Искатель приключений. Книга 1 - де Монтепен Ксавье (е книги TXT) 📗
— Маркиз, — сказал мальчик, — я видел, что вы не можете справиться с вашей лошадью, что поводья оборвались и что вы погибли, если вам не помочь. Я нисколько не рассуждал о том, что делал, и хотя вы называете мой поступок безумным, но, как видно, он вовсе не таков, если мне удалось помочь вам.
Маркиз изумился удивительному хладнокровию и непритворной скромности мальчика.
— Ты храбр! — вскричал он наконец, — храбр, как старый солдат!
— Не знаю, — возразил Рауль.
— Как? Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что не знаю, храбр ли я; я только ничего не боюсь, вот и все.
Это было тонкое различие. Услышав его, маркиз не мог удержаться от улыбки во второй раз.
— Дитя мое, — сказал он, — ты здешний?
— Разве вы никогда меня не видали, маркиз? — спросил Рауль с удивленным видом.
— Нет, не видал, по крайней мере никогда не замечал…
— Я местный.
— Как тебя зовут?
— Рауль.
— Как зовут твоего отца?
— Роже Риго.
Маркиз нахмурил брови.
— Отставной гвардейский солдат?
— Да, маркиз.
— Беден он, не так ли?
— Очень беден.
— И живет браконьерством, как говорили мне лесные сторожа, — прибавил маркиз.
— Ваши сторожа солгали! — с гордостью вскричал Рауль.
«О чем я говорю с этим ребенком? — подумал маркиз. — Сын не может и не должен обвинять отца!»
Наступила минута молчания, потом Режинальд продолжал:
— У отца твоего много детей?
— Нет, я один.
— Твой отец тебя любит?
— Не думаю.
— Стало быть, он дурно обращается с тобой?
— Иногда.
— К чему он тебя приучает?
— Ни к чему. Он научил меня только читать. Он сам больше ничего не знает, и я также.
— Хочешь ты научиться чему-нибудь другому?
— О! да!.. Но это невозможно!
— Думал ли ты когда-нибудь о будущем?
— А что такое будущее, маркиз?
— Это время еще отдаленное, в которое ты перестанешь быть ребенком и станешь взрослым мужчиной.
— Да, я часто об этом думал.
— Что же ты намерен делать, когда наступит это время?
— Как только вырасту, я определюсь в солдаты, пойду на войну, чтобы возвратиться офицером и богатым.
— Разве ты хочешь иметь деньги?..
— Очень хочу.
— Зачем?
— Затем, что отец мой твердит беспрестанно, что человеку богатому не остается ничего желать, и что тогда пользуешься всеми удовольствиями и всевозможным счастьем на свете.
Маркиз вздохнул и обратил к небу глаза, наполнившиеся слезами, потом с грустью прижал к губам медальон с волосами тех, которых он так любил и которых еще до сих пор оплакивал. Рауль приметил эту грусть и не сказал более ни слова. Маркиз де ла Транблэ продолжал:
— Дитя мое, я сам хочу отвести тебя к отцу и сказать ему, что я обязан тебе жизнью…
— Как хотите. Только, пожалуйста, постарайтесь, чтобы он не прибил меня, а то вот уже два дня, как я убежал из дома…
— Будь спокоен, он до тебя не дотронется; но скажи мне, дитя мое, зачем ты убежал от отца.
— Я боялся, чтобы он не прибил меня.
— Что же ты сделал?
— Ничего.
— Однако же гнев твоего отца против тебя должен был иметь какую-нибудь причину, я полагаю…
— Никакой. У него не было денег, но ведь я в этом не виноват… а когда у него нет денег, он всегда бьет меня. Должно быть это его утешает.
— Бедное дитя! — прошептал маркиз.
— Итак, — спросил Рауль, — мне сегодня нечего бояться?
— Нечего, — отвечал Режинальд, — и сегодня и никогда!
— Если так, — весело вскричал ребенок, — я охотно пойду с вами.
Рауль сделал несколько шагов за маркизом, который подходил к своей лошади; но вдруг его румяные щеки побледнели, кровь потекла из раны, ноги подогнулись и он упал на траву. Испуганный этим неожиданным припадком, маркиз снова принялся ухаживать за Раулем, который почти тотчас же пришел в себя и встал, говоря:
— Ну вот все и кончилось…
— Хорошо, — вскричал маркиз, — но все-таки я вижу, что ты не в состоянии дойти до дому пешком.
— Ах, нет! Я дойду как нельзя лучше… — отвечал Рауль.
— Я не позволю…
— Если вам не угодно, я останусь здесь…
— Нет…
— Но ведь вы сами сказали, что не хотите, чтобы я шел…
— Ну да… я возьму тебя к себе на лошадь. Ты не будешь бояться ехать таким образом?
— Бояться! — повторил Рауль с насмешкой. — Я сам умею ездить верхом!
— Право? — сказал маркиз шепотом несколько недоверчивым.
Этот тон задел за живое непомерное самолюбие ребенка, силы которого на время возвратились. Он подбежал к лошади, которая присмирела от жестокого урока, полученного ею, и спокойно жевала траву, которую мундштук не позволял ей проглотить. Рауль вскочил на седло, подобрал оборванные поводья, ударил лошадь по боку и пустился в галоп, заставив ее перепрыгнуть через ствол упавшего дерева. Маркиз смотрел на это с возрастающим изумлением и шептал про себя:
«Я не ошибся, это ребенок необыкновенный!.. Как жаль, что он не мой сын!..»
Рауль соскочил с лошади.
— Теперь вы видите, маркиз, что я сказал правду, — пролепетал он, голосом едва внятным, потому что новая слабость овладела им, кровь начала течь опять и бледность увеличилась.
Маркиз обвязал платком грудь Рауля и, посадив его на лошадь впереди себя, поехал шагом в деревню, куда, по всей вероятности, не должен был возвращаться никогда. Дорогой он продолжал с Раулем разговор, начало которого мы рассказали, и при каждом ответе мальчика все более и более удивлялся его здравым суждениям и необыкновенно быстрой понятливости. Часа через полтора маркиз остановил свою лошадь у хижины браконьера и позвал его. На этот зов вышла только жена Роже, потому что самого браконьера не было дома. Маркиз передал ей Рауля, рассказал в нескольких словах, что случилось, и попросил ее сказать мужу, чтобы он пришел в замок, как только вернется. Крестьянка обещала.
Приехав домой, маркиз опустился в широкое кресло возле окна в гостиной и погрузился в продолжительные и глубокие размышления. Он думал, что само Провидение свело его с Раулем, и спрашивал себя, не указывало ли оно ему тем самым, что этот ребенок должен был заменить для него сыновей, которых он лишился. Мысль усыновить Рауля и сделать его наследником своего имени и состояния возникла в его уме.
У маркиза не было других наследников, кроме довольно дальних родственников; но все они были сами богаты, носили другую фамилию, и притом маркиз был совершенно равнодушен к ним. Между многочисленными горестями его жизни одна заключалась в мысли, что его старый замок и обширные земли увеличат, после его смерти, уже без того огромное состояние его родственников. С другой стороны, в сердце маркиза зарождалась живейшая привязанность, непреодолимое сочувствие к непонятному ребенку, к этому маленькому крестьянину, столь грациозному и столь храброму, пролившему кровь ради него. Может быть, эта привязанность примирит его с жизнью и наполнит утешением и радостью дни его старости? Притом вне всех этих уважительных причин не было ли еще такой, которая одна должна была сильно перевешивать весы?.. Вырвать Рауля из рук жестокого и злого отца и доставить молодому орленку средства распустить свои крылья не значило ли совершить благочестивое и благотворительное дело — дело, внушенное самыми простыми и самыми сладостными чувствами признательности?
Вот что маркиз де ла Транблэ повторял себе, когда камердинер вошел в гостиную и доложил, что крестьянин Роже Риго пришел в замок по его приказанию.
— Приведи его сюда, сию же минуту, — отвечал старик.
Узнав от жены о том, что случилось утром, браконьер почуял прибыль, обласкал Рауля вместо того, чтобы избить его по обыкновению, тотчас надел лучшее платье и, не теряя ни минуты, побежал в замок.
Камердинер ввел его к маркизу. Отцу Рауля было около сорока лет. Высокий, сильный, он мог бы считаться красавцем, в самом пошлом значении этого слова; то есть, у него были очень широкие плечи, крепкие ноги и мускулистые руки, как у тех странствующих Алкидов, которые на ярмарках и на публичных площадях, поднимают тяжести в четыреста фунтов. Ухватки его выказывали военную крутость, и он продолжал носить длинные и черные, кверху загнутые усы, как будто все еще находился в службе. Его энергичное лицо, загорелое от солнца и от всяких непогод, выражало грубые и неистовые страсти; взгляд не был чистосердечен, а улыбка тонких губ как будто всегда скрывала ложь.
