Гавань измены (ЛП) - О'Брайан Патрик (список книг .txt) 📗
Капитан оставался на палубе до самой ночной вахты — самой жаркой ночной вахты из всех, что он пережил — вслушивался в рев ветра и отчетливый глубокий звук хода корабля, наблюдал за необычным мерцанием света в изгибах волны, вздымающейся у носа, опускающейся к миделю и снова поднимающейся. Потом волна ломалась за кормой, в пылающем кильватерном следе, который простирался далеко во тьму, и хотя еще много песка летело вдоль палубы, мелкая, похожая на туман пыль исчезла.
Время от времени капитан закрывал глаза, пошатываясь из-за качки, и в эти моменты корабль пролетал сквозь его мечтания подобно песчаной буре: однако «Ниоба» шла легко — пока обе вахты находились на палубе, свернули нижние паруса, поэтому корабль плыл почти без усилий. Бакштаги потеряли стальную упругость, а крамбол левого борта изредка опускался в воду.
— Все внимание вперед, — велел капитан после четырех склянок.
— Есть, сэр, — пришел обратно по ветру ответ.
Джек узнал по голосу молодого Тапджоя из грот-марсовых, на него можно положиться.
— Мистер Роуэн, — сказал он, — я отправляюсь спать. Позовите меня, как только покажутся острова.
Пока он шёл по палубе, штормовой ветер подталкивал его в спину. Сильный, как и раньше. И такой же жаркий и удушливый, как в полуденный зной. Но когда Джек с трудом пробился сквозь густую пелену тяжёлого сна, а Кэлэми тряс его кровать и кричал: «Острова видны, сэр! Острова прямо по курсу!», — капитан не удивился, обнаружив, что крен корабля едва ощущается, а через открытый люк не влетает ни малейшего дуновения ветра.
Недремлющая часть его сознания (к сожалению, не самая большая) подсказала, что ветер постепенно стихает. Эта мысль выбрала необычный способ пробиться через барьер невероятной усталости — сквозь сон, начавшийся с бешеной скачки на лошади, великолепной лошади, которая постепенно сжималась и уменьшалась, и с каждым мгновением Джеку становилось всё неудобнее, пока, наконец, не стало мучительно стыдно, потому что ноги уже с обеих сторон касались земли, и толпа на улице смотрела на него с неодобрением.
И хотя сообщение о ветре было зашифровано подсознанием, его значение через некоторое время прояснилось, потому что сейчас капитан вполне смирился с текущим положением вещей. Пытаясь разлепить глаза, Джек поднялся на палубу. Действительно, по правой стороне и прямо по курсу показались острова, хорошо различимые в лучах восходящего солнца: они образовали небольшой, причудливо расположенный архипелаг, охраняющий выход из залива, а прямо за ними простиралось Красное море во всей своей ширине.
Хотя воздух оставался горячим, это было уже не то, что вчера, за левым островом виднелся мыс, обозначавший конец залива, а потом побережье резко уходило на восток и терялось из виду, до левого берега было не менее пятидесяти миль, насколько Джек помнил карту.
Теперь можно было не опасаться подветренного берега, мистер Макэлуи указал проход между двумя самыми восточными островами, «Ниоба» совершила поразительно быстрый переход, и всё, кроме ветра, было идеально. Но ветер — важнейшая составляющая успеха — умирал, умирал, умирал...
Джек осмотрелся, собираясь с мыслями: вахта правого борта драила палубу, смывая большой струёй воды из насоса кучи затвердевшей грязи, которая образовались на борту из пыли, забившей каждый уголок, не погруженный в море, и из шпигатов выстреливали мощные струи воды с песком, растворяясь в мутном желтом море.
Обычно он не вмешивался в операции такого рода и не беспокоил отдыхающую вахту, но в этот раз приказал:
— Всей команде ставить паруса. Поднять брам-стеньги.
«Ниоба» расправила крылья, пытаясь поймать ничтожные остатки ветра, и под кораблём снова зашумела вода. Отлив придал скорости, корабль довольно быстро пробежал через острова и вышел в открытое море, представляя собой впечатляющее зрелище с распущенными лиселями и брамселями.
Но все же самый красивый вид корабль приобрел, когда солнце подкралось к зениту, и сейчас «Ниоба» несла почти все паруса: бом-брамсели, трюмсели и необычно легкие верхние стаксели — вдобавок ко всему на корабле от носа до кормы растянули навесы от невыносимой жары.
Большую часть утра Стивен был занят в лазарете, неожиданный шквал такой тяжести всегда влек за собой кошмарные растяжения и синяки среди моряков, частенько и переломы; а в этот раз ему пришлось еще и латать бедных поранившихся турок. Закончив с ранеными, Стивен пошел в каюту Хайрабедяна. Его не удивило, что там оказалось пусто: переводчик почти полностью выздоровел и больше жаловался на одиночество и жару. Поэтому Стивен отправился на квартердек, где, если бы он посмотрел в зазор между своим тентом и следующим, обнаружил бы нечто, похожее на издевательство: аккуратно расправленные, точно обрасопленные паруса вяло висели вообще без движения, а команда, еще вчера отчаянно трудившаяся, подвергая себя опасности, уже украдкой скребла бакштаги, чтобы вызвать ветер, и тихонько насвистывала.
— Доброе утро, доктор, — поздоровался Джек, — как там ваши пациенты?
— И вам доброго утра, сэр. Бедняги устроены с комфортом, насколько это возможно, но один сбежал. Вы видели мистера Хайрабедяна?
— Да. Он только что промчался по проходу правого борта, прыгая как мальчишка. Вот он, на носу стоит, там, где вперед выдается кат-балка. Желаете с ним поговорить?
— Нет, теперь я вижу, что с ним всё хорошо. Хотя, похоже, это единственная счастливая душа на этом корабле скорби. Смотрите, как весело он что-то говорит Уильяму Плейсу, и как угрюмо тот отворачивается и уходит, несомненно, тоскуя об утраченном ветре.
— Возможно. Похоже, не все мы придерживаемся философии бимбаши, некоторые «сюрпризовцы» скорее предпочли бы богатство, и их мучает мысль, что галера от нас ускользает, неустанно гребя на север, вне зависимости от ветра, в то время как мы сидим и жаримся, бездействуя. Если бы шквал не смел шлюпки, я уверен, они сейчас бы буксировали корабль, будь такая возможность.
— Я говорил с Хасаном о ветрах в этом регионе. Он говорит, что зачастую за «египтянином» следует штиль, а затем обычно снова задувает северный ветер.
— Правда? Отличный парень. Я примерно так и думал, но искренне рад услышать подтверждение из такого источника.
Остальные обитатели квартердека, не считая рулевого, привязанного к своему посту, сместились ближе к левому борту и делали вид, что не прислушиваются к разговору. Но «Ниоба» — корабль небольшой, а в этом почти штиле, когда лишь едва журчит вода за бортом, они и так всё слышали, хотели того или нет. «Обычно снова задувает северный ветер» — означало возможное богатство, и на квартердеке расцвели улыбки. В порыве алчности Уильямсон прыгнул на бизань-ванты, крикнув Кэлэми: «Давай наперегонки до клотика!».
— А он не упомянул, как долго будет штиль? — спросил Джек, утирая пот с лица.
— Говорил дня два-три, — ответил Стивен, и улыбки померкли, — но отметил, что все в руках Божьих.
— Что, чёрт побери, он собирается делать? — воскликнул Джек, видя, что переводчик снял рубаху и встал на бортик, — мистер Хайрабедян, — окликнул он, но слишком поздно — хотя Хайрабедян и услышал, но уже находился в воздухе. Он вошел в теплое, непрозрачное море с едва заметным всплеском, под водой вдоль борта поплыл к корме и вынырнул у грот-русленей, глядя на ют и хохоча.
Вдруг его дружелюбное лицо дернулось — он наполовину выскочил из воды — мелькнули плечи и грудь. Под ним виднелась длинная тень, Хайрабедян все еще смотрел вверх и пронзительно верещал с открытым ртом, а его уже с немыслимой яростью как тряпичную куклу мотало из стороны в сторону, потом он исчез в бурлящей воде.
Его голова еще раз показалась из-под воды, еще узнаваемая, и огрызок руки, но уже не менее пяти акул яростно сражались в кровавой пене, и через несколько мгновений не осталось ничего, кроме красного облака в воде, в котором хищники жадно искали добычу, к ним спешили новые твари, острые плавники вспарывали поверхность моря.
Потрясенное молчание повисло над кораблем до тех пор, пока старшина-рулевой многозначительно не кашлянул: песок в получасовых часах почти весь пересыпался.
