За землю отчую. - Галинский Юрий Сергеевич (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Чем больше кричал разъяренный оглан, тем спокойнее становился Бек Хаджи, тем увереннее звучал его голос:
Меня всегда считали беспечным, легкомысленным человеком, но более беспечных людей, чем вы, я еще не встречал. Вы пренебрегли законами яссы великого Чингисхана, вы даже не выставили вокруг своего стана дозорных. Если бы урусуты этой ночью оказались тут, они бы вырезали всех до последнего нукера, вырезали бы, как баранов. Вам все известно, но знаете ли вы, что урусутские разведчики без помехи подкрались к самому лагерю?.. Мои нукеры поймали двоих, а сколько их было?.. Хотите, я прикажу привести их сюда, чтобы допросить?
Ты забываешься, шуракалец! — вскочил на ноги Коджамедин.
Как ты смеешь, Бек Хаджи, так разговаривать с братом великого Тохтамыша! — поднялся с ковра хан Койричак, угрожающе кладя руку на эфес кинжала.
Хаджи Черкес вмиг оказался менаду ними и срывающимся голосом прохрипел:
Опомнитесь, ханы! Аллах покарает нас, если мы не сокрушим неверных, а станем убивать друг друга!..
В шатре установилось гнетущее молчание, сквозь войлочные стены стал слышен гомон пробуждающегося лаге* ря. Коджамедин подошел к Беку Хаджи и угрюмо произнес:
Хорошо, доблестный Бек Хаджи, ты не пойдешь первым на Волок Ламский. Ты и твои нукеры будут в обозе охранять ясырь. Я все сказал.
Шуракалец, не проронив ни слова, стремительно вышел из шатра.
Вскочив на коня, разъяренный хан в сопровождении телохранителей поскакал к своим нукерам. Возле небольшой походной юрты, которую уже успели поставить, Бек Хаджи спрыгнул на землю и быстро прошел вовнутрь. В нос ему ударил едкий запах дыма. При свете воткнутого в землю факела двое невольников, стоя па коленях, изо всех сил дули на сырые дрова, стараясь разжечь костер. Хан для острастки хлестнул их плеткой по спинам, замахнулся опять, но огонь наконец разгорелся, и рабы, торопливо пятясь, поспешили убраться из юрты.
Бек Хаджи присел на корточки возле костра, задумчивый, мрачный. Припоминал в подробностях весь разговор с огланом Коджамедином и чувствовал, как неистовая лють туманит голову... «В обозе решил держать меня и моих храбрецов! Что ж, он об этом еще горько пожалеет!..»
Эй, Хасан! — громко позвал Бак Хаджи начального над стражей и, когда тот появился на пороге, велел привести урусутских дозорных.
В юрту ввели Никиту и Алешку; руки у них были связаны, одежда снята. Босые, в длинных белых рубахах, стояли парни перед ханом, который не спускал с них пристального взгляда. Бек Хаджи подошел к ним ближе и выкрикнул:
Вас послал коназ Серпуховский?
Пленники не отвечали.
О хан, ты забыл, что они тебя не понимают! — воскликнул мынбасы Солиман, вошедший в юрту. — Я прикажу привести урусутского поводыря, что служил нам в Тарусе, он знает по-татарски, у него такое чудное имя — Корень.
Вскоре тот явился; бросив беспокойный взгляд на Никиту и Алешку, стал переводить.
Молодые воины, опустив головы, молчали.
Говорите, подлые гяуры! У меня нет времени ждать! — заорал хан и, схватив плетку с кусочками свинца, в ярости стал хлестать ею парней.— Говорите, щенки, кто вас послал? Коназ Серпуховский? Сколько у него воинов?..
На лицах пленников вздулись багровые полосы, рубахи превратились в окровавленные лохмотья. Никитка, сцепив зубы, с ненавистью смотрел на шуракальца. Алешка при каждом ударе вскрикивал, но оба не проронили ни слова.
Наконец Бек Хаджи утомился и опустил плетку, в голове у него мелькнуло: «В мужестве им, однако, не откажешь! Это уже не щенки, это — настоящие волки! Потому урусуты и разгромили Мамая, что у них даже юнцы такие!..» Что-то похожее на страх неожиданно обуяло душу хана, он стал снова хлестать парней.
Все молчите, гяуры! — Лицо хана было искажено гневом, глаза, казалось, выскочат из орбит.— Тимур, Махмуд, Орка! — громко выкрикнул он.— Переломить хребты этим упрямцам! Тут, в юрте! Сейчас же! Они у меня заговорят!
Полог качнулся, и в юрту вбежала Настя. Волосы распущены, глаза расширены от ужаса,— она показалась хану самой прекрасной из всех женщин мира! У него зачастило сердце, и, забыв про пленников, он бросился к ней,
О моя нежная газель! Зачем ты пришла сюда! Раздетая... Босая...— ужаснулся Бек Хаджи.
Но Настя не слышала его. Подойдя к пленникам, воскликнула:
Господи! Что же ты сделал с этими несчастными парнями?! А еще говоришь, что безумно меня любишь. Разве может любить сердце, в котором столько зла?
Они лазутчики коназа Серпуховского! — грозно молвил шуракалец.— Они молчат, не хотят говорить, издеваются надо мной! — повысил голос он. — Я велел их казнить!
Нет, ты не учинишь такого! — дрожа от волнения, произнесла Настя.— А ежели учинишь сие, я никогда тебя не полюблю! Убей и меня! Ты же лютый зверь, а не человек...— Видя, что хан заколебался, упала перед ним на колени, взмолила:
Прошу тебя, Бек Хаджи, не казни сих юнцов!
Тот помолчал, потом, сдвинув к переносице тонкие брови, махнул рукой:
Хорошо, пусть будет по-твоему, я велю их отправить в обоз к остальным пленникам.
ГЛАВА 23
На рассвете дозорные во главе с Федором выехали из лагеря и углубились в редкий, поросший чахлым кустарником лес. Лошади неслышно ступали по мокрой траве и опавшим листьям. Всадники преодолели изрядное расстояние, но никого не встретили. Когда в просвете между деревьями стали видны постройки Волока Дамского, Федор остановил дозор и приказал надеть мешки на морды лошадей.
Разведчики выехали на опушку леса. Перед ними про- стиралось скошенное поле. С одной стороны оно примыкало к приземистым избам посада, с другой переходило в дорогу, которая скрывалась за поворотом в лесу. В нескольких десятках саженей от всадников поперек поля тянулся широкий ров. Он был так искусно укрыт дерном поверх срубленных веток деревьев, что дозорные поначалу не заметили его.
Федор показал на ров стоявшему рядом Васильку.
Не инак, для орды выкопали?! — удивился Василько.
А для кого же! — усмехнулся Федор.
А пошто, дядечка Федор, никого окружь не видать? — настороженно спросил Сенька, последнее время дозорные часто брали его с собой в разведку.
Чему дивиться? Горожане попрятались, а воинство, должно, в засаде, татар ждет.
Где же они? — оглядываясь вокруг, вертелся в седле отрок.— Чай, ведь не иголка, что в стог упала и пропала.
Истинно, будто вымерло все, а ратников собралось, сказывали, много! — недоумевал Василько.
Мыслю, за тем рвом в лесу расположились с обоих боков.
Хитро укрылись, ничего не скажешь,— подал голос Клепа; рыжего лесовика трудно узнать: он сбросил наконец свое рубище, был одет в кафтан, на ногах — сапоги, на голове — шлем.
Надоть и нам схорониться! — встревожился Василько. — Не так от татар, как от своих! В такой час, коли воеводы узрят нас, как бы беды не было. Посчитают за ордынских лазутчиков, чего доброго, в яму кинут, а то и вовсе до смерти убьют. Поди потом обсказывай, что оно не так!..
Мысль эта пришла в голову и Федору. Он уже намерился отдать наказ дозорным отвести коней в лес, а самим спрятаться, как вдруг послышался отдаленный топот копыт. Все замерли прислушиваясь: «Орда идет!..»
С каждым мгновением топот становился все громче, над дорогой, лесом и полем прозвучал грозный боевой клич ордынцев: «Аллах! Урагх!..»
Десятитысячная орда астраханского хана Хаджи Черкеса первой покинула стан. Хмельные от бузы и кумыса та-
тары так и не выслали вперед багатуров-разведчиков. Волоколамская дорога глухо гудела под копытами бессчетной конницы. Завидев избы посада, потемневшие от времени деревянные стены и башни Волоцкого детинца, серебрящиеся купола церквей, всадники перевели коней в галоп. Дорога расширилась, вышла в поле. Астраханцы, горяча лошадей, лавиной понеслись к городу. И вдруг мчавшиеся на полном скаку нукеры стали проваливаться в ров...
Сорокатысячным полчищам Коджамедина князь Владимир Андреевич Серпуховский мог противопоставить значительно меньшую рать — пятитысячную конницу и тысяч двенадцать пеших ополченцев. По его наказу поперек поля, что примыкало к восточной окраине Волока, выкопали ров. Серпуховский рассчитывал на то, что ордынцы, кото- рые до сих пор, нигде не встречая отпора, захватывали города и села, попадутся в ловушку. Так оно и случилось... Передние ряды астраханцев оказались во рву вместе с лошадьми, скакавшие следом вылетели из седел. Остальные стали поворачивать коней, но сзади их теснили ногаи, и вскоре Астраханская орда превратилась в огромное скопище, кружащееся на одном месте.
