Коварство и честь - Орци (Орчи) Эмма (Эммуска) (читаем книги онлайн .txt) 📗
Последнее слово он прохрипел: сэр Перси уже держал его за горло и тряс, как трясут пойманную крысу.
— Негодяй, — зловеще прошипел он, приблизив лицо к лицу врага. Теперь в обычно веселых глазах горел огонь нескрываемого гнева. — Вы подлый и наглый негодяй! Клянусь небом!..
Внезапно его хватка ослабла, лицо изменилось, словно невидимая рука стерла с него свирепую маску ярости и ненависти. Глаза под тяжелыми веками мгновенно смягчились, сжатые губы раздвинулись в издевательской улыбке. Отпустив шею Шовелена, он отступил, и тот, задыхаясь и хрипя, тяжело привалился к стене. Он пытался успокоиться, но колени тряслись. Сэр Перси выпрямился, с самым невозмутимым видом отряхнул изящные руки, словно от пыли, и с мягким, добродушным сарказмом произнес:
— Поправьте галстук! Выглядите омерзительно!
Он подтащил скамью вперед, уселся на край верхом и с поразительным хладнокровием вертел в руках подзорную трубу, пока Шовелен машинально одергивал одежду.
— Так-то лучше, — одобрил сэр Перси. — Теперь этот бант на затылке… немного вправо… манжеты… Вы, дорогой месье Шамбертен, снова выглядите достаточно прилично, само воплощение элегантности и рассудительности.
— Сэр Перси! — злобно прорычал Шовелен.
— Умоляю, примите мои извинения, — с безупречной учтивостью ответил сэр Перси. — Я едва не вспылил, что в Англии считается чертовски дурным тоном. Больше этого не повторится. Умоляю, продолжайте. Так интересно, чертовски интересно! Кажется, вы говорили о хладнокровном убийстве женщины!
— О нет, не хладнокровном. Моя кровь пылает при мысли о справедливой мести!
— Простите! Моя ошибка! Итак, вы говорите…
— Это вы напали на нас! Вы вечно суете нос в чужие дела, вы и ваша проклятая шайка! Мы защищаемся как можем, используя любое оружие, которое только окажется под рукой.
— Такое, как убийство, насилие, похищение и, главное, привычка носить панталоны, покрой которых и святого бы вывел из себя.
— Но и вы пользуетесь тем же оружием. И если бы прекратили вмешиваться в дела Франции, когда впервые избежали наказания за свои махинации, не попали бы в такой переплет, куда вас завели собственные интриги! Оставь вы нас в покое, мы давно забыли бы о вас!
— Какая бы это была жалость, мой дорогой месье Шамбертен! — серьезно заявил Блейкни. — Не хотелось бы, чтобы вы обо мне забыли. Поверьте, за эти два года я так наслаждался жизнью и не отказался бы от этих удовольствий даже ради того, чтобы видеть, как вы и ваши друзья хоть раз в жизни примут ванну или станут носить приличные пряжки на туфлях.
— В следующие несколько дней вам придется не раз насладиться этими удовольствиями, сэр Перси, — сухо пообещал Шовелен.
— Что?! — воскликнул сэр Перси. — Комитет общественного спасения в полном составе примет ванну? Или Революционный трибунал? Который из двух?
Но Шовелен твердо решил не терять терпения. Он настолько не выносил этого человека, что не чувствовал к нему ни гнева, ни неприязни. Только холодную, расчетливую ненависть.
— Для меня удовольствие состоит в том, чтобы употребить всю силу своего ума против неизбежного, — холодно пояснил он.
— Вот как? — жизнерадостно осведомился сэр Перси. — Неизбежное всегда было для меня хорошим вызовом.
— Боюсь, не в этот раз, сэр Перси.
— Так вы действительно считаете, что скоро… — Он красноречиво провел ребром ладони по своей шее.
— Самое большее, через несколько дней, — подтвердил Шовелен.
Сэр Перси встал.
— Вы правы, друг мой, совершенно правы. Проволочки всегда опасны. Если хотите лишить меня головы, делайте это быстро. Лично меня проволочки всегда утомляли до слез.
Он широко зевнул и потянулся.
— Что-то я и в самом деле чертовски устал. Не считаете, что этот разговор длился достаточно долго?
— Не я его затеял, сэр Перси.
— О да, это моя вина, абсолютно моя. Но, черт возьми, старина, я должен был сказать, что покрой ваших панталон невыносимо плох.
— А я со своей стороны сделаю все, чтобы закончить наше дельце как можно скорее.
— Имеете в виду… — Сэр Перси снова провел ребром ладони по горлу и содрогнулся. — Брр! Понятия не имел, что вы так чертовски спешите.
— Мы ждем вашей капитуляции, сэр Перси. Леди Блейкни не может долго находиться в неизвестности. Скажем, через три дня…
— Сойдемся на четырех, месье Шамбертен, и я вечный ваш должник!
— В таком случае через четыре дня, — саркастически ответил Шовелен. — Видите, насколько я сговорчив! Четыре дня, говорите? Прекрасно, мы продержим пленницу в комнате наверху еще четыре дня. А потом…
Он не договорил, пораженный дьявольской мыслью, неожиданно пришедшей в голову, внезапным вдохновением, несомненно, подсказанным нечистым духом. Сейчас он смотрел прямо в лицо врага. И хотя сознавал его силу, больше не боялся. Теперь самое главное — не увидеть, как самая легкая тень подозрения притушит издевательский свет в этих насмешливых глазах, как дрожь пройдет по тонкой руке, обрамленной бесценными мехельнскими кружевами.
На несколько секунд в комнате воцарилось полное молчание, прерываемое только учащенным дыханием человека, казавшегося задетым этой ситуацией. И не сэр Перси Блейкни был этим человеком. Он оставался недвижим: подзорная труба в руке, добродушная улыбка на губах.
Где-то вдалеке церковные часы пробили час. Только тогда Шовелен облек свой злодейский план в слова.
— Четыре дня, — медленно выговорил он, — мы будем держать пленницу в комнате наверху. Капитану Бойе будет отдан приказ пристрелить ее на пятый.
И снова воцарилось молчание. На этот раз не больше чем на секунду. Только далеко, у реки Стикс, где не существует времени, злые духи и лукавые демоны взвыли, восторгаясь адской подлостью человека.
Пока Шовелен ожидал ответа врага на это чудовищное заявление, казалось, все вокруг замерло в ожидании. Сверху доносились тяжелые шаги. И неожиданно по приемной пронесся искренний веселый смех.
— Вы действительно самый дурно одетый человек из всех, кого я знал, мой дорогой месье Шамбертен, — добродушно заметил сэр Перси. — Вы просто должны позволить мне дать вам адрес прекрасного портного, которого я нашел в Латинском квартале. Ни один порядочный человек не пойдет на гильотину в таком жилете, какой носите вы! Что же до ваших башмаков…
Он снова зевнул.
— Но вы должны извинить меня! Вчера я поздно вернулся из театра и не успел выспаться. Поэтому должен сейчас уйти. Желаю всех благ.
— Разумеется, сэр Перси, — довольно кивнул Шовелен. — Пока что вы остаетесь на свободе, потому что я один и безоружен, а кроме того, у этого дома толстые стены и мой голос не услышат наверху. К тому же вы настолько ловки, что, вне всякого сомнения, ускользнете от меня до того, как капитан Бойе и его люди придут на помощь. Да, сэр Перси, в эту минуту вы свободный человек. И вольны уйти отсюда живым и невредимым… Но даже сейчас вы не настолько свободны, как считаете. Можете презирать меня, обливать пренебрежением, оттачивать остроумие на мой счет, но не свободны вышибить из меня дух, тряхнуть меня как крысу. И сказать почему? Потому, что теперь знаете: не явись я в назначенный срок к капитану Бойе, он без всяких угрызений совести пустит пулю в пленницу.
На это заявление Блейкни откинул голову и заразительно рассмеялся.
— Вы просто бесценны, дорогой месье Шамбертен! — весело воскликнул он. — Но все-таки нужно следить за своим галстуком! Он опять сбился набок, в процессе пылкой речи, разумеется. Позвольте предложить вам булавку.
И он с неподражаемым дружелюбием вынул булавку из собственного галстука и протянул Шовелену, который, не в силах сдержаться, вскочил.
— Сэр Перси! — прорычал он.
Блейкни мягко, но решительно надавил ему на плечо, вынуждая сесть.
— Легче, легче, дорогой месье. Не теряйте самообладания, которым вы так славитесь. Ну вот, позвольте мне поправить вам галстук. Немного потянуть здесь, осторожно щелкнуть по узлу, и ваш галстук может считаться самым идеально повязанным во Франции.
