Бастард де Молеон - Дюма Александр (книги бесплатно полные версии txt) 📗
– Вы разве не едете, граф? – спросил Аженор.
– Разумеется, еду, – ответил Энрике, – ибо, сколь ни была бы нежна любовь к вам, которая, я чувствую, родилась в моем сердце, дорогой Аженор, она не может – вы сами это поймете – перевесить интересы судьбы королевства и счастье целого народа. Вот если бы речь шла о вашей жизни, тогда другое дело! – вдруг воскликнул граф. – Ради спасения вас я пожертвовал бы моим состоянием и моим честолюбием.
И граф пристально посмотрел в светлые и ясные глаза молодого француза, словно настойчиво добиваясь от него слов признательности.
– Но я никогда не принес бы в жертву мою корону ради вашей вполне безумной, позвольте, мой друг, прямо сказать вам об этом, страсти к дочери предателя Мотриля, – продолжал Энрике.
– Мне это известно, ваша светлость, и с моей стороны было бы безрассудством даже питать какую-либо надежду. Поэтому, прощай, несчастная Аисса…
И он с такой печалью посмотрел из окна на дом, прячущийся за деревьями, что граф улыбнулся.
– Счастливый любовник, – тихо сказал он, слегка помрачнев, – он живет одной нежной мыслью, которая постоянно цветет в его сердце, наполняя благоуханием его жизнь. Увы! Мне тоже была ведома эта прелестная пытка, что заставляла трепетать в глубине души все юные и благородные чувства.
– Вы называете меня счастливым, ваша светлость, потому что завтра меня ждет Аисса! – воскликнул Аженор. – Завтра я должен увидеть Аиссу, но я не увижу ее. Ваша светлость, если все надежды двадцатидвухлетнего сердца терпят крах в тот миг, когда они должны сбыться, – это горе, и я самый несчастный из людей.
– Ты прав, Аженор, – согласился граф. – Поэтому, думай только о сегодняшнем дне. Ты ведь не домогаешься богатства, не гонишься за короной, ты просишь ласкового слова, жаждешь первого поцелуя. Твое сокровище – это женщина, твой трон – это усеянное цветами ложе, которое завтра она должна разделить с тобой. Послушай! Не теряй этой ночи, Аженор, может быть, она станет прекраснейшей жемчужиной, которую молодость положит на хранение в сокровищницу твоих воспоминаний.
– Но в таком случае, ваша светлость, вы поедете без меня? – спросил Аженор.
– Сегодня же ночью я хочу выбраться с территории англичанина, необходимо, как ты сам понимаешь, чтобы рассвет застал меня на ничейной земле. Дня три-четыре я пробуду в Наварре, в Памплоне. Приезжай ко мне скорее, Аженор, потому что больше я не смогу тебя ждать.
– Но как, мой сеньор, я могу оставить вас, когда вам грозит опасность? Мне кажется, что ради всех дивных радостей любви, которые меня ожидают, я не соглашусь на это.
– Не будем ничего преувеличивать, Аженор. Если мы выедем сегодня ночью, нам не грозит никакая опасность. Поэтому ты спускайся по своему цветущему склону. Ступай, со мной поедет Перахо, а ты знаешь, что у него добрый меч. Только возвращайся быстрее…
– Но, ваша светлость…
– И вот еще что. Если, как ты говоришь, ты любишь эту мавританку…
– Послушайте, ваша светлость, я не смею признаться вам, как сильно я ее люблю, ибо едва я увидел ее, едва обменялся с ней двумя словами…
– Двух слов вполне достаточно, если умеешь хорошо выбрать их в нашем славном кастильском языке. Посему я и говорю тебе, если ты любишь эту мавританку, то для тебя это будет двойной победой, потому что ты отнимешь у Мотриля дочь, а из ада вырвешь душу.
Это были слова и короля и друга. Аженор понял, что Энрике де Трастамаре уже играет роль короля, и Молеон, чтобы не выходить из своей роли, преклонил колено перед графом, для которого все любовные интересы друга были настолько ничтожны, что он уже отстранил их от себя и витал мыслью где-то далеко за Пиренеями, в тех облаках, что венчают вершины Сьерры-де-Арасена.
Было решено, что граф отдохнет час-другой и отправится к границе. Молеон, который отныне стал свободен, почувствовав, что его позолоченные цепи тотчас порвались, ликовал и парил в небесах.
У влюбленных сон хотя и неглубокий, но долгий: ведь он наполнен сновидениями, в которых они всегда вместе с любимыми, и так сильно напоминает счастье, что им очень трудно пробудиться.
Когда Аженор открыл глаза, солнце уже стояло высоко над горизонтом. Он сразу же позвал Мюзарона и от него узнал, что граф сел на коня в четыре часа утра и выбрался из Бордо с быстротой человека, который осознает всю опасность своего сложного положения.
– Прекрасно! – воскликнул Аженор, выслушав рассказ оруженосца, приукрашенный всеми примечаниями, которые тот посчитал своим долгом к нему добавить. – Отлично, Мюзарон! Значит, мы остаемся в Бордо до вечера, а может быть, и до завтра, но все это время – спорить бесполезно – нам следует не выходить из дома и не попадаться никому на глаза. Тем самым мы будем более свежими перед отъездом, ведь мы можем выехать в любую минуту. Ну, а ты, мой друг, хорошенько подготовь лошадей, чтобы они были в силах нагнать графа, даже если им придется идти с двойной поклажей и вдвое резвее.
– Ого! – воскликнул Мюзарон, который, как мы помним, держал себя запросто с молодым рыцарем, особенно если тот был в хорошем настроении. – Значит, от политики мы отходим и начинаем заниматься другими делами. Знай я, чем именно мы будем заниматься, я, наверное, мог бы вам помочь.
– Ты все узнаешь в полночь, Мюзарон, а пока будь скромным, незаметным и делай то, что я тебе говорю.
Мюзарон, неизменно очень довольный собой по причине непоколебимой уверенности в собственных силах, до блеска почистил лошадей, задал им двойную порцию овса и стал ждать полуночи, не высовывая носу из окон.
В отличие от него, Аженор, припав к опущенным шторам, не сводил глаз с соседнего дома.
Мы уже сказали, что Аженор встал поздно; поскольку Мюзарон последовал примеру хозяина, хотя улегся спать гораздо позже Аженора, то оба не заметили в саду, прилегающем к жилищу дона Педро, человека, который уже с рассвета, низко пригнувшись, с явной тревогой рассматривал следы, оставшиеся на рыхлой садовой земле, и оглядывал помятые сломанные ветки кустов, что окружали домик Аиссы.
Этим человеком, закутанным в просторный плащ, был мавр Мотриль; со свойственной людям его расы проницательностью он сравнивал их, как ищейка, взявшая след, с которого ее ничто не может сбить.
– Ну да, – приговаривал Мотриль (глаза у него горели, ноздри раздувались), – правильно, вот на этой аллее мои следы. Я узнаю их по форме моих туфель. Вот, рядом, более глубокие следы принца Уэльского; он был в сапогах с подковами, а доспехи утяжеляли его шаги. Вот, наконец, следы короля дона Педро. Они едва заметны, ведь походка у него легкая, как у газели. Да, это наши следы. Ну а это чьи?.. Не знаю.
И Мотриль перешел из кустов жимолости в массив деревьев, где так долго прятался Молеон.
– Здесь следы глубже, резче, разнообразнее, – бормотал он. – Откуда они идут? Куда? Ну да, к дому… Вот они снова, и доходят до стены. Здесь они глубже. Тот, кто тут ждал, наверняка привстал на цыпочки, вероятно пытаясь дотянуться до балкона. Сомнений нет, он хотел пробраться к Аиссе. Значит, Аисса с ним в сговоре! Именно это и надо выяснить.
И мавр, склонившись над следами, с озабоченным видом стал их разглядывать.
Через несколько минут он прошептал:
– Это след человека, носящего обувь франкских всадников. Вот бороздка, прочерченная шпорой… Посмотрим, откуда она тянется…
И Мотриль пошел вдоль бороздки, которая вывела его к кустам жимолости, где он снова начал свои поиски.
– Тут был еще кто-то, – пробормотал он. – След совсем другой. Вероятно, этот явился следить за нами, а первый пришел к Аиссе. Мимо шпиона мы прошли, едва не задев его, и он, наверное, слышал наш разговор. О чем же мы говорили, когда проходили здесь?
Мотриль попытался вспомнить те слова, что он говорил в этом месте, и слова своих спутников.
Но отнюдь не политика больше всего занимала Мотриля, и поэтому он быстро вернулся к изучению следов.
Тут он обнаружил широкую полосу, что вела к стене. Стало ясно, что в сад спустились трое мужчин; один из них укрывался за смоковницей, так как нижние ветки дерева были обломаны. Он, наверное, просто караулил.
