Хищники Аляски - Бич Рекс (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
– Он не позволил вам? Я не понимаю.
– Я ее брат, – объявил Бронко Кид. – Я уже давно это знаю, но я, я, ну, ты понимаешь, мне неудобно было сказать ей. Скажу одно, я всегда честно играл до той ночи, когда мы с тобой сразились, а тогда я был зол, как сумасшедший, из-за слухов, которые кто-то распространил. Вчера вечером я случайно узнал о Струве и Элен и добрался до гостиницы вовремя, чтобы спасти ее. Мне жаль, что я не убил его.
Его длинные белые пальцы судорожно сжали ручку кресла при этом воспоминании.
– Разве он не умер? – спросил Гленистэр.
– Нет. Доктора привезли его сюда, он поправится. Он один из многих здесь на Аляске, которые на свободе лишь потому, что там, дома, шериф не сумел добраться до него. Кроме того, есть еще одна вещь, которую следует сказать тебе. Я плохой рассказчик, но, если ты не будешь торопить меня, то я расскажу все по порядку. Я не хотел пускать Элен сюда, но она сказала, что должна идти, а ей виднее. Это касается документов, которые она привезла весной. Она боится, как бы ты не думал, что она была причастна к этому заговору. Но ты ведь не веришь этому, не правда ли?
Он вызывающе поглядел на Роя, но тот горячо ответил:
– Конечно, нет! Продолжай.
– Ну вот, она недавно узнала, что эти документы изобличают весь заговор и могут служить доказательством, чтобы засудить судью, Мак Намару и остальных. Но Струве хранил их в своем сейфе и не хотел отдать даром. Вот почему она и поехала с ним. Она думала, что поступает правильно, – вот и все. Оказывается же, что Уилтон достиг своего иным путем. Теперь мы подходим к самому интересному. Судья и Мак Намара арестованы за неуважение к постановлениям суда, можно наверное сказать, что они будут осуждены. Ты получишь свой прииск обратно, а эти люди будут посрамлены и сядут в тюрьму.
– Да, может быть, на шесть месяцев, – взволнованно перебил его Рей. – Но что из этого? Они совершили невиданное преступление. Они обокрали целый край, все население, они унизили суд и превратили судью в продажную тварь; они засадили в тюрьмы одних порядочных людей и разорили других, и за все это какую кару они понесут? Заплатят какую-нибудь несчастную пеню, несколько месяцев посидят в тюрьме да потеряют награбленное ими имущество? Обвинить их за неуважение к суду все равно, что присудить убийцу к наказанию за нарушение общественной тишины и порядка. Мы отделались от них, это правда, и они больше не станут беспокоить нас, но они не понесут ответа за главное преступление! Да, севернее пятьдесят третьего градуса широты нет законов божеских или человеческих. Но если есть справедливость южнее, то люди эти должны будут ответить.
– Теперь мне еще труднее сказать тебе то, что я хотел сказать. Мне почти жаль, что мы пришли сюда, так как я не мастер по части словесных объяснений и не знаю, поймешь ли ты меня, – сказал серьезно Бронко Кид. – Вот как мы смотрим на дело: ты победил, несмотря на все препятствия, ты получил свой прииск обратно, а они обесчещены. Для таких людей, как они, последнее горше всего остального. Но судья – наш дядя, и у нас с ним в жилах течет одна кровь. Он взял к себе Элен, когда она была ребенком, и заменил ей отца; он любил ее настолько сильно, насколько способен любить эгоист. И она также любит его.
– Я не совсем понимаю тебя, – сказал Рой.
Тогда Элен впервые заговорила. Достав из-за платья пакет, она сказала:
– Прочтите эти бумаги и познакомьтесь со всей этой печальной историей, мистер Гленистэр. Вы увидите заговор во всей его низости. Мне очень тяжело предавать собственного дядю, но я считаю, что вы вправе воспользоваться этими доказательствами, как найдете нужным, а я не вправе оставлять их у себя.
– Вы хотите сказать, что в этих бумагах заключается доказательство их вины? И вы хотите отдать их мне? Вы считаете, что обязаны это сделать?
– Они ваши, и я иначе не могу поступить. Но я пришла умолять вас о милосердии в отношении моего дяди, слабого и больного старика. Это убьет его.
Рой видел, что глаза ее наполнились слезами, подбородок слегка задрожал и бледные щеки порозовели.
В нем поднялось прежнее желание схватить ее в объятия, страстное желание успокоить ее, погладить с нежной лаской по шелковистым волосам, зарыться лицом в их душистые волны… Но он знал, за кого она на самом деле просит.
Его умоляли отказаться от мести, которая даже не была бы местью, а лишь справедливым наказанием виновных. Его просили, его, мужественного человека, человека Севера, сделать это. Ради чего?
Он пытался спокойно и ясно обсудить положение, но это ему не удавалось. Знай он, по крайней мере, что для нее будет лучше, если освободить того мерзавца, тогда он не стал бы колебаться.
Нельзя же думать об одной своей любви!
Он сам себе удивлялся, не узнавал себя. Он вспомнил, что хотел иметь случай доказать, что он уже не прежний Рой Гленистэр; ну, вот и случай налицо, и он готов пожертвовать собой.
Рой не решался взглянуть на Элен; он переживал самый тяжелый момент своей жизни.
– Вы просите за своего дядю, а также за того, другого. Вы ведь знаете, что если один из них не понесет наказания, то и другой будет освобожден; они связаны нераздельно.
– Пожалуй, мы, действительно, слишком многого просим, – нерешительно заговорил Кид. – Но не довольно ли и того, что уже произошло. Я не могу не восхищаться Мак Намарой, да и ты тоже. Он слишком сильный враг и… и… он любит Элен.
– Я знаю, знаю, – торопливо сказал Гленистэр, останавливая молодую девушку, которая сделала движение. – Довольно, я понял.
Он выпрямился и бросил усталый взгляд на еще не раскрытый пакет; затем снял стягивающую его резинку и, взяв отдельные бумаги, разорвал их одну за другой, разорвал в клочки, не торопясь и без аффектации, и отбросил их в сторону.
Девушка негромко заплакала.
Таким образом он отдал ее своему врагу храбро и решительно, согласно своей натуре.
– Вы правы, и я удовлетворен. А теперь… я очень устал.
Они оставили его стоящим в дверях; последние лучи умирающего дня освещали его худое, загорелое лицо и усталые глаза, которым уже мерещилось впереди великое одиночество.
Он не двигался, пока небо не превратилось в серую завесу, опускавшуюся над еще более темным морем. Тогда он вздохнул и сказал вслух:
– Вот и конец! И я отдал ее ему вот этими руками!
Он протянул их вперед, разглядывая их с любопытством, и впервые заметил, что левая рука опухла, посинела и страшно болела.
Он заметил это как-то объективно, понимая, что требуется медицинская помощь. Ввиду этого он вышел из дома и пошел в город. По дороге он встретил Дэкстри и Симмза, и они пошли вместе, передавая ему лагерные сплетки и слухи.
– Знаешь, ты стал знаменитостью, – говорили они. – Любители необычайного разбирают контору Струве по частям на память, а шведы хотят выбрать тебя в члены конгресса, лишь только нас признают штатом. Они говорят, что ты сумел бы поколотить этих «восточных» сенаторов и вытрясти из них хорошие законы для нас, обиженных.
– Уж если о законах зашла речь, скажу, что страна эта становится чересчур цивилизованной для порядочного человека, – сказал с пессимизмом Симмз. – Тем более теперь, когда наша борьба окончилась и не предвидится больше ничего интересного для взрослого человека. Я пойду на запад.
– На запад? Это зачем? Отсюда Берингов пролив в трех аршинах, – сказал, улыбаясь, Рой.
– Вот еще! Земля, небось, круглая. Тут снаряжается шхуна на двухлетнее плавание около берегов Сибири. Мы с Дэксом хотим выбраться на время за границу.
– Верно, – сказал Дэкстри. – Мне тут стало тесно. Вот уже мостят Переднюю улицу и открыли лавочку, где можно чистить сапоги. Я хочу попасть в такие места, где могу потягиваться и орать, не потревожив какого-нибудь франта во фраке. Поезжай с нами, Рой. Мы можем продать «Мидас».
– Я подумаю об этом, – ответил молодой человек.
Ночь была светлая, и полная луна серебрилась, когда они все вместе вышли из приемной врача.
