Ацтек - Дженнингс Гэри (читать книги без сокращений TXT, FB2) 📗
Таким образом, на протяжении этих пяти «скрытых дней» жизнь замирала. Всякая работа останавливалась, все виды деятельности, кроме жизненно необходимых, прекращались. Домашние очаги были потушены, так что пищу не готовили и питались всухомятку. Люди не пускались в дорогу, не ходили в гости, не собирались группами. Мужья и жены воздерживались от плотской близости. Кстати, подобное воздержание или меры предосторожности практиковались также и за девять месяцев до немонтемин, ибо считалось, что дети, рожденные в «скрытые дни», их не переживут. По всем окрестным землям люди сидели дома и бездельничали, в крайнем случае занимались рутинными домашними делами вроде заточки инструментов или починки сетей. Скучное это было время.
Поскольку затевать что-либо в «скрытые дни» считалось дурным предзнаменованием, неудивительно, что и оставшаяся в нашем доме в тот вечер компания завела разговор о знаках и знамениях. Чимальи, Тлатли и я, сидя в сторонке, продолжали сравнивать наши школы, когда до меня донеслись обрывки разговоров старших.
– Как раз в «скрытые дни», скоро тому уж год будет, Ксопан переступила через свою маленькую дочурку, которая ползала на кухне у матери под ногами. И, понятное дело, она испортила ребенку тонали. Прошел год, а бедная девочка не подросла ни на палец. Вот увидите, так карлицей и останется.
– Я раньше смеялся над всякими историями о вещих снах, но теперь точно знаю, что это правда. Однажды ночью мне приснилось, будто разбился кувшин с водой, а на следующий день погиб мой брат Ксикама. Его задавило в карьере, помните?
– Порой бывает, что страшные последствия наступают не сразу, и можно даже забыть, что накликало беду. Вот, помню, давно это было, уж не один год минул, приметил я, что Теоксиуитль метет сор прямо под ноги нашему сынишке, который играл на полу. Я ей сказал: быть беде! И что вы думаете, прошло время, малец подрос и взял в жены женщину, вдвое старше его годами! Ровесницу самой Теоксиуитль. Стал посмешищем всей деревни!
– А вот ко мне как-то прицепилась бабочка, кружит и кружит вокруг головы. И что вы думаете: месяца не прошло, как получаю известие: Куепоини, моя единственная любимая сестра, в тот самый день умерла в своем доме в Тлакопане. Вот и не верь после этого в знамения!
Я невольно отметил про себя два момента. Во-первых, на Шалтокане все говорили на грубом диалекте, после изысканного науатль Тескоко резавшем мне слух. Во-вторых, все как один рассказывали только о дурных знаках: никто не вспомнил случая, когда сбылось бы доброе предзнаменование. Но от этих мыслей меня отвлек Тлатли, начавший рассказывать, что ему удалось узнать от своего наставника-ваятеля.
– Люди – единственные существа, у которых есть нос. Нет, не смейся, Крот. Из всех живых существ, изображения которых вырезает или высекает скульптор, только у мужчин и женщин есть носы, которые представляют собой не просто пару отверстий на морде, как у животных, но особую, выступающую часть лица. А поскольку, как известно, наши статуи всегда богато украшаются орнаментами и прочим, так что создаваемые ими образы во многом условны, наставник научил меня, изображая людей, всегда делать лица с преувеличенно большими носами. Таким образом, глядя на самую сложную статую, всякий, даже совершенно не сведущий в искусстве человек может с первого взгляда определить, что она представляет человека, а не ягуара, змею или, к примеру, богиню воды Чальчиутликуэ с лицом лягушки.
Я кивнул, и эта мысль отложилась в моей памяти. Более того, я применил ее в рисуночном письме, а впоследствии эту манеру – изображать мужчин и женщин с сильно выступающими носами – переняли у меня и многие другие писцы. Если даже нашему народу суждено исчезнуть с лица земли, как исчезли тольтеки, я надеюсь, что, по крайней мере, наши книги уцелеют. Наверное, у будущих читателей может сложиться ошибочное представление, будто все жители здешних земель имели длинные крючковатые носы, как у майя, но, по крайней мере, они смогут без труда отличить людей от зверей или богов в облике животных.
– Спасибо тебе, Крот. Я придумал уникальную подпись для моих рисунков, – сказал Чимальи со смущенной улыбкой. – Другие художники подписывают свои работы символами своего имени, но я использую вот это.
И он показал мне пластинку размером с подошву сандалии, со вкраплениями по всей поверхности несчетного количества крохотных кусочков острого обсидиана. Признаться, я порядком испугался, когда Чимальи вдруг сильно хлопнул левой ладонью по этой дощечке, а потом, все еще ухмыляясь, раскрыл ее и продемонстрировал струящуюся кровь.
– Художников по имени Чимальи может быть на свете сколько угодно, но именно ты, Крот, объяснил мне, что нет двух одинаковых рук. – Теперь ладонь друга была полностью покрыта его собственной кровью. – Таким образом, у меня есть подпись, которую никто никогда не сможет подделать.
Он хлопнул по стоявшему поблизости здоровенному жбану для воды, и на тускло-коричневой глиняной поверхности заблестел красный отпечаток его ладони. Путешествуя по здешним краям, ваше преосвященство, вы увидите эту подпись на многих настенных росписях и рисунках во дворцах и храмах. Чимальи, прежде чем перестал работать, создал невероятное количество произведений…
Они с Тлатли в тот вечер покинули наш дом последними. Друзья оставались у нас до тех пор, пока бой барабанов и завывание раковины-трубы не возвестили о начале немонтемин. Мать заметалась по дому, гася светильники, а друзья заторопились, чтобы добраться до своих жилищ прежде, чем эти сигналы смолкнут. Надо сказать, что задержаться в такой вечер в гостях могли только отважные люди, ибо, какой бы дурной славой ни пользовались «скрытые дни», слава «скрытых ночей» была и того хуже. Кстати, то, что друзья остались, спасло меня от выволочки. В их присутствии матушка не стала нападать на меня за непочтительность по отношению к господину Весельчаку, а подвергать сына наказанию во время немонтемин ни она, ни отец не могли. Ну а потом о происшествии и вовсе позабыли.
Однако для меня те дни оказались если и «скрытыми», то по-особенному. В один из них Тцитци отвела меня в сторонку и тихонько, но решительно прошептала:
– Братец, мне что, нужно пойти и стянуть еще один священный гриб?
– Безбожница, – шепнул в ответ я. – В такие дни даже мужьям и женам запрещается восходить на супружеское ложе.
– Только мужьям и женам. Нам с тобой это запрещено всегда, поэтому мы особенно ничем не рискуем.
И прежде чем я успел сказать что-нибудь еще, сестренка подошла к здоровенному, по пояс ей высотой, глиняному кувшину, тому самому, на котором теперь остался кроваво-красный отпечаток руки Чимальи, и налегла на него всем телом. Сосуд упал и разбился, а вода, которую матушка заготовила впрок, разлилась по известковому полу. Мать, ворвавшись в комнату, разразилась в адрес Тцитцитлини визгливой бранью:
– Ах ты растяпа!.. Да чтобы наполнить кувшин, потребовался целый день… Думала, запаслись водой до конца немонтемин… а теперь – ни капли не осталось! И ведь другого сосуда, такого же большого, у нас нет!
– Ничего страшного, – невозмутимо откликнулась сестра. – Мы с Микстли можем взять каждый по два самых больших сосуда из оставшихся и вдвоем за один раз принесем столько же воды, сколько и было.
Матери это предложение не понравилось, и бранилась она еще довольно долго, однако, кричи не кричи, а другого выхода не было. В результате она отпустила нас, и мы, прихватив по самому большому кувшину, выскользнули из дома. Стоит ли говорить, что очень скоро кувшины оказались отставленными в сторону?
В последний раз я описывал вам Тцитци такой, какой она была в ранней юности, но за время моего отсутствия сестренка повзрослела и расцвела. Ее бедра и ягодицы приобрели женственную округлость, а каждая из упругих грудей теперь заполняла мою сложенную чашечкой ладонь. Соски, когда она возбуждалась, набухали еще сильнее, кружки вокруг них сделались больше и сильнее выделялись на нежной коже, а сама Тцитци стала еще более возбудимой, страстной и необузданной в ласках.
