Мари - Хаггард Генри Райдер (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
— Прекрасно, мои дорогие, — сказала она своим громким голосом, — вы что, уже поженились, что повисли так тесно один на другом?
— Нет, тетушка, — ответил я, — но мы хотим этого и пришли к вам, чтобы вы помогли!
— И я это сделаю от всего сердца, хотя, сказать по правде, молодые люди, в вашем возрасте я и сама все сделала бы, как я вам уже говорила раньше. Какое может иметь значение, как отправляется бракосочетание, в глазах самого Бога? Ведь это самец и самка должны объявить себя мужем и женой перед всем народом и жить в качестве таковых… Пастор и его бормотание — все это очень хорошо, но настоящее бракосочетание, — это взаимное пожатие рук, а не насаживание на них колец, это взаимная клятва двух сердец, а не прочитанные по книге слова! Однако, это смелые слова, за которые какой-нибудь преподобный побранил бы меня, ибо, если молодые люди все поступали бы так, что стало бы с заработком священников? Пойдем, давайте поищем коменданта и послушаем, что скажет он… Аллан, подними меня с этой табуретки, где после таких длительных странствий, я в состоянии сидеть до тех пор, пока над моей головой не построят крышу, и так до конца жизни…
Я помог ей и, надо сказать, не без труда, и мы пошли искать Ретифа. Когда мы увидели его, он стоял один, поглядывая на два фургона, которые как раз отъезжали. В них находились его жена и другие члены семьи, а также некоторые друзья, которых он отправлял под надзором хеера Смита в место, называемое Дурнкоп, лежавшее в пятнадцати милях отсюда. В этом Дурнкопе он уже подготовил примитивный дом, вернее сарай, чтобы его заняла фру Ретиф, рассчитывая, что ей будет там более уютно и, возможно, безопаснее во время его отсутствия, чем в многолюдном лагере.
— Всемогущий, Аллан! — сказал он, перехватив мой взгляд. — у меня сердце болит, не знаю почему… Когда я поцеловал свою старуху, говоря ей «до свидания», я почувствовал, будто больше никогда ее не увижу и слезы полились из моих глаз. Я желал бы, чтобы мы все в целости и сохранности возвратились от Дингаана… А что хочешь ты, Аллан, с этой своей долговязой невестой? — и он указал на высокую фигурку Мари.
— Чего бы хотел любой мужчина от такой девушки, кроме как жениться на ней? — вмешалась фру Принслоо.
— Теперь, комендант, послушайте меня, пока я не выложу всю историю.
— Хорошо, тетушка, только покороче, а то у меня нет лишнего времени.
Она подчинилась, но нельзя сказать, что говорила кратко. Когда, наконец, старая дама умолкла, задыхающийся от сдерживаемого гнева Ретиф сказал:
— Я понимаю все, и вам, молодые люди, нет необходимости объяснять мне. Мы теперь пойдем и повидаемся с Анри Марэ, и, если только он не такой сумасшедший, как обычно, мы заставим его выслушать наше предложение.
И мы пошли туда, где стоял фургон Марэ, и застали его сидящим за примитивным столом и нарезавшим перочинным ножом табак.
— Добрый день, Аллан, — сказал он, потому что мы еще не встречались после моего возвращения, — ну, приятное было у тебя путешествие?
Я уже собрался ответить, как комендант нетерпеливо вмешался:
— Слушай сюда, Анри! Мы пришли не болтать, а поговорить о женитьбе Аллана. Он едет со мною в Зулуленд в понедельник, что, кстати, предстоит и тебе, и хочет жениться на твоей дочери завтра, т. е. в воскресенье, подходящий день для такового деяния…
— Это день для молитв, а не для того, чтобы выдавать кого-нибудь замуж или жениться, — угрюмо буркнул Марэ. — Кроме того, Мари еще не достигла совершеннолетия и не достигнет его до понедельника, а до тех пор находится в силе клятва, данная мною Богу!
— Моим фартуком на твою клятву! — воскликнула фру Принслоо, хлопая ужасной тряпкой Марэ по физиономии. — Как долго ты предполагаешь Бог будет следить за твоей глупой клятвой, данной этому вонючему коту, твоему племяннику? Берегись, Анри Марэ, как бы Бог не заставил за эту твою драгоценную клятву упасть какой-нибудь камень на твою голову и растрощить ее, как ореховую скорлупу!
— Придержи свой ядовитый язык, старуха! — разъяренно вскричал Марэ. — Не ты ли собираешься обучать меня моим обязанностям перед моей совестью и моей дочерью?
— Конечно, именно я, если ты не можешь сам этому научиться, — начала фру.
Но Ретиф оттолкнул ее в сторону.
— Нечего здесь ссориться! Так вот, Анри Марэ, твое отношение к этим двум молодым людям, которые любят друг друга, является форменным скандалом! Я повторяю вопрос: позволишь ли ты им жениться завтра, или же нет?
— Нет, комендант, я этого не позволю. По закону я властен над своей дочерью, пока она не достигнет совершеннолетия, и я отказываюсь разрешить ей выйти замуж за проклятого англичанина! Кроме того, проповедник Сельерс уехал, так что сочетать их браком все равно некому…
— Вы говорите странные слова, минхеер Марэ, — спокойно сказал Ретиф, — в особенности, когда я припоминаю все, что этот «проклятый англичанин» сделал для вас и вашей семьи, ибо я слышал каждую крупицу этой истории, хотя, правда, и не от Аллана. Так что теперь слушайте! Вы апеллируете к закону и, как комендант, я должен признать вашу апелляцию. Но после двенадцати часов завтра ночью, согласно вашему собственному свидетельству, закон разрешает выдать вашу дочь замуж без вашего согласия… Поэтому, утром в понедельник, если в лагере не будет священника, этих двоих, если они не передумают, обвенчаю перед всеми людьми лично я, ибо, как комендант, я имею право это совершать!
Тогда Марэ впал в пароксизм бешенства, присущий ему, а, по моему мнению, он никогда и не был в здравом уме. Весьма странно, что его гнев был почему-то сконцентрирован на бедной Мари. Он ужасно проклинал ее, потому что она, дескать, сопротивлялась его воле и отказалась выйти замуж за Эрнана Перейру. Он клялся, что на нее падет горе, что она никогда не сможет родить ребенка, а если родит, то он, ребенок, обязательно умрет, и другие вещи, слишком неприятные, чтобы их упоминать…
Мы смотрели на него пораженные, и я думаю, что не будь он отцом моей невесты, я ударил бы его. Ретиф, заметил я, поднял уже руку, чтобы сделать это, но снова опустил, бормоча: «Пусть будет так, ведь он во власти дьявола».
В конце концов Марэ прекратил ругань, не от недостатка слов, я думаю, а потому что он утомился, и остановился перед нами. Его высокая фигура дрожала мелкой дрожью, а тонкое, нервное лицо дергалось, как во время конвульсий. Тогда Мари, опустив голову перед этой бурей, подняла ее и я увидел, что ее голубые глаза пылали и она была очень бледна.
— Ты мой отец, — сказала она низким голосом, — и поэтому я вынуждена стерпеть то, что ты позволил себе сказать мне… Кроме того, я думаю, что горе, которое ты накликал на меня, вероятно, и в самом деле падет на меня, ибо Сатана всегда находится под рукой, чтобы исполнять такие желания. Но, если так, отец, я уверена, что это же горе падет и на твою голову, не только здесь, сейчас, но и в будущем. Таким образом, правосудие осуществится над нами обоими, быть может, и в недалеком будущем, а так же и над твоим племянником, Эрнаном Перейрой!
Марэ не ответил, его гнев, казалось, израсходовался полностью. Он снова уселся перед столом и продолжал злобно резать табак, словно он разрезал на ломтики сердце своего врага. Даже фру Принслоо молчала и внимательно глазела на него, обмахиваясь фартуком. Но Ретиф сказал:
— И вот я думаю, безумец ли вы, или же просто злой человек, Анри Марэ, чтобы так проклинать свою собственную милую девочку, как это вы делали… А, быть может, вы и то, и другое? Так клясть свое единственное дитя, которое всегда было таким добрым к вам? Что ж, если вы поедете со мной в понедельник, умоляю вас держать под контролем свой темперамент, чтобы он не наделал нам неприятностей… Что касается тебя, дорогая Мари, не волнуйся из-за того, что дикий зверь пытался поднять тебя на рога, хотя, правда, получилось так, что зверь этот оказался твоим отцом. В понедельник утром ты сможешь, если захочешь, распоряжаться собой сама, и в этот день я выдам тебя замуж за Аллана Квотермейна. Между тем, я полагаю, для тебя безопаснее быть подальше от твоего отца, который может перерезать тебе горло вместо этого табака… Фру Принслоо, будьте добры присмотреть за Мари, а утром в понедельник привести ее ко мне, чтобы я выдал ее замуж. А до тех пор, Анри Марэ, я, как комендант, выставляю над вами охрану с приказом схватить вас, если это будет необходимо. Теперь же советую вам прогуляться, а когда вы немного остынете, помолиться Богу, чтобы он простил вам ваши злобные слова, дабы они не исполнились и не повлекли за собой кару на вас…
