Люди Волка - Гир Кэтлин О`Нил (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Она опустила глаза и сжала губы. Воины уходили прочь один за другим, смеясь ее рассказу. Белокожие люди? Покрытые волосами? Да еще дети Дедушки Белого Медведя! Хорошая сказка.
Поющий Волк увидел, как лицо ее залилось краской стыда. Он подождал, пока другие разойдутся к своим кострам, и сказал:
— Я верю тебе.
— Но они не верят, — прошептала она. — Может мне вернуться к Мамонтовому Народу? Я уж и сама не знаю, чья я теперь.
— Забудь о них. Они так надулись от важности после битвы, что ничего вокруг себя не видят!
— Лучше бы им послушать, — возразила она. — На самом-то деле все еще хуже, чем я им говорила. У Поющего Волка пошли по спине мурашки.
— Что ты имеешь в виду?
— Там, далеко на западе, лед тает. Ледовый Народ теснит Других. Но их в свою очередь теснят другие люди, которые выглядят как мы. Они отгоняют Ледовый Народ на восток и прижимают его к морю. Это люди сильные, суровые, они гонят зверя на север зимой, по льду. Они такие охотники, что мамонт в тех краях бежит, завидев маленькую горстку людей.
Поющий Волк нахмурился:
— Если все эти люди сражаются между собой и держатся крепко, как же выходит, что мы так легко разбиваем Других?
Она встретилась с ним глазами:
— Они не ожидали вас, родич. Прежде Народ бегал от них, оставив им свои охотничьи угодья, и даже не пытался сопротивляться. Другие в здешних лагерях раздобрели, обленились. Они привыкли безнаказанно убивать людей Народа и брать без боя что вздумается.
— И что же, они отступят, как думает Вороний Ловчий?
Она покачала головой:
— Нет, они разошлют по всем племенам весть о вашем приходе и пойдут на вас войной.
— А можем мы помешать им передавать эти известия?
— Нет, родич. Они, как мы, странствуют от одного лагеря к другому. У них есть четыре больших племени, каждое такое огромное, что со счета собьешься. Они посылают из лагеря в лагерь священную мамонтовую шкуру, и это — сигнал. И шкура эта крепко охраняется.
— А перехватить шкуру никак нельзя?
— И думать об этом забудь! Шкура так и пышет Силой. Коснешься — убьет!
Поющий Волк в отчаянии ударил кулаком по мягкой теплой земле близ черных углей костра.
— Должен быть путь, чтобы остановить их.
— Бежать. Другого пути нет. — В глазах ее читалась страстная мольба. — Разве ты не видишь? Вы их убивали. А по их вере, мертвые не могут вернуться домой за море, если каждая смерть не отомщена. Для них это вопрос чести, воинской чести.
Поющий Волк глубоко вздохнул:
— Так говоришь, их много?
— Как ивовых ветвей на Большой Реке. — Она покачала головой. — И вот-вот они подойдут. Они кочуют, как и наш Народ. Я уже слышу их. Сейчас они на время испугались вас. Но то, что сейчас настанет, куда ужаснее. Их страх перед вами расплавится, как жир на горячих углях. Но это еще не все. Те, кто идет следом, гонят Ледовый Народ на юг, к каменистым берегам Южных Соленых Вод. Это говорят беглецы из тех мест. А уж когда здесь будет Ледовый Народ — они вас на мелкие кусочки изрубят!
— Значит, у Мамонтового Народа нет выбора — они поневоле наступают на наши земли?
— Да, а теперь их воинская честь заставит поступать с вами еще жестче, чем вы — с ними.
Поющий Волк подумал о Смеющейся Заре и их нерожденном ребенке. В душе его все перевернулось.
32
Зоркие глаза Волчьего Сновидца беспокойно бегали от одной старухи к другой. Щеки его запади, длинные волосы свисали беспорядочными космами по обеим сторонам лица, подчеркивая его полуистощенный вид. Печальная морщина рассекала его юношеский лоб; боль отражалась в углу его рта. Он двигал ладонями взад-вперед, работал челюстью; мускулы у него на щеках дрожали.
— Говори. — Спокойный голос Цапли смешался с потрескиванием огня. Чум озарился рыжеватым пламенем, осветив высохшее лицо Обрубленной Ветви.
— Народ, — прошептал он. — Видение мое шатко и туманно, но я вижу — он умирает.
Цапля опустила глаза и задумалась, обхватив подбородок рукой. Обрубленная Ветвь слушала его, тихо сидя в сторонке. Она помешивала огонь куском кости карибу
— Что еще? — спросила Цапля. Он покачал головой:
— Там женщины… пленные… Несколько… Нет, это так неясно… не разобрать.
— Что ты чувствуешь?
— Я чувствую чье-то присутствие. Как будто кто-то идет сюда, кто-то уже за горизонтом. Как Долгая Тьма… но иначе. — Он облизал губы. — Как будто ночь приходит не с востока, а с запада.
Цапля удивленно подняла бровь:
— А что это значит, ты понимаешь?
— Нет.
— Ничего не умеешь, — разочаровано промолвила Цапля. — Хорошо, что хоть ходить наконец научился. Теперь надо разучить несколько движений Танца.
— Чего?
— Надо научиться управлять своими видениями, задерживать их, когда надо. А не то ты себя уморишь.
Он нахмурился: ощущение пустоты и беспокойства в желудке было таким знакомым!
— Кое-что я умею. Я вызывал карибу… Она покачала головой:
— Нет, я не о том. Каждый танцует свой собственный Танец, но на самом деле есть только Один — Единый Танец.
«Она всегда говорит так непонятно. Тут Один, там Единый. Почему бы не сказать попросту?»
— Я все же не понимаю.
Она подняла руку, и ее темные глаза проникли в его душу, как бы вытягивая ее наружу. Она подтянула на плечах волчью шкуру и помешала огонь ложкой, сделанной из лопатки какого-то животного, равномерно распределяя горящие угли, жутковато мерцавшие при дуновении бриза.
Не отводя взгляда от глаз Волчьего Сновидца, она сжала пальцы в кулаки и подвигала ими, как бы разминая мускулы. Она склонилась над углями; ее черные волосы, посеребренные сединой, развевались по ветру.
Сложив пальцы вместе, она закрыла глаза и, глубоко дыша, запела священную песнь. Лицо ее вздрогнуло и словно помолодело — морщины разгладились, линии смягчились. Она потянулась вперед, положив обе ладони на горячие угли и перенеся на них всю тяжесть своего тела.
Волчий Сновидец тяжело дышал, вопросительно глядя на Обрубленную Ветвь. Вид Цапли, берущей руками угли, до смерти испугал его. Она поднимала ладони над головой, и между ее пальцами дрожали красноватые огоньки.
Сколько еще? Он затаил дыхание. Опять и опять…
Продолжая петь, Цапля положила уголек себе на губы, потом на лоб. Наконец она взяла кусочек угля в рот и повертела его там, прежде чем выплюнуть. Угли упали на шкуру, лежащую перед ней. Шкура сразу же потемнела, волоски ее задымились, издавая неприятный запах. Глаза ее все еще были закрыты; лицо исказила напряженная гримаса; пение прекратилось. Она глубоко вздохнула и выпустила воздух через нос.
Волчий Сновидец потянулся к ней и коснулся ее лица: кожа в тех местах, где только что лежали угли, была такой же прохладной и мягкой, как везде.
Она открыла глаза. Сначала они смотрели рассеянно, как бы ничего не видя. Потом она моргнула и, покачав головой, поглядела на Волчьего Сновидца.
— Твое лицо… и руки… — прошептал он. Жилы его наполнял ужас.
Она подняла сперва одну руку, потом другую, потом стала вращать головой, подставляя свету каждую щеку. Он потянулся к дырам, выжженным на шкуре, и, обжегшись, отдернул руку.
— Как это получается?
— Даже волдырей нет. — Она поправила волосы, спадающие на плечи.
— Такого быть не может! Ты же сказала, во всем есть законы!
Цапля с обыденным видом собрала угли и бросила их обратно в костер, едва обращая внимания на Обрубленную Ветвь, застывшую в немом восхищении.
— Закрой рот, старая ведьма, — бросила ей Цапля. — Мух наловишь.
Обрубленная Ветвь безмолвно повиновалась.
— Как это у тебя выходит? — спросила она.
— Я танцую с этими углями. Волчий Сновидец посмотрел на Цаплю, чувствуя, что до него начинает доходить смысл ее слов.
— С ними?
— С ними, а не против них.
— Ты хочешь сказать, что ты соприкоснулась с Танцем углей… вступила в него на мгновение?
— Не совсем так. Кроме Танца углей есть еще Единый Танец. В него-то я и вступила.
