Беглая монахиня - Ванденберг Филипп (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
Магдалена локтем ткнула в бок Рудольфо, все еще сидевшего с опущенной головой. Тогда незнакомец подал голос. Ему пришлось бороться с завываниями ветра, чтобы его могли расслышать:
— Я Примус, не пугайтесь!
Канатоходец порывисто вскочил, а Магдалена поднесла к мокрому от дождя лицу чужака факел.
— Я приношу свои извинения, — начал тот твердым голосом, — от своего имени и от имени остальных Незримых, обвинявших вас в нечистоплотных махинациях. Tacent libri suo loco.
Магдалена вопросительно посмотрела на Рудольфо. Хотя ее познаний в латыни было достаточно, чтобы понять слова незнакомца, для нее осталось загадкой, что он имел в виду. Канатоходец отвел глаза. Когда она снова обернулась к странному человеку, того уже не было.
Глава 12
Наутро канат вяло свисал с башни собора, и возничие собирались натянуть новый, сухой. За ночь весть о безрассудном представлении канатоходца и о том, что он готов повторять свое выступление еще в течение двух дней, разлетелась по городу с быстротой молнии.
Бездельники, никчемные люди и стайка красоток, которых в Майнце, как и в любом другом городе, не было недостатка, уже вскоре после восхода солнца во всю глотку препирались в борьбе за лучшие места перед собором. С той же быстротой, с какой она пронеслась над городом, буря переместилась за холмы горного массива Хунсрюк, оставив после себя желанную прохладу.
Рудольфо и Магдалена провели ночь в его фургончике, тесно прижавшись друг к другу, но, несмотря на близость, между ними образовалась странная дистанция. Если доктор на грузовом корабле задал ей немало загадок, то слова мужчины в соборной башне неотступно преследовали Магдалену всю бессонную ночь. Именно потому что он не назвал
своего настоящего имени, она теперь нисколько не сомневалась, что это был один из Девяти Незримых. Вот только почему он извинялся перед Рудольфо, осталось для нее тайной, как и кое-что другое.
Пока канатоходец спал, она открыла окошко фургончика и сощурилась в лучах восходящего солнца. От собора повеяло приятной свежестью. Помощники курфюрста, рассыпавшись по площади, начали возводить похожие на церковные кафедры помосты и устанавливать кресты, предназначение которых поначалу укрылось от Магдалены. И лишь когда показался секретарь курфюрста Иоахим Кирхнер в сопровождении четырех лакеев в красных ливреях, каждый из которых нес пачку бумаг, ей стало ясно, что его высокопреосвященство злоупотребляет канатоходцем и его цирковой труппой.
Магдалена бесцеремонно растолкала Рудольфо и потребовала, чтобы он выглянул в окно. Тот, не скрывая раздражения, послушался, но, будучи сонным, не понял причины ее крайнего возбуждения и вопросительно посмотрел на подругу.
— Альбрехт Бранденбургский использует нас, чтобы выманить народ из дома! — горячилась она.
— И что тут такого предосудительного? — спросил канатоходец, протерев заспанные глаза.
— Разве ты не видишь, что притащили лакеи? Это индульгенции, море индульгенций, с помощью которых архиепископ собирается пополнить свою казну. А чтобы горожане с готовностью раскрывали свои кошельки, проповедники будут пугать их вечным проклятием и чудовищными адскими мучениями.
Рудольфо, качая головой, продолжал разглядывать площадь из окна.
— Никто не принуждает их, даже его высокопреосвященство Альбрехт Бранденбургский, — заметил он. — Кстати, сколько нам платит господин?
— Пятьдесят гульденов авансом!
Канатоходец выпятил нижнюю губу.
— Пятьдесят гульденов авансом? За такие деньги пусть использует сколько угодно.
— Но ведь это несправедливо и недостойно Святой матери Церкви!
— Тут и обсуждать нечего. — Рудольфо пожал плечами. — Почти все, что в наши дни проделывается от имени Святой матери Церкви, недостойно ее. Образ жизни и пап, и кардиналов скорее похож на поведение мракобесов, чем порядочных работников на винограднике хозяина. Так ведь, кажется, сказано в Библии?
Магдалене было нечего возразить. На самом деле она была страшно разочарована, потому что ей никак не удавалось перевести разговор на более важную тему. В дверь постучали.
Магдалена проворно накинула платье, а Рудольфо исчез в той части фургончика, которая служила спальней. На ступеньках перед входной дверью стоял секретарь его курфюрстшеской милости и пытался по мере сил придать себе дружелюбный вид. Это выражалось в том, что он немного склонил голову набок и скривил рот в заранее подготовленной улыбке, — рыночный торговец и тот сыграл бы лучше.
— Мой досточтимый господин, его преосвященство курфюрст Альбрехт Бранденбургский, — начал Кирхнер, не поздоровавшись, — желает, чтобы сегодня не было всяких маскарадов и фиглярства, чтобы проповедники отпущения грехов могли вершить свое дело в достойном обрамлении. Его курфюрстшеская милость передают, что ваши сборы от этого не пострадают.
— Так, так, так, не пострадают, — передразнила Магдалена Кирхнера, — этого еще не хватало! А досточтимый господин курфюрст, наисветлейший Альбрехт Бранденбургский, подумал о том, что народ, который уже сейчас спозаранку стекается отовсюду, прежде всего приходит ради цирка, чтобы увидеть Великого Рудольфо? Отмена выступления страшно рассердит жителей Майнца. Они закидают ваших проповедников тухлыми яйцами, и я уверена, что ни один гульден не зазвенит в ваших ящиках!
Похоже, слова Магдалены произвели впечатление на секретаря. Он на миг задумался и с достоинством ответил:
— На самом деле вы не так уж неправы. Было бы дело за мной, я бы разрешил артистам и проповедникам выступать вместе. И тем и другим была бы от этого польза. Но его курфюрстшеская милость решили иначе.
Еще во время их беседы неподалеку раздался резкий голос продавца индульгенций. Кирхнер пожал плечами, что должно было означать: весьма сожалею, но ничего не могу поделать, — и тут же исчез.
В уединенности монастырской жизни Магдалена еще ни разу не слышала проповедника, отпускающего грехи; это были в основном монахи-доминиканцы, которые сотнями бродили по стране и за звонкую монету красочно расписывали картины смерти, рассказывали о дьяволе и вечных адских муках. Поэтому любопытство погнало ее на Либфрауэнплац, откуда доносился громкий голос проповедника.
Доминиканец, маленького роста и явно не страдающий от недоедания, с зачесанной вперед прядью волос шириной с палец на выбритой наголо голове, на все лады воздействовал скорее слабым, чем зычным, голосом на горстку запуганных слушателей. Временами ему отказывал голос, и тогда он прибегал к резким, судорожным жестам. Произнося слова «дьявол» и «ад», он, дабы усугубить производимое впечатление, протягивал к слушателям растопыренные пальцы обеих рук, отчего дети в испуге зарывались в материнские юбки, а видавшие виды мужчины закрывали лицо локтем.
Когда Магдалена подошла к ним, он как раз вошел в раж:
— О вы, грешники перед ликом Господним, как тяжко будет у вас на душе, когда вы, предавшись блуду, станете добычей геенны огненной и ее чертей. Издалека вы будете слышать глас Господень: «Идите, проклятые, в вечный огонь!», ибо вы не достойны Его лика. Лишь адские привидения, ужасные маски и злых духов, которым служили, будете встречать вы на своем пути. Подумайте, каково будет у вас на душе, когда вы впервые увидите железные врата адовы, выкованные из железа засовы, которые никогда уже больше не откроются для вас, когда вы изо дня в день будете слышать отчаянные вопли проклятых, вой и зубовный скрежет лютых волков и драконов. Когда вас будут лизать раскаленные языки адского пламени, по сравнению с которым земной огонь — прохладная роса. Вы будете кричать: «Ах, чего мы лишились! А ведь могли бы со святыми ангелами воспарить на небо, к вечному блаженству». Но я говорю вам: еще не поздно. Покупайте полное отпущение грехов, вымоленное для вас досточтимым князем-епископом Альбрехтом у Папы Римского на благо своих чад. Рейнский гульден за одну индульгенцию. Это много денег и в то же время мало, если вспомнить, от чего избавляет вас этот гульден.
