Графиня Солсбери - Дюма Александр (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
В это время она увидела Уильяма: он выяснял у рыцарей подробности ухода шотландской армии. Раненый шотландец, вероятно, в точности выполнил его поручение, ибо около десяти часов утра защитники замка заметили, что в стане противника царит большое оживление. Сначала они высыпали на крепостные стены, думая, что враг намерен предпринять новый штурм, однако вскоре убедились, что приготовления эти преследуют совсем другую цель; горожане снова воспряли духом, когда поняли, что шотландцы узнали о подмоге, которая спешит к замку. В самом деле перед вечерней шотландская армия снялась с места и, будучи вне досягаемости английских лучников, прошла мимо замка, направляясь вверх по течению Твида, где находился брод. Осажденные подняли большой шум, трубя в трубы и ударяя в цимбалы, но Давид Брюс сделал вид, будто не слышит этого призыва к бою, и, когда стемнело, шотландская армия скрылась из виду.
Графиня подошла к Уильяму и присоединила свою благодарность к поздравлениям других; ведь молодой рыцарь, сколь бы неблагоразумным и дерзновенный он ни был, довел свое дело до победы благодаря необыкновенному мужеству и редкой удаче. Алике пригласила его отдохнуть за завтраком, но Уильям отказался от приглашения своей прекрасной тетки, сославшись на усталость после долгой дороги. Предлог был вполне приемлемым, чтобы ему поверили или сделали вид, что поверили. Алике настаивать не стала и вместе с гостями прошла в зал, где был сервирован стол.
Но король еще не появился, и поэтому Алике велела протрубить сигнал воды, чтобы дать знать Эдуарду, что гости ждут только его прихода; но сигнал оказался безответным. Эдуард не вышел к столу, и графиня решила пойти за ним.
Она застала его на том месте, где и оставила; король попрежнему неподвижно стоял в глубокой задумчивости, невидящими глазами глядя в окно на равнину. Тогда она приблизилась к нему. Эдуард, заслышав шаги, протянул руку в ее сторону; графиня преклонила колено и взяла королевскую руку, чтобы поцеловать ее, но Эдуард тотчас ее отдернул и, повернувшись, с ног до головы окинул Алике пристальным взглядом. Алике снова почувствовала, что краснеет, но гораздо более смущенная этим молчанием, чем возможным разговором, решилась нарушить безмолвие короля.
— Государь мой, над чем вы так глубоко задумались? — с улыбкой спросила она. — Помилуйте, задумываться следует отнюдь не вам, а вашим врагам, даже не посмевшим дождаться вас. Прошу вас, ваше величество, отвлекитесь от мыслей о войне и придите к нам, чтобы мы доставили вам праздник и радость.
— Прекрасная Алике, не настаивайте, чтобы я вышел к Столу, — ответил король, — ведь, клянусь честью, вы получите очень грустного сотрапезника. Да, я приехал сюда с мыслями о войне, но вид этого замка породил во мне совсем другие мысли, и они столь глубоки, что их тяжести ничто не сможет снять с моего сердца.
— Пойдемте, ваше величество, умоляю вас, — упрашивала Алике. — Благодарность тех, кого спас ваш приход, отвлечет вас от мыслей, родившихся, вы сами в этом признались, всего несколько минут назад. Бог, вы видите это, сделал вас самым грозным из христианских королей. При вашем приближении враги бежали, а их вторжение в ваше королевство, вместо того чтобы принести им славу, обернулось для них позором. Прошу вас, ваше величество, отгоните от себя все серьезные заботы и спуститесь в зал, где вас ждут ваши рыцари.
— Я ошибся, графиня, — продолжал король, по-прежнему не отходя от окна и пожирая Алике страстным взглядом, — я странным образом ошибся, сказав вам, что вид замка породил в моем сердце гнетущие мысли: мне следовало бы сказать, что, когда я увидел замок, эти мысли пробудились в моем сердце, ибо они лишь уснули, хотя я считал, что они совсем угасли. Это те же самые мысли, что уже поглощали меня четыре года назад, когда Робер Артуа вошел в зал Вестминстерского дворца, неся ту злосчастную цаплю, над которой каждый из нас дал обет. О, когда я принес обет прийти во Францию с войной, я даже не догадывался, что вы, да, вы, уже принесли свой. Вы, как и обещали, исполнили свой обет, а я свой не исполнил, и ведь дело не в той трудной войне, что мы ведем, а в том, что вы, графиня, связали себя вечными нерасторжимыми узами брака!
— Позвольте мне, государь, напомнить вам, что этот брак был заключен с вашего одобрения и согласия, и подтверждение тому, что вы по случаю нашего бракосочетания прибавили в качестве дара графство Солсбери к титулу графа, который уже носил мой муж.
— Да, да, я совершил эту глупость, — с улыбкой ответил Эдуард. — Тогда я не знал, чего меня лишает граф, и относился к нему как к другу и честному подданному, вместо того чтобы наказать его как предателя…
— Надеюсь, вы помните, — тихим голосом перебила его Алике, — что этот предатель сейчас узник парижской тюрьмы Шатле и попал он туда, служа вам, ваше величество. Простите, что я смею напоминать об этом, но, мне кажется, вы об этом забыли, хотя я считала, что отсутствие графа окажется невосполнимой утратой и для вашего государственного совета, и для вашей армии.
— Почему, Алике, вы твердите мне о государственном совете и армии? Что мне королевство? Что мне война? Я совсем несчастен, если, несмотря на все, что я вам сказал, вы еще считаете, что моя задумчивость порождена государственными делами. Нет, Алике, все это для меня могло представлять какую-то важность еще вчера, ведь вчера я не встречался с вами, но сегодня…
Алике на шаг отступила; король протянул к ней руку, но не посмел ее коснуться.
— Извольте мне ответить, о чем я могу думать сегодня, если не о вас, — продолжал Эдуард. — Разве я не увидел вас еще прекраснее, чем в тот день, когда расстался с вами? Мои мысли — только о той, кого я печально и безответно любил в течение четырех долгих лет, делая все, чтобы ее забыть! Но напрасно, где бы я ни был — во дворце, в шатре, в гуще схватки, — я мысленно находился в Англии, мое сердце уносилось к вам. О Алике, Алике, когда человек захвачен подобной любовью, он должен либо добиться взаимности, либо умереть.
— Помилуйте, ваше величество! — побледнев, воскликнула Алике. — Вы — мой король, ваше величество, и мой гость, неужели вы намереваетесь злоупотребить двойной вашей властью и двойным вашим званием? Вы, ваше величество, не можете надеяться обольстить меня. И разве, скажите на милость, я могу вас любить? Как вы можете об этом думать, вы, столь могущественный государь, вы, столь благородный рыцарь! Неужели вам могла прийти мысль обесчестить человека, которого вы называете вашим другом, особенно если этот человек так доблестно служил вам, что из-за вашей ссоры с королем Франции сейчас оказался в плену в Париже? О ваше величество, вы, разумеется, горько раскаялись бы в подобном поступке, если бы имели несчастье его совершить; если бы когда-нибудь в моем сердце родилась мысль полюбить другого человека, а не графа, ах, государь, вам пришлось бы меня не только осудить, но и покарать, чтобы явить пример другим женщинам, дабы они были так же верны мужьям, как их мужья преданы своему королю! С этими словами Алике хотела уйти, но король бросился к ней и удержал за руку; в эту же секунду приподнялась дверная портьера и на пороге появился Уильям Монтегю.
— Ваше величество, — обратился он к Эдуарду, — поскольку там, где находится король, управитель или комендант замка приказывать не могут, ибо каждый город и каждая крепость принадлежат королю, то соблаговолите назвать пароль. Ведь с этого часа и до тех пор, пока вы будете оказывать нам милость и находиться здесь, вам придется отвечать за жизнь и честь всех тех, кто живет в замке.
Яростный гнев, словно молния, промелькнул и тотчас погас в глазах короля, лицо его приняло суровое выражение и взгляд устремился на портьеру, поднявшуюся так кстати, что Эдуард хотел спросить Уильяма, давно ли тот прячется за ней. Но вскоре все признаки недовольства рассеялись и сменились полным спокойствием.
— Вы правы, мессир, — ответил Эдуард молодому рыцарю голосом, в котором было невозможно заметить ни малейшего волнения. — На этот день и на эту ночь паролем будет слово «честность», и я надеюсь, что все будут об этом помнить. Передайте его начальникам караулов и возвращайтесь к столу: я должен дать вам особые инструкции, приходите непременно, ибо завтра я уезжаю.
