По воле Посейдона - Тертлдав Гарри Норман (читать книги полностью .TXT) 📗
— Твое воображение нужно окатить ведром холодной воды, как пару собак, сцепившихся посреди улицы, — заявил Соклей.
Менедем жестами показал, что слова брата ранили его, как вонзившаяся в грудь стрела. Он пошатнулся так убедительно, что испугал ослика, навьюченного четырьмя большими амфорами оливкового масла. Погонщик кратко, но весьма выразительно прокомментировал этот инцидент, но Менедем не обратил на него никакого внимания.
Соклей почувствовал себя слегка виноватым, потому что он тоже иногда пытался представить, каковы женщины под всеми этими туниками и накидками, под плащами и вуалями. Да и какой мужчина время от времени этим не занимается? А сами женщины — разве они прячутся не для того, чтобы подстегнуть воображение мужчин?
Размышляя об этом, Соклей чуть не прошел мимо собственного дома.
Менедем засмеялся.
— Ты, братец, никак собрался к нам в гости? Рановато. Иди-ка сперва расскажи своему отцу о заключенной сделке, а я обрадую своего. Кстати, сегодня у нас ужинают торговцы, помнишь?
Соклей кивнул.
— Думаю, за ужином только и будет разговоров, что о нашей сделке… Разумеется, если к тому времени отцы не сдерут с нас шкуры и не продадут их дубильщикам.
— Мы заработаем на павлинах кучу денег, — мужественно заявил Менедем.
— Нам и вправду лучше их заработать, иначе… — ответил Соклей.
Его двоюродный брат вздрогнул, потом помахал ему рукой и двинулся к своему дому. Ничто не могло надолго ввергнуть Менедема в уныние. Хотел бы и Соклей так легко ко всему относиться.
Он постучал в дверь и стал ждать, пока отец или домашний раб ему откроют.
Гигий, их управляющий, отпер засовы и распахнул двустворчатые двери.
— Радуйся, молодой хозяин, — сказал раб-лидиец. — Как идет подготовка «Афродиты» к плаванию?
Он знал о семейных делах почти столько же, сколько знали хозяин и его сын.
— Неплохо, — ответил Соклей. — Отец дома? Мы с Менедемом купили сегодня кое-какие товары — чтобы продать их на западе, когда отправимся в путь, — и я хотел бы обсудить это.
— Да, твой отец дома, — ответил Гигий. — Он будет рад тебя видеть, Ксанф только что ушел.
— Он рад видеть кого угодно после ухода Ксанфа, — засмеялся юноша.
Упомянутый торговец был человеком честным и заслуживающим доверия, но предельно глупым.
Соклей прошел через двор, направляясь к андрону — мужской половине дома, — где ожидал найти отца. Сестра Соклея Эринна поливала во дворе из кувшина целебные растения и травы.
— Радуйся, — сказала она. — Что нового в городе? Думаю, Ксанф принес кое-какие новости, но я не выходила из своей комнаты, пока он не ушел.
— Сперва я хочу обсудить с отцом кое-какие дела, — ответил Соклей. — Да я и не слышал ничего важного. «Афродита» готова отплыть, как только мы решим, что установилась подходящая погода.
Эринна вздохнула.
— И тогда вы с Менедемом уйдете в море — и не вернетесь, пока не начнутся дожди.
Эринне исполнилось восемнадцать, она три года была замужем, но, после того как муж ее умер, вернулась к отцу. Темные кудрявые волосы, которые она коротко обрезала в знак траура, наконец снова отросли, почти до прежней длины.
С озорной улыбкой Соклей сказал:
— Ты же знаешь — мы уходим в плавание специально для того, чтобы тебя позлить.
— Не сомневаюсь, — ответила Эринна и вернулась к своему занятию. — Ну ладно, иди и расскажи отцу, что ты там собирался ему рассказать. Думаю, я все равно тоже об этом узнаю — рано или поздно.
И она приняла смиренный вид.
«Если мои опасения подтвердятся, ты услышишь новость очень скоро, как только он начнет на меня кричать», — подумал Соклей.
Глубоко вздохнув, он вошел в андрон.
Лисистрат, отец Соклея, сидел в кресле, перебрасывая камешки на абаке — старинных счетах — и что-то бормоча себе под нос. Когда в открывшуюся дверь ворвался свет, он поднял глаза.
Лисистрат был на добрую ладонь ниже своего долговязого сына, но во всем остальном они очень походили друг на друга. Правда, волосы у отца были темнее, чем у Соклея, — почти черные, а не темно-каштановые, — но в последнее время в них появилась проседь, поэтому он казался старше своих пятидесяти лет.
Лисистрат улыбнулся и сразу стал моложе благодаря великолепно сохранившимся зубам.
— Радуйся, сын, — проговорил он, жестом приглашая Соклея занять второе кресло. — Надеюсь, ты принес мне кучу новостей?
— Эринна тоже задала мне этот вопрос, — ответил Соклей. — Вообще-то и мне хотелось бы услышать от тебя, что нового.
— Начинай первым, — сказали они в унисон, и оба рассмеялись.
— Сначала ты, отец, — настаивал Соклей.
Он делал это не только из уважения к старшему, но и потому, что искренне любил отца; в детстве Лисистрат наказывал сына только в тех случаях, когда мальчик действительно этого заслуживал. А зачастую не бил Соклея даже тогда, когда тому не помешала бы хорошая трепка.
Лисистрат кивнул, сдаваясь.
— Ксанф только что был здесь, — начал он.
— Да, знаю: Гигий сказал мне об этом, как только я вошел в дом, — ответил Соклей.
— А, хорошо. Ты же знаешь, какой он — Ксанф. Не успокоится, пока подробно не расскажет тебе все о состоянии своего кишечника и не перескажет речь, которую прочел на прошлом собрании, — наверняка такую же скучную, как и все его остальные речи, — и не объяснит, как мы все выродились по сравнению с героями Троянской войны. — Лисистрат возвел глаза к потолку. — Но обычно среди всех этих плевел попадаются и зерна пшеницы, так случилось и сегодня.
— Расскажи! — нетерпеливо попросил Соклей.
— Обязательно расскажу. Знаешь город Амфиполь, рядом с Македонией?
— Еще бы, — кивнул Соклей. — Историк Фукидид рассказывает о нем в своей пятой книге. Спартанец Брасид сражался там с афинянином Клеоном, и Брасид победил, но оба погибли в битве.
Отец нетерпеливо взглянул на него.
— Я имею в виду не Амфиполь прежних дней, сын. Я говорю о нынешнем городе. Ты знаешь, что Кассандр, властитель Европы, удерживал Роксану и Александра, ее сына от Александра Великого, в тамошнем форте?
— Разумеется, — кивнул Соклей. — Александру было тогда… Сколько — двенадцать? Я знаю, что он был рожден после смерти своего отца. Очень скоро он достигнет нужного возраста, чтобы стать истинным правителем Македонии.
Лисистрат покачал головой.
— Нет, теперь уже не достигнет. В этом и заключалась новость, которую принес Ксанф: прошлой зимой, когда новости распространялись медленно, Кассандр убил Александра, а заодно и Роксану.
Соклей негромко присвистнул и содрогнулся, как будто в андроне внезапно похолодало.
— Значит, остались одни только полководцы, чтобы грызться, отнимая друг у друга кость империи Александра, — сказал он. — Кассандр в Македонии, Лисимах во Фракии, Антигон в Анатолии и Азии и Птолемей в Египте.
— И Полиперкон на Пелопоннесе, и Селевк, который спорит с Антигоном во внутренней Азии, — продолжал Лисистрат. — Хотел бы я знать, как долго продлится мир, который эти четверо заключили прошлым летом. Или я сильно ошибаюсь, или же кто-нибудь из них вскоре найдет повод нарушить договор.
— Ты наверняка прав. — Соклей снова вздрогнул.
Он гадал: что бы подумал о мире Фукидид, живи он в наши дни? Да ничего хорошего, Соклей в этом не сомневался. В давние времена каждый полис в Элладе был свободен выбирать свой собственный путь. Теперь же почти все эллинские города-государства плясали под дудку то одного македонского правителя, то другого. Родос пока еще оставался свободным и независимым, но даже ему пришлось с боем вышвырнуть македонский гарнизон после смерти Александра Великого.
Лисистрат, должно быть, думал о том же самом, потому что сказал:
— Быть полисом в наши дни — все равно что быть сардинкой в косяке тунцов. Но какие новости принес ты, сынок? Я надеюсь, они меня порадуют.
— Я тоже на это надеюсь, — ответил Соклей, пытаясь угадать, как отреагирует на покупку павлинов отец.
Что ж, скоро он это узнает. И Соклей выпалил на одном дыхании:
