было чем почесаться. Вот так, молодец. Хорошая девочка. – Он взглянул на вошедшего Хейксвилла. – Сержант? Вы постучали?
– Даже два раза, – соврал Хейксвилл. – Громко и четко, сэр. Как и положено.
– Надо напомнить Брик, чтобы прочистила уши. Поздоровайся с сержантом, Брик. Что с тобой сегодня? Где твои манеры?
Девушка коротко кивнула, не поднимая глаз, и еле слышно пробормотала что-то.
Хейксвилл сорвал кивер.
– Рад вас видеть, миссис Уолл. Премного счастлив, мое сокровище. – Он наклонил голову и при этом многозначительно подмигнул Торрансу, который вздрогнул, словно его укололи.
– Брик, нам с сержантом необходимо обсудить военные вопросы, так что можешь прогуляться в сад. – Капитан похлопал ее по руке. – И не подслушивай под окном! – Подождав, пока девушка исчезнет за занавеской, прикрывавшей вход в кухню, он осторожно выбрался из гамака и потянулся за висевшим на стуле шелковым зеленым халатом. – Не хотелось бы шокировать вас, сержант.
– Меня смутить трудно, сэр. Нет на земле твари, которую я бы не видел голой, сэр. И ни разу не смутился. Того, кто был повешен, сэр, уже ничем не удивишь. Все прошел, все пережил.
И из ума выжил, подумал Торранс, но выражать эту мысль вслух воздержался.
– Что Брик, вышла из кухни?
Хейксвилл заглянул за занавеску.
– Ушла, сэр.
– Возле окна не стоит?
Сержант посмотрел в окно.
– Никак нет, сэр. Отошла в другой конец двора. Как и положено хорошей девочке.
– Полагаю, вы принесли какие-то новости?
– Не просто новости, сэр, а кое-что получше. – Хейксвилл подошел к столу и выложил содержимое кармана. – Ваши расписки, сэр. Получены от Джамы. Все до единой. На десять тысяч рупий, сэр! Долг закрыт, сэр! Полностью!
Торранс облегченно вздохнул. Долг – ужасная вещь, но, вероятно, неизбежная, когда хочешь жить по-настоящему, а не влачить жалкое существование. Двенадцать сотен гиней! Как же он влез в такой долг? Безумие! Однако ж теперь все оплачено. Проблемы позади.
– Сожгите расписки, – распорядился он. – Все!
Сержант поднес стопку бумажек к пламени свечи и, когда они вспыхнули и съежились, бросил догорать на стол. Ветерок от опахала развеял дымок и разметал вспорхнувшие черные чешуйки пепла.
– А еще, сэр, Джама, будучи джентльменом, хотя и черномазым нехристем, добавил благодарность. – Хейксвилл высыпал на стол несколько золотых монет.
– Сколько?
– Семьсот рупий, сэр.
– Не сомневаюсь, что он дал больше. Вы меня обманываете, сержант.
– Сэр! – возмущенно напыжился Хейксвилл. – Чтоб мне провалиться, сэр. Говорю как христианин, ни разу в жизни, сэр, ни одной живой души не обманул. Только тех, кто того заслуживал, в коем случае они получили по заслугам, сэр, как сказано в Писании.
– Через пару дней Джама вернется в лагерь, и я у него спрошу, – предупредил капитан, твердо глядя на Хейксвилл а.
– И узнаете, сэр, что все было честь по чести, как и положено между солдатами, сэр. – Сержант засопел. – Больно слушать такое, сэр.
Торранс зевнул.
– Примите мои искреннейшие, глубочайшие и почтительнейшие извинения. А теперь расскажите о Шарпе.
Хейксвилл взглянул на слугу-индийца, бесстрастно дергавшего за веревочку опахала.
– Он понимает английский, сэр?
– Разумеется, не понимает.
– Так вот, сэр, Шарпи больше нет. – Сержант вспомнил, как пинал своего заклятого врага, и его перекосило. От удовольствия. – Раздели ублюдка догола, сэр. И задали так, что до смертного часа не забудет. Хотя и помнить будет недолго, поскольку следует к месту казни. Я его держал связанным, сэр, до передачи людям Джамы. Явились за ним в назначенное время, так что беспокоиться не о чем. Считайте, что его уже и нет на белом свете. Что заслужил, то и получил.
– Вы его раздели? – удивился Торранс. – Зачем?
– Не хотел, сэр, чтобы черномазые нехристи выбросили тело в офицерской форме, хотя ублюдок, сказать по правде, и недостоин был ее носить, поскольку есть выскочка паршивая, сэр. Так что мы его раздели, а форму сожгли.
