Вождь окасов - Эмар Густав (читать книги полные TXT) 📗
– Поезжайте скорее, когда так, друг мой; в особенности, берегите донну Розарио.
– Будьте спокойны; через три часа она будет здесь...
– Счастливого пути; помните же, что я жду вас с нетерпением.
– Только съездить и возвратиться...
– До свидания!
Валентин вышел из комнаты, отправился в конюшню, сам оседлал свою лошадь и поскакал галопом. Он сказал дону Тадео правду: его мучило смутное беспокойство, он предчувствовал несчастье.
ГЛАВА XXXIX
Раненый
Воротимся теперь к графу де Пребуа-Крансэ.
Когда похищение было совершено, та часть долины, в которой дон Тадео раскинул свои палатки, была пуста. Толпа, увлеченная любопытством, бросилась в ту сторону, где происходило возобновление договора. Впрочем, меры похитителей были так хорошо приняты, все сделалось так скоро без всякого сопротивления, без криков и без шума, что тревоги не было, никто даже и не подозревал, что случилось.
Крики молодого человека не были никем услышаны, а пистолетные выстрелы его смешались с шумом празднества. Итак, Луи довольно долго лежал без чувств перед палаткой; из двух ран его струилась кровь.
По странной случайности, все служители и даже два индейских вождя удалились, как мы сказали, чтобы присутствовать при церемонии.
Когда крест был водружен, когда генерал и токи, взявшись за руки, оба вошли в палатку, толпа разделилась на маленькие группы и скоро разошлась; каждый поспешил вернуться на то место, где был раскинут временный лагерь его партии.
Индейские вожди первые возвратились к Луи; когда любопытство их удовлетворилось, они начали упрекать себя, зачем так надолго оставили они своего друга. Приближаясь к лагерю, они удивились, что не видят Луи, и некоторый беспорядок наполнил души их беспокойством. Они ускорили шаги. Чем более они приближались, тем более этот беспорядок становился очевидным для их глаз, привыкших замечать признаки, неприметные для глаз белого.
В самом деле, пространство, оставленное свободным в ограде, составленной из тюков, казалось, было театром борьбы; на сырой земле оставались следы нескольких лошадей; некоторые тюки даже были отодвинуты как бы затем, чтобы расширить ходы. Эти признаки были достаточны для индейцев; они разменялись тревожным взором и вошли в стан поспешными шагами.
Луи находился еще в том самом положении, в каком оставили его индейцы: он лежал поперек входа в палатку, с разряженными пистолетами в руках, с головою, опрокинутою назад, с полуоткрытыми губами и сжатыми зубами. Кровь уже не текла. Индейцы смотрели на него с минуту с остолбенением. Лицо молодого человека было покрыто смертельной бледностью.
– Он умер! – сказал Курумилла голосом, прерывавшимся от волнения.
– Может быть, – отвечал Трангуаль Ланек, становясь на колена возле тела.
Он поднял безжизненную голову Луи, развязал ему галстук и открыл грудь, тогда он увидал две раскрытые раны.
– Это мщение, – прошептал он. Курумилла покачал головой с унынием.
– Что делать? – сказал он.
– Мне кажется, что он не умер.
Тогда с чрезвычайной ловкостью и невероятным проворством оба индейских вождя окружили раненого самыми разумными и дружескими попечениями.
Долго все было бесполезно. Наконец слабый вздох мучительно вырвался из стесненной груди молодого человека; легкий румянец покрыл его щеки, и он раскрыл глаза.
Омыв рану свежей водой, Курумилла приложил к ней листья oregano и сказал:
– Он лишился чувств от потери крови, раны его широки, но не глубоки и нисколько не опасны.
– Но что такое случилось здесь? – вскричал Трангуаль Ланек.
– Послушай! – сказал Курумилла, взяв его за руку. – Он что-то говорит...
В самом деле, губы молодого человека зашевелились; наконец он произнес с усилием и таким тихим голосом, что оба индейца с трудом услыхали это единственное слово, в котором для него сосредоточивалось все:
– Розарио!
– А! – вскричал Курумилла, как бы озаренный внезапным светом. – Где же бледнолицая девушка?
И он бросился в палатку.
– Теперь я понимаю все, – сказал он своему другу. Индейцы осторожно приподняли раненого, перенесли его в палатку и положили в пустую койку донны Розарио. Луи пришел в сознание, но почти тотчас же впал в глубокую дремоту.
Устроив его как можно удобнее, индейцы вышли из палатки и начали с инстинктом, им свойственным, искать на земле признаки, которых не могли спросить ни у кого, но которые должны были указать им след. Теперь, когда покушение на убийство и похищение сделались очевидны, надо было напасть на след похитителей и постараться, если возможно, спасти молодую девушку.
После детального осмотра, который продолжался не менее двух часов, индейцы вернулись к палатке, сели друг против друга и несколько минут курили молча.
Слуги пришли с празднеств и испугались, узнав, что случилось во время их отсутствия. Бедные люди не знали на что решиться; они дрожали при мысли об ответственности, которая лежала на них и о страшном отчете, которого от них потребует дон Тадео.
Между тем вожди выкурили трубки, погасили их, и Трангуаль Ланек заговорил.
– Брат мой мудрый вождь, пусть он скажет что он видел?
– Я буду говорить, если того желает брат мой, – отвечал Курумилла, кланяясь, – бледнолицая девушка с лазоревыми глазами была похищена пятью всадниками.
Трангуаль Ланек сделал знак согласия.
– Эти пять всадников приехали с другой стороны реки; следы их ясно видны на земле, которую они замочили в тех местах, где лошади ступали мокрыми копытами. Четверо из всадников индейцы, пятый бледнолицый; у входа в стан они остановились, разговаривали с минуту, и четверо сошли с лошадей; следы их видны.
– Хорошо! – отвечал Трангуаль Ланек. – У брата моего зрение прекрасное, ничто от него не укрывается.
– Из четырех всадников, сошедших на землю, трое индейцы, что легко узнать по следам их голых ног, большой палец которых, привыкший держать стремя, очень отдален от других пальцев; четвертый всадник белый; его шпоры оставили везде глубокие следы; трое первых ползком добрались до дона Луи, который разговаривал у входа в палатку с молодой девушкой с лазоревыми глазами и стоял спиною к тем, которые подошли к нему; на него напали неожиданно, и он упал, не имея времени защищаться; тогда четвертый всадник прыгнул и схватил молодую девушку на руки и перепрыгнув через тело дона Луи, побежал к своей лошади, а за ним бросились и три индейца; дон Луи видимо сначала приподнялся на колени, потом успел стать на ноги и выстрелил из своих пистолетов в одного из похитителей; тот упал раненый; это был бледнолицый. Лужа крови указывает место его падения; умирая, он рвал траву руками; тогда его товарищи сошли с лошадей, подняли его и ускакали с ним. Дон Луи, выстрелив из своих пистолетов, лишился чувств и упал, вот что я знаю.
– Хорошо, – отвечал Трангуаль Ланек, – брат мой знает все; подняв тело своего товарища, похитители опять переехали через реку и немедленно отправились к горам... Ну, теперь что же сделает брат мой?
– Трангуаль Ланек опытный вождь, он подождет дона Валентина, а Курумилла молод и потому отправится по следам похитителей.
– Брат мой говорил хорошо, он мудр и благоразумен, он найдет их.
– Да, Курумилла найдет похитителей, – лаконически отвечал индеец.
Сказав эти слова, Курумилла встал, оседлал свою лошадь и уехал. Трангуаль Ланек скоро потерял его из виду и вернулся к раненому.
День прошел таким образом. Испанцы все оставили долину; индейцы по большей части последовали их примеру; осталось только несколько запоздалых арокан, которые, впрочем, также приготовлялись к отъезду.
Между тем к вечеру Луи сделалось лучше, он мог наконец в нескольких словах рассказать индейскому вождю все, что случилось, но не сказал ему ничего нового; Трангуаль Ланек сам угадал все.
– О! – сказал в заключение молодой человек. – Розарио, бедная Розарио! Она погибла!
