Твердь небесная - Рябинин Юрий Валерьевич (первая книга TXT) 📗

С Клодеттой Паскаль познакомился обычным для газетчиков образом. В «Comedie» открывался новый сезон, и руководитель отдела хроники попросил его сходить туда и сделать репортаж. Как настоящий дотошный хроникер, Паскаль после представления заглянул еще и за кулисы, чтобы побеседовать с директором, с артистами, чтобы проникнуться событием, что называется «изнутри».

Клодетта Ле Галль отнюдь не была примою, но имела репутацию девицы норовистой, и даже директор ее побаивался, особенно после того, как она перестала нуждаться и осталась служить у него только ради собственного развлечения. С господами газетчиками Клодетта успела уже довольно познакомиться к тому времени. Много их перебывало у нее в уборной. Но все они, будто сговорившись, приходили к ней с единственною и, как правило, откровенною целью – ради устройства известного рода связей. В лучшем, и крайне редком, случае они имели матримониальные виды. А чаще просто вульгарные. Натурально, для видимости, все это начиналось с добросовестного и деловитого производства репортажа. По их разумению, одно только то, что они принадлежат к миру прессы – они люди пишущие! – должно действовать на всех завораживающе и самые неприступные и эффектные дамы обязаны прямо-таки падать тотчас в их в объятия. И с некоторыми, наверное, так и выходило. Но только не с Клодеттой. Удальцов таковых она распознавала с полуслова. Одного только взгляда иного репортера было достаточно, чтобы она поняла, с чем он к ней явился. А поскольку ее внимания искали лица и куда более солидной категории, мелочиться с какими-то там газетчиками ей было не интересно ни в каком отношении. Но в итоге, как уже известно, именно газетчик и покорил ее сердце.

Когда к ней в уборную впервые явился этот вежливый и робкий молодой человек, Клодетта, хотя у нее и был глаз на всяких субъектов пристрелян, решительно не смогла сразу уяснить, кто это и что ему надобно. Незнакомец чем-то напоминал одного из тех юнцов – любителей театра, – что выдумывают для себя так называемые платонические чувства к какой-нибудь актрисе. Но те обычно не ходят по уборным. Не смеют. Они довольствуются тем, что наблюдают из райка предмет своего обожания и иногда посылают записки в дешевых букетиках. Кто же он в таком случае? Клодетта чуть ли не смутилась. А когда Паскаль представился, она была столь же изумлена, как если бы визитер оказался, например, сутенером или еще каким-нибудь хлыщом. Паскаль ей сразу сделался интересен. Они разговорились. Конечно, у Паскаля не было ничего общего с его пишущими собратьями. Его беспорочность слишком бросалась в глаза. Кроме того, Клодетта с удовлетворением отметила, что молодой человек весьма образован, галантен, находчив и вдобавок с отменным юмором. В общем, Клодетта нашла Паскаля юношей во всех отношениях очаровательным. Она его попросила оказать любезность и принести ей газету, как только материал выйдет. Но если материал и слетит, говорила они со знанием дела, то все равно пусть он навещает ее запросто. Материал и вправду слетел. Но это уже не имело для них ровно никакого значения. Паскаль зачастил в «Comedie». Там он, розовея от удовольствия, любовался своею красавицей, выделывающей, вместе с другими такими же длинноногими девицами, фигуры на сцене. И он был страшно горд оттого, что это его дама. Еще более он гордился, когда после представления они под ручку шли в кафе или на бульвары. В эти минуты ему было даже неловко оборотиться на окружающих, такими все кругом казались ему жалкими и униженными в своей зависти. Но я же не виноват, господа, что так счастлив, про себя извинялся Паскаль. Так вот вышло. Дай и вам бог того же.

Однажды Клодетта, отчаявшись дождаться когда-либо от Паскаля обычных в этих случаях просьб или намеков, сама позвала его к себе. В тот же день он попросил ее руки. Клодетта вполне могла бы довольствоваться и известными безбрачными отношениями, но она побоялась этим разочаровать благородного своего возлюбленного и согласилась на его предложение. Потерявший голову счастливец кинулся побыстрее исполнять приличествующие марьяжные заботы. Он представил Клодетту родителям и испросил их благословения. Годары тщательно всё обдумывали несколько недель, справлялись, где только возможно и у кого возможно, о Клодетте и, наконец, благословили детей. Они обручились. И была объявлена свадьба.

Так случилось, что Дрягалов, будто подгадав, приехал в Париж накануне этого события. И, конечно, месье и мадам Терри Годар и его, и Машеньку пригласили быть гостями на свадьбе их сына. Мэтр Годар мог бы позвать своих жильцов и по-простому, но он предпочел поцеремонничать. Он послал к Дрягалову и Машеньке на их половину лакея с faire-part [13]. Дрягалова это очень рассмешило. А Машеньку еще больше. Потому что выезд, который она было отстояла, кажется, снова, и уже не на шутку, собирался стать собственностью Годаров. Но теперь отговаривать Василия Никифоровича она и не подумала. Дрягалов никогда бы не допустил, чтобы его подарок был дешевле подарков других гостей. Впрочем, погулять на свадьбе у Паскаля и Клодетты ни ему, ни Машеньке не пришлось.

Странная телеграмма из Москвы была для Машеньки вполне ясна. Собственно, она сама и придумала так написать, если с кузеном стрясется какая беда, и наказала Хае. Машенька не посмела просить Василия Никифоровича поскорее поехать в Москву и попытаться выручить Алексея, как в свое время он выручил ее. Но Дрягалов, видя, в каком горестном состоянии она находится, сам решился возвратиться и сделать все, что будет в его силах. И сейчас послал за билетами человека – для себя и для сына Дмитрия. Машенька предлагала оставить Диму с ней в Париже, но Дрягалов решительно не пожелал расставаться с наследником, хотя бы ненадолго. Ему было спокойнее, когда Дима находился при нем.

Через несколько дней после того, как Дрягалов приехал в Париж, в редакцию «France-matin» явился престранного вида господин. Его внешность свидетельствовала, что некогда он знавал и достаток, но в последние месяцы испытывает крайнюю нужду И, судя по всему, нужду безнадежную, потому что весь его вид выдавал в нем человека опустившегося, плюнувшего уже и на наружность свою и, вероятно, на самую судьбу. На нем был костюм былого бульварного фланера: узкий пиджак, светлые в полоску брюки – лучше бы они не были светлыми! – канотье, трость. Но все эти предметы пришли уже в полнейшую негодность, и от совершенного рубища их отделял, может быть, месяц-другой носки. И пиджак, и брюки, и даже галстук – все было заляпано чем-то отвратительным, и на всем имелись прорехи, из которых лишь некоторые выделялись неумелою починкой. Из-под засаленного канотье торчали сваляные светло-каштановые космы. Лицо, шея, руки у господина были немыты целую вечность. В довершение, от него, как потом долго всем рассказывал швейцар, пахло котом. Поймав в коридоре не успевшего от него спрятаться сотрудника, господин на плохом французском спросил, как бы ему переговорить с Паскалем Годаром. Паскаля в тот час в редакции не было, и странному господину предложили подождать его quell quepart [14]. Скоро-де он появится. Quel quepart конечно же означало на улице. Гневно сверкнув глазами, господин все-таки смирился и вышел. Паскаля он остался караулить возле дверей. И, когда тот в свое время появился, швейцар доложил ему, что вот его ожидает посетитель.

Паскаль, по своему обыкновению, отнесся к незнакомому человеку, невзирая на его многозначительный наряд, участливо. Он живо ему представился и поинтересовался, чем может быть полезен. Господин назвался каким-то иностранным именем, кажется, русским, и сказал, что недавно он прочитал во «France-matin» за подписью m-r Годара сообщение о приезде в Париж русского коммерсанта Дрягалова. «Совершенно верно, – ответил Паскаль, – это была моя информация». – «Видите ли, – продолжал господин, приободрившись, – я соотечественник господина Дрягалова и давнишний его знакомец, и мне крайняя нужда видеть его». Простодушный Паскаль, нисколько не смущаясь подозрительной наружностью посетителя, назвал ему свой адрес и даже посоветовал, когда именно нужно приходить, чтобы вернее застать господина Дрягалова дома. Паскаль был, натурально, обрадован, что оказал услугу соотечественнику и знакомцу их замечательного гостя, а значит, и самому Дрягалову.