Наулака - Киплинг Редьярд Джозеф (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Тарвин, лишившийся коня, смотрел на восток, запад, север, юг, в ожидании помощи совершенно так же, как оглядывалась Ситабхаи на плотине. Бродячая шайка цыган с худыми волами и лающими собаками огибала городскую стену и остановилась у ворот, словно стая нечистых птиц. Вид сам по себе не представлял ничего особенного, но, по правилам города, позволялось останавливаться лагерем только в четверти мили от стен.
— Вероятно, бедные родственники этой госпожи. Однако славно они загородили проход в ворота. Ну, если бы я вздумал пробраться к дому миссионера, они, наверное, схватили бы меня, — пробормотал Тарвин.
В это мгновение в лагере цыган поднялся столб пыли. Конвой магараджа Кунвара, расчищая путь коляске, разогнал смуглую шайку вправо и влево. Тарвин обдумывал, что бы могло означать это появление. Конвой остановился с обычным шумом у дверей постоялого двора, вслед за ним подъехала коляска. Одинокий кавалерист, скакавший вдогонку экипажа, кричал что-то почтительным голосом. В ответ ему послышался прерывистый смех конвоя и два пронзительных, восторженных восклицания из экипажа.
Ребенок, которого никогда еще не видел Тарвин, стоял в экипаже и осыпал потоком ругательств на местном языке отставшего кавалериста. Конвой снова расхохотался.
— Тарвин-сахиб! Тарвин-сахиб! — тонким голоском кричал магарадж Кунвар. — Придите посмотрите на нас!
Одно мгновение Тарвин колебался, не новая ли это выдумка врага, но при виде старого верного союзника, магараджа, вышел вперед.
— Князь, — сказал он, беря за руку мальчика, — вам не следовало бы выезжать.
— О, все хорошо, — поспешно сказал мальчик, хотя его бледное личико опровергало эти слова. — Я отдал приказание, и мы приехали. Мисс Кэт обыкновенно отдает мне приказания, но она привезла меня во дворец, а там я отдаю приказания. Это — Умр Синг, мой брат, князек, но раджой-то буду я.
Другой ребенок медленно поднял глаза и взглянул на Тарвина. Глаза и низкий широкий лоб походили на глаза и лоб Ситабхаи, а рот с маленькими жемчужными зубами был сжат так же плотно, как рот его матери во время борьбы на Дунгар Талао.
— Он — с другой стороны дворца, — продолжал Кунвар по-английски. — С другой стороны, куда я не должен ходить. Но когда я был во дворце, я пошел к нему — ха, ха, Тарвин-сахиб, — а он убивал в это время козу. Взгляните. У него руки красные.
Умр Синг разжал крошечную ладонь при слове, сказанном ему братом на местном языке, и протянул ее Тарвину. Она была темна от запекшейся крови, и шепот пробежал среди конвоя. Командир повернулся в седле и, кивнув головой Тарвину, пробормотал: «Ситабхаи». Тарвин поймал на лету слово, и этого было достаточно для него. Провидение послало ему помощь с ясного неба. Он немедленно составил план действия.
— Но как вы попали сюда, маленькие дьяволята? — спросил он.
— О, там во дворце только женщины, а я раджпут и мужчина. Он совсем не умеет говорить по-английски, — прибавил мальчик, указывая на своего товарища, — но когда мы играли вместе, я рассказал ему про вас, Тарвин-сахиб, и про то, как вы однажды сняли меня с седла, и ему захотелось также посмотреть на все те штуки, что вы показываете мне. Вот я и отдал очень спокойно приказание, и мы вместе вышли из маленькой двери. И вот мы здесь! Салаам, баба, — покровительственно сказал он стоявшему рядом с ним ребенку.
Тот медленно, с важным видом, поднял руку ко лбу, продолжая смотреть на чужестранца пристальным взглядом, не выражавшим ни малейшего любопытства. Потом он шепнул что-то, заставившее магараджа Кунвара рассмеяться.
— Он говорит, — сказал магарадж Кунвар, — что вы не такой большой, как он думал. Его мать говорила ему, что вы сильнее всех людей, а между тем некоторые из этих солдат больше вас.
— Ну, что же вы желаете, чтобы я сделал? — спросил Тарвин.
— Покажите ему свое ружье, и как вы стреляете в рупии, и как усмиряете брыкающихся лошадей, и все свои штуки.
— Отлично, — сказал Тарвин. — Но я не могу показать их здесь. Поедемте к мистеру Эстесу.
— Мне не хочется ехать туда. Моя обезьяна умерла. И я не думаю, чтобы Кэт было приятно видеть нас. Теперь она все время плачет. Вчера она отвезла меня во дворец, а сегодня утром я опять поехал к ней, но она не захотела меня видеть.
Тарвин готов был обнять ребенка за благословенное известие, что Кэт еще жива.
— Так она не в больнице? — спросил он глухим голосом.
— О, больница вся — фью! Там нет теперь женщин. Они все разбежались.
— Неужели! — вскрикнул Тарвин. — Повторите это, малютка. Отчего?
— Черти! — коротко сказал магарадж Кунвар. — Откуда я знаю? Это болтали женщины… Покажите ему, как вы ездите верхом, Тарвин-сахиб.
Снова Умр Синг шепнул ему что-то по-своему и опустил ногу на подножку коляски.
— Он говорит, что поедет верхом, сидя впереди вас, как сидел я, — объяснил мальчик. — Гурдит Синг, сойди с лошади.
При этих словах один из кавалеристов соскочил с лошади и встал у ее головы. Тарвин, улыбаясь при мысли о чудесной случайности, ничего не сказал, но, вскочив на лошадь, вынул Умра Синга из коляски и осторожно посадил его на седло впереди себя.
— Ситабхаи встревожилась бы, если бы могла видеть меня, — пробормотал он про себя, обвивая рукой худенькую фигурку мальчика. — Не думаю, чтобы было какое-нибудь «джуггутинство», пока я везу этого молодого человека.
Когда конвой расступился, чтобы дать Тарвину возможность встать впереди отряда, какой-то бродячий жрец, издали следивший за разыгравшимся эпизодом, обернулся и крикнул во всю силу своих легких через равнину, по направлению к городу. Крик был подхвачен какими-то голосами, передан городским стенам и замер на песках за городом.
Умр Синг улыбнулся, когда лошадь тронулась, и уговаривал Тарвина ехать быстрее. Но магараджа запретил это. Ему хотелось видеть зрелище, спокойно сидя в коляске. Когда он проезжал через цыганский лагерь, мужчины и женщины кидались на песок с криками: «Джаи! Джунгль да бадшах джаи!» — и лица кавалеристов омрачились.
— Это значит «Победа государю пустыни»! — крикнул магарадж Кунвар. — У меня нет денег, чтобы дать им. Есть у вас, Тарвин-сахиб?
От радости, что он находится на пути к Кэт, Тарвин готов был бы бросить толпе все, что имел, — пожалуй, даже и Наулаку. Он бросил пригоршню меди и мелкого серебра, и снова поднялись крики, но на этот раз смешанные с горьким смехом. Цыгане насмешливо перекликались друг с другом. Лицо магараджа Кунвара побагровело. Он нагнулся, прислушался одно мгновение и потом громко крикнул:
— Клянусь Индуром! Это кричат ему! Раскидать их палатки!
По мановению его руки кавалеристы повернулись, бросились на лагерь, рассеяли золу костров так, что она поднялась облаком, ударами сабель плашмя обратили в бегство ослов и концами опущенных пик повалили тонкие темные палатки.
Тарвин с удовольствием смотрел, как рассеивалась шайка, которая, — он точно знал это, — убила бы его, если бы он был один.
Умр Синг закусил губу. Потом он обернулся, улыбнулся магараджу Кунвару и вытащил из-за пояса рукоятку сабли в знак верности.
— Это справедливо, брат мой, — сказал он на местном языке. — Но я… — тут он немного возвысил голос, — не стал бы прогонять цыган слишком далеко. Они всегда возвращаются…
— Да, — многозначительно крикнул голос из бежавшей толпы, — цыгане всегда возвращаются, государь!
— Так же, как собака, — сквозь зубы проговорил магарадж. — Тех и других выталкивают пинками. Поезжай дальше.
И столб пыли достиг дома Эстеса. Тарвин, в полной безопасности, ехал посреди него.
Сказав мальчикам, чтобы они играли, пока он не вернется, Тарвин вбежал в дом, шагая через две ступеньки сразу, и нашел Кэт в темном углу гостиной с шитьем в руках. Когда она подняла глаза, он увидел, что она плакала.
— Ник! — беззвучно вскрикнула она. — Ник! — Он, колеблясь, стоял на пороге. Она уронила работу и встала, задыхаясь. — Вы вернулись! Это вы! Вы живы!
Тарвин улыбнулся и протянул руки.
