Басилевс - Гладкий Виталий Дмитриевич (книги серии онлайн txt) 📗

Наконец служанка, громко прокашлявшись, зашла в триклиний и некоторое время спустя позвала истомившегося в довольно длительном ожидании Даиппа.

– Садись, – не поднимая глаз на жреца, сухо сказала царица.

Даипп скромно присел на резной дифр и с напускным смирением воззрился на Лаодику. Раскрасневшаяся царица долго молчала, затем спросила:

– Куда подевался досточтимый Авл Порций?

– Сие для меня неведомо. К глубокому сожалению.

– А что говорят прорицатели храма?

– Римлянин путешествует, – коротко ответил Даипп.

– О, боги! – царица злобно посмотрела на простодушный лик старого хитреца. – Это я и сама знаю. Но твои бездельники и обжоры могли бы, по крайней мере, сказать, где именно он путешествует и когда вернется в Понт.

– Последнее гадание на внутренностях голубей показало, что Авл Порций находится в большой опасности… – будто и не расслышав недоброжелательного выпада царицы в сторону жрецов храма, Даипп начал многословно и велеречиво рассказывать ей о необычайном усердии понтийских предсказателей, денно и нощно истязающих себя молениями и общением с потусторонними силами.

– Хватит! – не выдержала царица словоблудия жреца и резко встала. – Все это ты можешь плести тупоумному городскому демосу. Мне нужно совсем иное. Я хочу точно знать, где римлянин, и когда ты выполнишь свои обещания. И смотри, – в ее голосе прозвучала угроза, – мое терпение не беспредельно.

Даипп невольно втянул голову в плечи: царица разгневалась, а в такие моменты он предпочел бы встречу с разъяренной львицей, нежели с повелительницей Понта.

– Даю тебе время до ближайшей иды [244], – хрипловатым от ярости голосом сказала царица. – Найди мне Митридата! Живого или мертвого.

– Слушаюсь и повинуюсь, – поторопился встать жрец и низко поклонился Лаодике.

– И смотри, мне не хотелось бы разочароваться в преданности друга моего незабвенного мужа… – тихо проронила царица, жестом отпуская Даиппа.

Жрец по крабьи, бочком, вышел из триклиния и за дверью привалился к стене от неожиданной слабости в ногах. От страха ему показалось, что он вот-вот повредится рассудком: упоминание о Митридате Евергете в устах царицы звучало приговором. Чувствуя, что задыхается, Даипп сорвал с шеи золотую гривну, в этот миг показавшуюся ему удавкой царского палача.

ГЛАВА 4

Стражник царского эргастула, здоровенный детина с тупым плоским лицом, с грохотом закрыл тяжеленную дверь каменного мешка-камеры, и Иорам бен Шамах очутился в кромешной тьме. «Проклятый пес… – бубнил стражник, запирая засов. – Переломать бы тебе кости, мерзкий иудей… Ан, нельзя. Пока нельзя… – вспомнил он строгий наказ заместителя начальника следствия как вести себя с лекарем, и на его физиономии появилась гнусная ухмылка. – Но я подожду…»

Иорам бен Шамах наощупь пробрался к стене и тяжело опустился на охапку прелой соломы. Воздух в камере был сырой, застоявшийся, где-то рядом слышались мерные звуки падающих капель. Лекарь тяжело вздохнул, привалился к стене, не ощущая сырости, и закрыл глаза.

Он давно ждал, что с ним случится нечто подобное: царица уничтожила бывших друзей и приближенных усопшего мужа одного за другим, обвиняя их в государственной измене. Спаслись только те, кто бежал в дальние провинции Понта или в Элладу. Но Иорам бен Шамах этого сделать не мог, да и не хотел. Целью его жизни было воцарение Митридата, и для этого иудей готов был пойти на плаху без колебаний и сожалений. Но одно дело быть готовым оказаться на смертном одре, а другое – очутиться в лапах истязателей и палачей, весьма поднаторевших в своем мерзком ремесле.

Лекарь почувствовал, как его начал охватывать мелкий, противный озноб. Он понял, что боится предстоящих пыток. «О, Сотер, дай мне силы выстоять, – мысленно возвал он к Спасителю. – Я всего лишь слабый и грешный человек. Дай мне силы, Сотер!»

Его схватили, когда он возвращался после встречи с Моаферном в харчевне «Мелисса», хозяин которой, вольноотпущенник Сабазий, был членом братства ессеев с давних пор. Иудей не очень доверял хитроумному и насквозь лживому Сабазию, готовому за медный обол продать кого угодно, но иного выхода не было – после встречи с Диофантом в мастерской сапожника за домом брата по вере установили негласный надзор. Тогда иудей ушел беспрепятственно, а вот начальника царской хилии сикофанты все-таки выследили и попытались взять. Но могучий воин, отличный фехтовальщик, сумел отбиться от своры подручных заместителя начальника следствия и ушел неузнанным.

Моаферн прибыл в Синопу тайно и с важными вестями от Дорилая Тактика. Стратег царя Митридата Евергета набрал фалангу бывалых воинов на Крите и готов был в нужный момент появиться с ними в Понте, чтобы посадить на трон юного Митридата. Дорилай нуждался в деньгах, и лекарь передал Моаферну несколько мешочков с золотом, собранным среди собратьев по ремеслу купцом Менофилом. Кроме того, Моаферн сообщил, что восстание готовы поддержать в Амисе и Керасунте. Там шло брожение, и кое-кто из самых нетерпеливых стал громить лавки римских публиканов и купцов. Усмирять бунтовщиков царица направила Клеона, но ее любовник неожиданно занемог. Впрочем, причина его внезапной болезни была ясна многим – в прибрежных городах стратега Лаодики встретил бы не разношерстный, неопытный в воинском искусстве сброд, а хорошо воруженная и обученная конному и пешему бою знать, участвовавшая в Пунических войнах и давно точившая зубы на новые порядки, установленные после смерти всеми почитаемого Митридата V, великого воителя и мудрого властелина. Царица бушевала, но изменить ничего не могла – заменить Клеона было некем, так как царская хилия во главе с Диофантом усмиряла непокорных фригийцев, тайно поддерживаемых Римом.

На допрос Иорама бен Шамаха привели только на третий день пребывания в зловонном мешке эргастула. Лекарь был слаб, с трудом держался на ногах – его почти не кормили, давали лишь воду и похлебку из гнилой рыбы – но его исхудалое лицо словно светилось изнутри выражением неземной отрешенности, а в глазах таилось предчувствие страданий.

Допрашивали лекаря в пыточной камере, довольно обширном квадратном помещении эргастула, с высоким сводом, сухом и теплом из-за очага, где калились клещи, пруты и другие приспособления, предназначенные для истязаний преступников. Палач, здоровенный вольноотпущенник-киликиец, молча усадил иудея на высокий дифр со спинкой и деловито привязал сыромятными ремнями. Помощник палача, узкоплечий угрюмый перс с черным от копоти лицом, что-то промычал, обращаясь к своему начальнику, на что тот отрицательно качнул головой – они были немы. Конечно, не от природы – прежде чем доверить им столь значимый пост, у них вырвали языки, ибо болтливым здесь было не место; чересчур много тайн хранили мрачные стены пыточной. И палач, и его помощник сами в недавнем времени были обитателями царского эргастула. Убийцы и насильники, приговоренные к смертной казни, они царской милостью получили свободу, и теперь были готовы на все, лишь бы не поменяться местами со своими жертвами.

Бывший царский лекарь сокрушенно покачал головой, глядя на устрашающие орудия пыток, развешенные по стенам камеры. Как бывает глуп и недальновиден простой смертный… Иудей вспомнил тайник, где у него был припрятан быстродействующий яд, и в очередной раз посетовал на свое слабоволие: он даже в самых сокровенных помыслах боялся представить себя узником, напрочь отвергая подобную мысль. Он понимал, что рано или поздно это должно случиться, но так уж устроен человек – не терять надежду до последнего, даже вопреки здравому смыслу. Понимал, и все равно ничего не предпринял для быстрого и безболезненного избавления от предстоящих мучений…

В пыточную быстрым шагом вошел невысокого роста человек в богатых одеждах. Иорам бен Шамах узнал его – это был помощник начальника следствия, перс знатного, но обнищавшего рода по имени Оронт. Волосы перса и короткая курчавая борода были покрашены в черный цвет. Глаза Оронта, отражая пламя очага и светильников, сверкали хищно и дико, будто у безумца. Возможно, он и впрямь был не в своем уме, потому что даже самые отверженные из гетер избегали общения с помощником начальника царского следствия – после оргий в его доме многие женщины возвращались истерзанными, будто их рвал и насиловал дикий зверь.