Шпионские игры царя Бориса - Асе Ирена (полные книги txt) 📗
Пауза затягивалась. Щелкалов думал про себя: «Ну, хоть не молчи. Скажи же что-нибудь!». Любое решение казалось дьяку менее страшным, чем это печальное ожидание.
А Борис Годунов расслабленно сидел на троне и молчал. Знал бы глава Посольского приказа, о чем думал государь в этот момент: «Опять сердце заболело. В очень неподходящий момент. Лекаря что ли кликнуть? Нет, нельзя. Щелкалов – враг, он не должен видеть, насколько я слаб. Не должен. Может, боль пройдет?»
Но дьяк не знал, о чем думал его повелитель. И испытывал все больший страх. Казалось, скоро у него начнут подкашиваться ноги.
Прошло несколько томительных минут. Наконец, государь всея Руси устало произнес:
– Значит, писал письмо королевич Густав своему брату королю Сигизмунду? Что же, понимаю, почему писал – неведомо ему собственное будущее. То, что он так себя повел, моя промашка, надо было раньше принца землями наделить, тогда бы мне верен был. Собирался я о том указ написать, да не успел. А польскому канцлеру Льву Сапеге грамоту, обеспечивающую безопасность, тебе надлежит выдать. Можешь идти!
На негнущихся ногах дьяк Щелкалов вышел из Грановитой палаты и поспешил к ближайшему нужнику…
Только после ухода главы Посольского приказа царь поманил рукой дежурного стольника и, когда тот подошел ближе, повелел позвать находившегося в тот день в Кремле доктора Хильшениуса…
Тогдашнее польское воеводство можно территориально сравнить с областью, которая делилась на районы-староства. – Прим. авторов.
Елизавета родила мужу четверых детей при нескольких неудачных родах. – Прим. авторов.
Глава 19. Шведская наглость
Погожим летним днем Афанасий Власьев наблюдал, как расторопные холопы князя Буйносова-Ростовского помогали разгружать корабли на пристани в Ивангороде. Крепкие грузчики сноровисто катили на берег бочонки с рейнским вином и с добротной селедкой, тащили на спинах мешки с солью, бережно несли на руках пачки писчей бумаги, складывали на берегу итальянское изобретение – пистолеты. Все эти товары Афанасий Иванович закупил в Любеке для нужд царского двора.
Взгляд Власьева упал на крепость Ивангород и он невольно залюбовался ею. Построенная на Девичьей горе напротив Нарвы дедом Ивана Грозного, великим государем Иваном III, крепость казалась неприступной. Стояла она на горе, на месте, где река Нарова делает изгиб, потому с трех сторон была окружена водой. А скорость течения Наровы в этом месте (3 метра в секунду) не давала реке замерзнуть зимой. Крутизна горного склона не давала возможность идти на штурм ни с правого, ни с левого фланга. А на стенах крепости стояли мощные пушки. Именно они в Ливонскую войну открыли по Нарве такой огонь, что горожане предпочли сдаться.
Были видны Афанасию Власьеву и пороги, где волоком перетаскивались к причалу у крепости мелкие суда и перегружались крупные, не способные преодолеть преграду. Получалось, что и вся торговля по реке контролировалась из Ивангорода.
Неожиданно русский посол увидел, как от нарвского берега отплыла лодка, в которой вместе с гребцами плыл какой-то швед в шляпе с пером. «Видно, важная птица», – подумал Афанасий Иванович Власьев. Стало тревожно, с чего бы это шведам посылать парламентера?
Знал Афанасий Иванович, что шведский герцог Карл требовал от Москвы вступить в войну с Речью Посполитой, Москва в ответ потребовала передать ей Нарву, герцог, чтобы добиться своего без территориальных потерь, пригрозил прервать торговлю и выслать из Нарвы русских купцов. В Нарве же находилось шведское посольство, желавшее отправиться в Москву на переговоры. Но из-за осложнения в отношениях двух стран скандинавских послов не спешили пускать на русскую землю.
– Боярин, – сказал Власьеву незаметно подошедший князь Буйносов-Ростовский. – Ты ведь иноземную речь ведаешь, тебя сам Бог послал. Прошу, поговори со шведом.
Лодка достигла русского берега Наровы быстро. И неудивительно. Что тут плыть – в самом узком месте метров 150 всего и будет. Шведский трубач поднес горн к губам, словно в ясный солнечный день из крепости могли не заметить парламентера. Афанасий Иванович шел к шведам, не торопясь, вальяжно, чтоб осознали, какую честь им оказывают – сам дьяк Казанского дворца будет разговаривать с ними. Шведы, впрочем, не стали вести себя слишком горделиво – дворянин в шляпе с пером какой-то африканской птицы (да кто из русских может разобрать, какой именно?), трубач и два солдата с пиками двинулись навстречу.
Власьев не стал даже отвечать на поклон шведа, он – боярин, а кто они такие?! Шведский дворянин представился лишь частично:
– Я послан комендантом Нарвы Пером Столпе.
– Говори, что надобно вашему коменданту?
– Комендант желает знать, на каком основании в Ивангороде, вопреки договору, заключенному между Московией и королевством свевов, готов и вандалов разгружается торговый корабль?! По мирному договору все корабли должны разгружаться в Нарве и платить пошлину. А плавать за море московиты вообще не имеют право!
– Холоп, я – боярин Афанасий Власьев. Я от великого государя и царя всея Руси, Великого князя московского. Великого князя Тверского, царя Казанского и Астраханского и прочая, и прочая, и прочая, ездил послом к императору Священной Римской империи Рудольфу II, – отчеканил Власьев.
Услышав слово «холоп», шведский дворянин побелел, словно пощечину получил. За шпажонку рукой схватился. А Власьев продолжал говорить, словно сквозь зубы цедил слова:
– Никаких товаров для торговли здесь нет. Сие имущество дипломатическое, для царя из империи ввозимое. И пошлину за него платить не требуется.
– Ложь! – нагло заявил швед. – Ни один корабль не должен приставать к Ивангороду. Мало того. Его Высочество, герцог Карл Зюндерманландский полагает: согласно мирному договору, послы московские для поездок по морю должны нанимать только суда шведские, а любекским кораблям тут не бывать.
Швед осмотрелся по сторонам. На лице его появилась ехидная улыбка. В это время Афанасий увидел, как из-за мыса выплывают три шведских военных корабля.
– Потому, – продолжил посланец коменданта Нарвы, – корабль ганзейский в море не выплывет. Надлежит ему сдаться и приплыть в Нарву, где он будет конфискован. Ежели моряки немецкие не согласятся, то повешены будут.
В крепости пушкари бежали к пушкам, на стены поднимались стрельцы с пищалями. Шведские корабли притормозили ход: с более близкого расстояния они лишь частично повредили бы своими орудиями стены Ивангорода, а вот русские пушкари быстро утопили бы их суда в Нарове.
– До сношений императора и царя нам дела нет, – продолжил швед, и пошлину вам платить должно.
Афанасий Иванович чуть не поперхнулся от такой наглости. А швед продолжил:
– И надобно бы тебя как злостного неплательщика арестовать.
«За слово «холоп» мстит, что ли?» – подумал русский дипломат.
Между тем шведские солдаты стали справа и слева от него, показывая знаками, мол, иди в лодку, арестованный.
Боярин махнул рукой, на стене князь Буйносов-Ростовский тут же дал команду, стрельцы навели на шведов сотню ружей. Парламентер дрогнул, растеряннно посмотрел по сторонам.
– Пошел прочь, холоп! – с презрением произнес Власьев.
Боярин, не ожидая ответа, повернулся и двинулся к кораблю, который нанял в Любеке. Поднялся на борт. Грузчикам велел:
– Продолжайте разгрузку!
– Что случилось? – поинтересовался Ганс Мюллер.
Власьеву стало жаль капитана. За время поездки он понял, что шкипер – человек честный и смелый. Немец оказался истинным моряком: не боялся непогоды, во время плавания никогда не унывал, хорошо вымуштровал свою команду. И вот предстояло сообщить ему ужасные новости.
– Похоже, отношения между шведами и великим государем опять ухудшились. Шведы утверждают, будто мы обязаны были пристать к Нарве, в наказание хотят конфисковать товар и корабль.
Ганс захохотал:
– Пусть попробуют! Доннер веттер! – они узнают, что такое немецкие моряки. Ваше Превосходительство, но я не понимаю, почему они столь наглы. Вы же посол.
