Русские куртизанки - Арсеньева Елена (библиотека книг .txt) 📗
Он привез в столицу с театра боевых действий в Пруссии взятого в плен адъютанта Фридриха Второго, графа Шверина, ну и, натурально, был принят при малом дворе, а точнее, на половине Петра Федоровича, который, как известно, являлся страстным поклонником Фридриха. Будущий император очень к Орлову благоволил, а оттого графиня Брюс, которая продолжала свои неутомимые любовные изыскания, поглядывала на красавца поначалу не без брезгливости. Впрочем, вскоре слух, поползший по Петербургу, заставил ее переменить мнение.
Слух касался отношений – вернее, сношений! – этого самого Орлова с признанной красавицей Еленой Куракиной, любовницей графа и генерала-фельдцейхмейстера Петра Ивановича Шувалова. Самое пикантное заключалось в том, что Шувалов, восхищенный воинскими подвигами Григория, тотчас по приезде в Петербург взял его к себе в адъютанты. Ну что ж, восхищаться и впрямь было чем: в сражении под Цорнсдорфом Григорий был трижды ранен и обратил на себя общее внимание своей храбростью и хладнокровием. Однако, сочтя, что его подвиги требуют награды, а раны – ухода, Орлов выбрал себе в милосердные сестры именно любовницу своего патрона.
Разумеется, сплетни об этом вихрем пронеслись по светским гостиным столицы. Не миновали они и ушей Прасковьи Брюс, которые были и вообще-то постоянно насторожены, а уж если дело касалось Елены Куракиной – и подавно. Графиня Брюс Елену терпеть не могла – прежде всего за ее исключительную красоту, конечно, ну а кроме того, их пути слишком часто пересекались в одних и тех же постелях, и порою любовники – мужланы!!! – доходили до того, что осмеливались сравнивать внешние стати и внутренние качества Прасковьи и Елены – увы, не всегда в пользу графини Брюс…
Прасковья положила себе во что бы то ни стало отбить у Елены Степановны этого черноглазого красавца, которым восхищался весь Петербург. Отбить не отбить, но для начала хотя бы затащить его в свою постель. Ну, сделать это никакого труда не составило, и вот тут-то Прасковья совершила вдруг потрясающее открытие: да ведь этот Григорий – именно то, что она ищет для дорогой подруги Като!
Прасковья едва дождалась, пока Григорий закончит демонстрировать ей свою удаль, и, небрежно отряхнув юбки, ринулась к великой княгине, чтобы сообщить радостную весть: Господь явил свою милость и послал-таки ей желанного героя!
Екатерина вскинула брови и недоверчиво уставилась на подругу:
– Брат Алексея Орлова? Ну что ж, посмотрим… А где бы, кстати, на него посмотреть?
– Гришка запросто вхож в покои великого князя, – торопливо принялась рассказывать Прасковья. – Да и живет теперь рядом с Зимним дворцом, в доме банкира Кнутцена. Там поселили пленного Шверина, ну а поскольку Гришка по-немецки шпарит, как истинный шваб, его определили на житье поближе к Шверину – якобы толмачить для высокопоставленного пленника. Говорят, впрочем, что сильно Петр Иванович Шувалов на Гришку жаловался и молил убрать его с глаз Еленки Шуваловой, дабы слишком не соблазнялась!
Узнав, что Григорию Орлову симпатизирует Петр Федорович, Екатерина едва не отказалась от намерения повидать его. Однако Прасковья, которая ни на йоту не сомневалась, что Григорий Орлов – то, что нужно, принялась расписывать его стати и достоинства (особенно постельные) такими красками, что Екатерина почувствовала почти неодолимое желание не только увидеть Орлова, но и убедиться в истинности живописаний дорогой подруги.
Бросив один лишь взгляд на Григория, она поняла, что Прасковья в очередной раз оказалась права… И вот так и начался невероятный роман двадцатипятилетнего Орлова и тридцатилетней Екатерины – начался с легкой руки графини Прасковьи Брюс. Что и говорить, называя себя на пороге смерти путеводной звездой молодой Екатерины, Прасковья Александровна не слишком-то заносилась, и если Григорий Орлов со товарищи привел Екатерину на престол, то разве не было в этом и немалой заслуги Прасковьи Брюс?..
Честно говоря, историки позднейших поколений воспринимали Прасковью Брюс как существо одиозное. И как-то даже стыдились упоминать о ней вне конкретного постельного контекста. Словно она и не была женой своего мужа (произведенного, после не слишком-то славного боевого прошлого, в 1773 году в генерал-аншефы, награжденного орденом Андрея Первозванного и назначенного генерал-губернатором обеих столиц и главнокомандующим войск в Москве), ни матерью своей дочери (вышедшей в свое время замуж за графа Василия Мусина-Пушкина, которому уже император Павел разрешил присоединить к своей фамилии также фамилию Брюс – потому что мужского потомства Яков Александрович и его жена Прасковья не оставили). А между тем однозначно, что всей своей карьерой не слишком-то удачливый воин и чрезмерно бурбонистый, знающий только черное и белое, казенно-суровый граф Брюс был обязан именно жене! Екатерина щедро одарила ее за безусловную преданность, проявленную как до переворота, так и во время его, а также – после его свершения, и если Екатерина Романовна Дашкова всю руководящую роль в сем историческом событии приписала себе, ни словом не обмолвясь о том, что рядом с Екатериной Алексеевной постоянно была и ее вернейшая, преданнейшая подруга Прасковья (она вскользь называет ее прислугой, горничной, которая где-то там мелькала на заднем плане!), – ну что ж, так оценивала чрезмерно эгоцентричная госпожа Дашкова роль личности в истории. На самом деле, конечно, Прасковья и впрямь присутствовала неотлучно при будущей императрице, а переодеваться в мужской наряд им было не привыкать стать, что одной, что другой, и если они проделывали это ради безобидного адюльтера, то почему не проделать и ради адюльтера покруче, ради измены не просто супругу, но и императору?
Проделали – и остались не только безнаказанными, но и стяжали славу!
Итак, Екатерина стала императрицей. Она была, безусловно, счастливой государыней! Однако была ли она счастливой женщиной? О нет!
Ей изменяли, как самой обычной опостылевшей жене, ее бросали, как самую обыкновенную надоевшую любовницу. Однако она готова была хоть пожизненно хранить верность одному мужчине – при условии, что сей мужчина будет верен ей, – это раз, и будет неустанно удовлетворять ее отнюдь не уменьшающийся любовный аппетит – это два. Ко второму Орлов худо-бедно был пока что готов, однако хранить верность одной женщине он был органически не способен. Что говорить – он даже Прасковьи домогался! Французский посланник в России Беранже без всяких околичностей писал в Париж о Григории Орлове: «Этот русский открыто нарушает законы любви по отношению к императрице; у него в городе есть любовницы, которые не только не навлекают на себя гнев императрицы за свою угодливость Орлову, но, по-видимому, пользуются ее расположением…»
Беранже, конечно, обольщался насчет такой уж снисходительности Екатерины. Чаша ее терпения наконец переполнилась, и «ближние бояре» мигом смекнули, что в мутной воде ее изменившегося настроения можно выловить очень немалую рыбку. Граф Никита Панин, воспитатель цесаревича Павла (сына, как мы помним, скорее всего Сергея Салтыкова, хотя возможны варианты…), человек умный и тонкий, однако исполненный коварства и весьма тяготившийся всесилием Орлова, решил предоставить императрице достойную замену. Приглядевшись к придворным красавчикам и посовещавшись с графиней Брюс (голова хорошо, а две лучше, мужской ум востер, а женский того вострее, тем паче в таком деликатном деле!), Панин обратил внимание Прасковьи на кавалерийского корнета Александра Васильчикова. Молодой человек был хорош собой, скромен, воспитан, а главное, имел известные достоинства столь выдающиеся, что при первом взгляде на Васильчикова интерес даже самого скромного встречного поневоле приковывался не к красивому лицу, не к приветливой улыбке, не к саженным плечам, а к стройным бедрам корнета, который словно бы постоянно находился в состоянии полной боевой готовности. Прасковья давно уже облизывалась на этого удальца, однако что-то ее удерживало, может быть, избыточная молодость красавчика: все-таки ей было уже сорок три, а ему всего лишь двадцать… Если ей когда-то три года разницы с мужем казались неодолимым барьером, то двадцать три года должны были казаться вовсе Гималаями…
