Гуарани - де Аленкар Жозе (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Авентурейро под руководством дона Антонио воздвигали защитные сооружения, чтобы сделать скалу, на которой стоял дом, еще более неприступной.
Одни из них строили укрепления вокруг площадки; другие устанавливали перед домом кулеврину, которую фидалго еще два года назад предусмотрительно велел привезти из Сан-Себастьяна. Словом, весь дом стал выглядеть как военный лагерь, и это означало, что час сражения близок. Дон Антонио готовился достойным образом встретить врага.
И должно быть, во всем доме только одна душа оставалась совершенно безучастной ко всему, что творилось вокруг: то была Изабелл, не думавшая ни о чем, кроме своей любви.
После рокового признания, вырванного у нее из сердца какой-то неодолимой силой, каким-то порывом чувства, в котором она не могла дать себе отчет, несчастная девушка ушла и затворилась у себя в комнате. Она готова была умереть от стыда.
Она припоминала свои слова и в ужасе спрашивала себя, как у нее хватило храбрости произнести вслух то, что раньше она стыдилась сказать даже глазами. Ей казалось, что теперь при каждом взгляде Алваро она будет сгорать от стыда.
Но любовь ее оставалась все такой же страстной; больше того, может быть, чувство, которое она так долго подавляла, от помех на его пути, от всей этой борьбы с собой становилось еще сильнее.
Несколько обращенных к ней ласковых слов Алваро, касание его рук, тот миг, когда она, забыв обо всем, припала к его груди, — все это снова и снова вставало у нее в памяти.
Душа ее, подобно бабочке, вьющейся вокруг цветка, беспрестанно кружилась вокруг этих все еще свежих воспоминаний, чтобы еще раз пережить ту первую радость, которая выпала на долю ее обреченной любви.
В понедельник вечером Алваро случайно встретился с Изабелл на площадке: оба они молчали и были смущены; Алваро собирался уйти.
— Сеньор Алваро, — пробормотала девушка, вся дрожа.
— Что вам угодно, дона Изабелл? — в волнении спросил Алваро.
— Я забыла вчера вернуть вам вещь, которая попала ко мне по ошибке.
— Ах, все тот же злосчастный браслет?
— Да, — тихо ответила девушка, — все тот же — злосчастный браслет. Сесилия настаивает на том, что он принадлежит вам.
— Да, он принадлежит мне, и я прошу вас принять его.
— Нет, сеньор Алваро, не могу.
— Как, сестра не может принять подарок от брата?
— Ну хорошо, — ответила девушка, вздыхая, — я буду хранить его, как воспоминание о вас: он будет для меня не украшением, а реликвией.
Алваро ничего не ответил и ушел, чтобы не продолжать этот разговор.
Еще со вчерашнего вечера он не мог избавиться от потрясения, которое вызвало в нем признание Изабелл. Верно, ни один мужчина не мог бы остаться равнодушным к этой пылкой девической любви, к полным огня словам, которые слетали с ее дышавших страстью губ.
Но кавальейро усилием разума старался скрыть все происшедшее от себя самого, затаить его в глубине сердца. Алваро обещал дону Антонио де Марису исполнить его последнюю волю, поклялся, что женится на Сесилии.
И теперь, хоть он уже не питал никаких надежд, что его светлая мечта осуществится, он понимал, что должен исполнить волю фидалго, должен взять на себя заботу о его дочери, посвятить ей всю свою жизнь. Вот если бы Сесилия открыто его отвергла и дон Антонио развязал его от слова, которое он, Алваро, дал, тогда сердце кавальейро было бы свободно или, может быть, от тоски вовсе перестало бы биться.
Единственным достойным упоминания событием этого дня был приезд шести авентурейро из соседней капитании; узнав от дона Диего о грозящей «Пакекеру» опасности, они явились предложить дону Антонио свою помощь.
Прибыли они, когда уже сморкалось. Их возглавлял известный нам местре Нунес, тот самый, который за год до этого приютил у себя монаха Анджело ди Лука.
III. ЧЕРВЬ И ЦВЕТОК
Было одиннадцать часов вечера.
И дом и окрестности погрузились в тишину. На небе блестели кое-где звезды; легкий ветерок шелестел листвой.
Двое стоявших на часах авентурейро, опершись на аркебузы и склонившись над парапетом, вглядывались в кромешный мрак, окутывавший подножье скалы.
Медленным шагом дон Антонио де Марис прошел по площадке, потом его величественная фигура исчезла за углом дома. Фидалго совершал ночной обход, как и подобает полководцу накануне сражения.
Спустя несколько мгновений из долины, куда спускалась каменная лестница, послышался крик совы. Тогда один из часовых нагнулся и, подняв два маленьких камушка, бросил их вниз, сначала один, потом другой. Они упали в заросли, звук их падения был едва слышен, и его нелегко было отличить от шуршания колеблемой ветром листвы.
Вслед за этим кто-то тихо взошел по лестнице и присоединился к часовым.
— Готово?
— Дело за вами.
— Идем. Время дорого!
Все трое, крадучись, направились к тому крылу, где помещались авентурейро. Там тоже все спали, но сквозь дверную щель видно было, что в комнате Айреса Гомеса горит еще свет.
Один из троих вошел в галерею и, проскользнув вдоль стены, исчез во мраке.
Двое других дошли до самого дальнего угла дома, и там, в темноте, между ними начался разговор.
— Сколько нас всего? — спросил пришелец.
— Двадцать.
— Сколько нам надо?
— Девятнадцать.
— Ладно. Пароль?
— Серебро.
— А как с поджогом?
— Сейчас начнем.
— Откуда?
— Со всех четырех углов.
— Сколько человек остается?
— Двое, не больше.
— Это будем мы с тобой.
— Я вам нужен?
— Да.
Наступила короткая пауза, в течение которой один из авентурейро, казалось, что-то напряженно обдумывал, в то время как другой ждал. Наконец первый поднял голову.
— Руи, ты мне предан?
— Я вам это доказал.
— Мне нужен верный друг.
— Положитесь на меня.
— Спасибо.
Неизвестный крепко пожал руку товарища.
— Ты знаешь, что я люблю одну девушку.
— Вы говорили об этом.
— Ты знаешь, что не столько ради этих сказочных богатств, сколько ради нее, я задумал весь этот страшный план.
— Нет. Этого я не знал.
— Это так. Богатство не много для меня значит. Будь мне другом. Послужи мне верой и правдой, и я отдам тебе большую часть сокровищ.
— Что я должен сделать?
— Дать клятву. Священную, страшную.
— Какую?
— Сегодня эта девушка станет моей. Но если мне суждено умереть, я хочу, чтобы…
Неизвестный замялся, потом продолжал:
— Хочу, чтобы она но досталась никакому другому мужчине, чтобы никто другой не изведал с ней счастья.
— Как же это сделать?
— Убить ее.
Руи вздрогнул.
— Убить ее, и пусть наши тела похоронят в одной могиле. Не знаю почему, но мне кажется, что, даже мертвый, я испытаю высшую радость от одного прикосновения к ее телу.
— Лоредано! — в ужасе воскликнул его товарищ.
— Ты мой друг и будешь моим наследником! — сказал итальянец, судорожно хватая его за руку. — Таково условие. Если ты откажешься, сокровища достанутся другому!
В душе авентурейро боролись противоположные чувства. Однако алчность, неутолимая, безумная, слепая, заглушила в нем едва слышный голос совести.
— Клянешься? — спросил Лоредано.
— Клянусь! — сдавленным голосом отвечал Руи.
— Тогда за дело.
Лоредано скрылся в своей каморке и через некоторое время вынес оттуда длинную и узкую доску, которую затем перекинул через обрыв.
— Ты будешь держать эту доску, Руи. Вручаю тебе мою жизнь. Видишь, как я тебе доверяю. Стоит этому мостику пошатнуться, и я упаду в пропасть и разобьюсь насмерть.
Итальянец стоял сейчас как раз на том самом месте, что и в первую ночь по приезде, па расстоянии нескольких локтей от окна Сесилии; угол здания, вплотную подходивший к краю обрыва, мешал ему проникнуть в садик.
Доска была положена в направлении окна. В тот раз итальянцу достаточно было опереться па кинжал, теперь же ему нужна была более надежная опора, чтобы руки были свободны. Руи встал на край доски и, ухватившись за столб галереи, придерживал этот висячий мост, по которому итальянец должен был перебраться на противоположный край обрыва.
