Тайна могильного креста - Торубаров Юрий Дмитриевич (бесплатные версии книг TXT) 📗
Окопав, аккуратно снял с участка дерн. Вырыл яму, землю от которой козельчане относили ведрами к реке и сбрасывали с обрыва, перекрыл ее прутьями, а сверху снова положил дерн. Яма стала незаметной.
– Понятно? – спросил он, любуясь своей работой.
– Понятно! – был дружный ответ. – А где делать?
Аскольд колышками разметил места, люди взялись за работу.
По дороге домой юноша встретил несколько колымаг. Вместо возниц на них восседали бояре. Завидя Аскольда, они отворачивались. Но холопов, сопровождавших их, было очень мало.
«Значит, люди отказались бросать родные стены!» – радостно запело у юноши в груди.
За крепостными стенами кипела жизнь. Люди сновали, как потревоженные муравьи: укрывали крыши дерном, обмазывали стены домов глиной. От этого город приобрел печальный золотисто-осенний цвет.
«Ничего, если отстоим – все вернем», – попытался успокоить себя Аскольд.
К обеду горожане осмелели, многие отправились за город искать свою скотину. Добравшись до места выпаса, застыли как громом пораженные. Весь скот лежал порубанный, вперемешку с потоптанными татарскими всадниками. Неподалеку нашли и Луку – наискось рассеченного от шеи до пояса, сжимающего в сухом кулачке рукоять бича.
– Вот наш спаситель-то где! – загалдели мужики, снимая шапки.
Бабы завыли.
Сняли с убитого татарского коня расшитую золотом попону, уложили на нее Луку. Мужики с суровыми лицами молча подняли пастуха, и под тихое завывание баб процессия двинулась к городу.
Вскоре на церковной площади собралось столько народу, что и ступить было негде. Люди долго стояли, склонив головы перед телом пастуха, отдавшего за них жизнь. Их лица лучше всяких слов говорили о глубокой признательности к человеку, который при жизни был незаметен, а в суровую минуту показал огромную силу и крепость духа. Батюшка отслужил панихиду. Вся площадь рыдала, даже мужики украдкой утирали слезы. Луку похоронили на церковном дворике – первую жертву той беспощадной силы, которая неотвратимо надвигалась на них, как весенняя гроза, сотрясая землю громовыми ударами. Здесь хоронили самых знатных людей города.
Это событие еще раз напомнило о реальности угроз. И Сеча снова забеспокоился. Он приказал усилить дозоры, рубить на дорогах засеки и запереть ворота. Все чаще и чаще его мысли возвращались к посланным им гонцам.
Гуюк-хан окончательно пришел в себя. Собрал остатки войска, выставил дозоры. Дал наказ: к городу близко не подходить, урусов, занятых в поле, не тревожить. Но зорко следить, чтобы никто не попытался добраться к соседям. За поимку посланцев он объявил награду.
– Князь, если не глуп, пошлет за подмогой. Смотри, – погрозил он тысяцкому Абдуле, – чтобы мышь не проскользнула!
Умен был Гуюк, не обманешь. Абдула вскоре убедился сам.
Первым попался Игнат Беск. Опытный воин, он не раз бывал в походах с воеводой. Хорошо знал дороги, и его хорошо знали в Чернигове. Игнат понимал ответственность, которая возлагалась на него. А взяли до смешного обидно и горько: ранним утром, спящего под развесистым дубом. Проведя более полутора суток на коне, он уже считал себя в безопасности и, пожалев лошадь, дал ей возможность подкрепиться свежей травкой. И сам решил немного передохнуть, выбрав под дубом сухое место. Проезжавший мимо татарский дозор, увидев пасущегося на рассвете коня, мигом смекнул, в чем дело. Урус даже не успел открыть глаза, как на него навалились, грубо и крепко связали. Волосяные веревки врезались в тело. Но не эта, другая боль мучила Игната: горесть сознания, что не выполнил поручения воеводы, что родному городу не придется ждать помощи от Великого князя. И глодала обида, что его, опытного воина, повязали как несмышленыша…
Юшку брали долго. Он наверняка ушел бы, если бы не сусличья нора. Юшка никому не доверял, крался, если чуял опасность, как лиса, ведя на поводу лошадь. Придерживался главным образом околотков, прятался в балках. Он первым заметил татарских конников и стал уходить узкой, залесенной балкой. Когда берега ее внезапно выположились и слились с окружающей местностью, он решил там не отсиживаться. И в этот момент его засекли. Конь был надежный, Юшка далеко опережал татар и не сомневался, что ему удастся, сбив погоню со следа, затеряться. Но конь подвернул ногу, попав в сусличью нору, и рухнул на землю, придавив собой всадника. Когда ревущие от торжества татары подскочили к Юшке, готовясь набросить веревки, он вонзил нож себе в сердце.
Тело Юшки к ночи было брошено к ногам хана. Гуюк торжествовал – его предвиденье оправдалось. Это был второй посланец урусского князя. Награды хан не жалел.
Но первый урус молчал, несмотря на все пытки. Гуюк собрал курултай. Монголы расселись на мягких шкурах в наспех поставленном шатре. Перед каждым стояли большие пиалы с арзой. Хан любил этот напиток и всегда возил с собой. Подали жареное мясо. После того как все насытились, Гуюк повел разговор. От Менгу нет никаких вестей. Надо решать, идти ли на город без поддержки или ждать.
Трудно сказать, что пришлось бы отвечать курултаю, если бы не раздавшийся снаружи шум. В шатер вбежал возбужденный воин.
– Хан, принимай пленных! – в почтении склонив голову, торжественно произнес он.
– Пленных? – удивился Гуюк. – Ну что ж, веди сюда.
Воин отрицательно покачал головой.
– Их много, хан, все не войдут.
Перед входом в шатер стояло несколько десятков человек. Внимание Гуюка сразу привлекли женщины. Его взгляд скользил по их лицам, фигурам.
– Кто будете?
Толмач перевел. Вперед вышел полный человечек. Он стянул с головы шапку, обнажив огромную блестящую лысину, низко поклонился.
– Мы будем люди именные, бояре козельские.
– Почему бросили свой город?
– Мы, почтенный хан, решили не вступать с тобой в бой, зная твою силу.
– Всех увести, – распорядился хан, – проучить как следует. Женщин не трогать! Этого, – он показал на худого болезненного старика, – оставьте. Допрашивать буду.
Взглянув на старика, Гуюк поморщился. Он не любил таких людей, их вид напоминал о бренности этого мира. А хан хотел жить, и жить хорошо. Но такие люди легче всего выдавали секреты. Хан отпил арзы из пиалы и спросил сурово:
– Много ли войска в городе?
Когда толмач перевел, боярин посмотрел по сторонам и со вздохом сказал:
– Войска много, – он закашлялся, вытер слезы и продолжал: – Весь город войско, но дружинников мало. Хорошо, если несколько сот наберется.
Он замолчал. Худые руки беспрестанно теребили одежду.
– Кто руководит? – продолжал допытываться хан.
– Воевода Сеча. Князь наш юн… – и опять боярина задавил кашель.
– Приведите мне того уруса, что все молчит.
Воины притащили Игната. Он еле держался на ногах, лицо все было в запекшейся крови. Сквозь изодранную одежду виднелись страшные раны.
– Знаешь этого? – хан указал боярину на Игната. Тот посмотрел, отвернулся.
– Знаю… – тихо сказал он. – Это дружинник Игнат.
– Куда посылали?
Боярин не выдержал и посмотрел на гонца. Игнат с трудом поднял голову и презрительно взглянул в ответ. Боярин опять отвернулся и прошептал:
– В Чернигов. Просить по… – но закончить не успел. Игнат, собрав все силы, так пнул боярина, что тот отлетел к стене. Охрана набросилась на Игната, кто-то ударил его рукоятью меча по голове, и дружинник со стоном рухнул на пушистые ханские шкуры.
Выяснив, чего хотел воевода, Гуюк-хан велел усилить заставы, ни в коем случае не пропускать козельских посланцев.
К ночи подошел хан Менгу.
Глава 8
После похорон Луки к Сече потянулись мужики – с вилами, топорами, рогатинами. Каждый шел не один – вел сына, брата.
– Вот, пришли драться за нашу землю, – сказал за всех худощавый смерд с льняными волосами. – Раз на Русь беда пожаловала, должны стоять вместе. Вас положат, нам не устоять.
К вечеру прискакали дозорные со страшной вестью: татары опять двинулись на город. Все бросились на стены, за которыми безмолвствовала, погружаясь в сон, земля. Далеко в сгустившемся мраке мелькали слабые огоньки. Они росли, сливаясь в поток, который неудержимо, словно весеннее половодье, двигался к городу. А с ночи загорелись вокруг костры, возвестившие о том, что далекий мир остался позади. Это было страшно сознавать, но этого все ждали. Как улитка, забравшаяся в свой панцирь, город приготовился к встрече.
