Братья - Градинаров Юрий Иванович (серия книг .TXT, .FB2) 📗
Пароход проходил станки по правобережью Енисея, оставляя артели сезонников, где кроме рыбаков и засольщиков были печники, плотники, дроворубы. Старосты станков, отложив рыбалку, радостно встречали новый люд, разводили кое-кого на постой по избам, а сбитые артели сразу увозили на лодках на летовья, где на песчаных косах покатых зеленых берегов стояли рубленые избы, землянки и чумы инородцев. Здесь испокон веков летом рыбачили и инородцы, и пришлые. Летовья принадлежали станковым общинам. Гуртом лагодили неводы, лодки, избы, мерзлотники. Как зеницу ока хранили в соляных стойках соль на путину. И когда разудалые купцы шли на кочах по Енисею, то прямо на тонях старосты станков выставляли на продажу или мен соленую, вяленую или свежемороженую рыбу. Купцы везли на парусниках засольщиков, те оттаявшую на солнце рыбу солили прямо в бочках, стоящих на палубах и в трюмах. А искусные длинноволосые бондари с мощными предплечьями тут же бутырили бочки. Но купцы приходили, забирали «царскую» рыбу и уходили в Енисейск, не заботясь больше ни о станках, ни о летовьях, мимо каких шли по Енисею косяки осетра, нельмы, сига, муксуна.
Отмена крепостного права взбудоражила бойких, с воровскими замашками, молодых людей, живших в верховьях Енисея самодостаточной, немного ухарской, жизнью, кое-как сдерживаемой законом. И вот волна бумажной свободы раскрепостила их, стихийно открыла запретные ниши там, куда не дотягивалась державная рука. Государь умом понимал, не все надо отдавать дельцам, но сдержать их натиск уже не мог. И пошли вниз по Енисею золотодобытчики, открывая в таежных дебрях целые рудники. Акционеры пустили пароходы вплоть до Гольчихи, собирая десятки тысяч пудов енисейской рыбы. Купцы Сотниковы на государевой службе держали хлебозапасные магазины, ведя меновую торговлю с охотниками и рыбаками, инородцами. Сюда уже проникли пароходы толстосумов Гадалова, Кытманова, а барон Кнопп, готовившийся посылать в Енисейск морские пароходы из Европы, начал строить на станке Караульная амбары для хлеба и других товаров.
На Бреховских островах купцы Сотниковы, Кытманов построили летовья, куда в путину съезжались рыбаки на неводной лов. Каждая протока Бреховского архипелага кишела летом осетром, муксуном, сигом, а по осени – даже селедкой. Малолюдные зимой острова летом превращались в маленький городок, разбросанный на десятке именных и безымянных островов. Каждое лето в протоках выставлялось по сто пятьдесят – сто семьдесят неводов. Затундринские крестьяне, чьи станки находились на островах или недалеко от них, тоже выстроили из палатного теса небольшие летовья, где семьями жили в летнюю путину.
Спустившись верст на двадцать ниже Толстого Носа до Муксунихинского мыса, пароход повернул на юго-восток и начал пересекать пятнадцативерстную гладь Енисея. Капитан Бахметьев ликовал. На реке стоял редкий для этих широт штиль. За свою жизнь ему не раз приходилось отстаиваться у Муксунихи, пережидая двух-трехдневные шторма. Пересекать Енисей с баржами и лодками на буксире в такую погоду – чрезмерный риск. Двухметровые беляки пугающе извиваются над потемневшей водой, поглощаются ею и от стрежня докатываются до песчаных берегов, заплескивая их лопающимися пузырьками.
– Погода как по заказу, Петр Михайлович! – довольно улыбнулся Бахметьев.
– Не сглазьте, Николай Григорьевич! Сейчас сиверко выскочит из-за Гостиного мыса – и пойдет штормяга.
– Теперь не страшно! Не успеет достать, если б даже сейчас выскочил.
Они вышли на мостик.
– Посмотрите, Петр Михайлович, как нас сносит. Развернуло, что стали идти против течения.
Капитан в рупор скомандовал:
– Право руля! Держать поперек реки. Следите за буксиром.
Теперь пароход шел наискось к Большому Охотскому острову.
На барже стояли Лопатин и Шмидт и поочередно смотрели в подзорную трубу.
– Красив здесь Енисей! Если в верховьях он хорош горами и тайгой, то здесь по-особому вписывается в монотонную бедность тундры! Он как бы подрезал правый берег, подняв его ввысь на пятьдесят – сто саженей и опустив левый наволочный, оставив на них приплесками широкие песчано-галечные, залитые в половодье косы, порезанные сотнями рек и речек, ручьев и ручейков. – рассуждал Шмидт, показывая рукой на почти слившийся с горизонтом правый берег. – А левый – пологий, как у малых рек.
– Да! – сказал Илларион Александрович. – Енисей в разных широтах по-своему красив.
Подходя к Большому Охотскому, они в трубу разглядели по правой стороне острова рубленые добротные балаганы, рыбоделы и почти слитые с зеленью тундры мерзлотники.
– Мне рассказывал Киприян Михайлович о постройке им на Бреховских островах десяти летовий в рыбных местах. Только его сезонники выставляют пятьдесят неводов. Остальные – кытмановские, гадаловские. Двенадцать неводов ставит Кокшаров у своего летовья и Теткин из Толстого Носа, – пояснял Федор Богданович, будто бывший ранее в этих местах. – И Гадалов с Кытмановым здесь развернулись. Со дня на день и их пароходы прибудут. Ишь, кинулись рыбу ловить, видно, дело для купцов доходное!
– Если б убыточное, то ни Гадалов, ни Кытманов не гоняли бы сюда пароходы по два рейса в навигацию. Недаром блеск рыбьей чешуи схож с блеском серебра. Жаль, не звенит, – посетовал Лопатин.
– Но даже сезонные наезды в низовье дают положительные сдвиги в освоении этого края. Сейчас идут пушнина и рыба, а потом пойдут медь, графит, уголь. Поэтому купцы здесь – первопроходцы. Их предприимчивость ведет за собой прогресс и цивилизацию сюда, в эти Богом созданные и Им же забытые уголки России. Сотниковы корнями вросли в эту землю, а Гадалова и Кытманова, думаю, гонит алчность. Не зря Петр Михайлович хочет сам приобрести пароход, чтобы не зависеть ни от государственной, ни от частной пароходных компаний.
– Пока они одержимы лишь золотом, а рыбу берут не для старателей. Бедолагам налим да щука достается. А осетра с муксуном и нельмой за золото гонят в Китай. Об алчности добавлю: ни Кытманов, ни Гадалов в фонд нашей экспедиции не дали ни рубля.
Пароход, подходя к Большому Охотскому, гудел, оповещая артельщиков о прибытии.
Алексей Митрофанович Сидельников должен высадить на этом острове три артели с Верхне-Имбатска и экспедицию, потому на баржах суета.
– Не торопитесь! – кричит в капитанский рупор Сидельников. – Сейчас сходят ученые и артельщики Семена Яркова. Геологи в палатки, а артель – на свое летовье, – показал рукой в сторону берега.
Петр Михайлович с парохода заметил рядом с балаганами просторные вешала для неводов, две лодки-ветки, поленницу, заготовленную с прошлой осени. На песчаной косе, вблизи воды, вкопанные в землю чугунные чаны для засолки рыбы.
– Видна работа плотников-буторинцев. Молодцы, мужики! Все успели сделать. Сегодня сходим с тобой, Алексей Митрофанович, посмотрим летовье Семена.
Артель Семена дружно перетаскивала кладь, сети, провизию, ружья из лодок на берег, а дальше – на деревянных носилках – прямо к летовью. Старшина открыл амбар, затем балаган. Балаган дышал сыростью и необжитостью. Правда, заметен недавний ремонт печки по свежей глиняной штукатурке. На полатях лежали замызганные матрацы с подушками, на полу вышарканные ногами оленьи шкуры.
Семен, поставив тяжелый рюкзак на пол, обошел углы балагана:
– Главное, крыша не течет, а в остальном уют сделаем сами. Тимоха! – позвал он молодого белобрысого парня. – Пока мы невода разматываем, вынеси на солнышко подушки и матрацы. Пусть подсохнут, отойдут от зимней сырости. А потом вместе с Данюхой-стряпухой разожгите печь, откройте окна и двери – пусть тепло выгоняет сырость. Пока спать соберемся – балаган просушится.
Подошли Петр Михайлович с Сидельниковым.
– Пошли, Семен, посмотрим твое хозяйство, заодно проверим работу плотников и печника.
Завернули в балаган, удостоверились, что крыша не течет. После весенних дождей на полу и на стенах не осталось следов от воды, а чуть заметные около печи следы сажи подтверждали: печник не только наладил топку, но и почистил камин и трубу. Кое-где забили зияющие щели свежим мхом да замазали глиной. В баньку по-черному собрали две новые кадки и залили водой. Даже вставили стекло в две форточки, разбитые в прошлую путину. И нужник спрятали за заплотом из плавника от глаз людских, чтобы не поганил воздух отхожими запахами и мух не плодил.
