Иезуит - Медзаботт Эрнест (читать книги полностью txt) 📗
Безумная! Она еще думала о борьбе.
— Знаете ли вы, Карл Фаральдо, что заключается в этом письме? — спросила герцогиня.
Молодой человек вздрогнул, услышав, что отравительница произносит его имя.
— Нет, синьорита, — пробормотал он, — пославшая меня особа не имеет обыкновения доверять мне свои мысли.
— Я вам скажу, что в нем заключается: мне напоминают, что я некогда желала вашей смерти, и приглашают меня излить мою ярость на вашу голову.
— Это невозможно! — воскликнул Фаральдо, вскакивая.
Герцогиня, нисколько не обижаясь столь простительным обвинением во лжи, поднесла к глазам Карла ту часть письма отца Еузебио, в которой говорилось о нем.
— Злодеи!.. — прошептал юноша. — И я еще вполне доверился им!..
— Видите, как они оправдали ваше доверие? А теперь скажите мне откровенно, что вы намерены делать?
— Я?.. Ничего, — сказал юноша с выражением глубокой безнадежности. — Я отказываюсь защищаться, у меня слишком много врагов. Делайте со мной, что хотите, я умру без сопротивления.
— Ваша жизнь принадлежит мне, Фаральдо, — сказала девушка, глядя в лицо Карла и следя за впечатлением, производимым на него ее словами. — Ваши покровители, которые, по вашему расчету, должны были защищать вас от меня, как видите, предали вас… Но разве вам ничего не жаль покидать? Разве в момент смерти вам не будет жаль расстаться с едва только начавшейся жизнью?..
Сильно взволнованный Карл Фаральдо сделал шаг вперед.
— Что вы говорите, синьорита!.. — воскликнул он голосом, в котором слышалась душевная тревога. — Без сомнения, я страшно страдаю при мысли об угрожающей мне трагической и неожиданной смерти; конечно, и я чувствовал себя предназначенным жить и пользоваться жизнью, как и другие. Если бы я мог защищаться, если бы у меня была хоть малейшая надежда победить, то я защищался бы отчаянно и привел бы в ужас своих врагов. Но…
— Но… — перебила девушка, взглядом поощряя его продолжать говорить.
— Но я чувствую себя обескураженным, побежденным. Человек храбро сражается только тогда, когда имеет перед собой врагов, которых он может настигнуть и поразить, человек борется даже и без надежды на победу, если может, по крайней мере, пасть защищаясь. Но я даже не знаю моих врагов; меня со всех сторон окружают не честные враги, а подлые изменники; если бы я старался защищаться, то поступал бы как те несчастные, которых мы заставляем бежать с мешком, надетым на голову, и которые поворачиваются во все стороны, чтобы отвечать на получаемые ими удары, при злобном хохоте толпы. По крайней мере, надо мной не будет смеяться чернь.
И он гордо протянул руку к Анне.
— Какую же смерть вы мне назначили, синьорита?.. Убьете вы меня или отравите? Приказывайте, я готов повиноваться вам без сопротивления…
Был ли Карл искренним, говоря таким образом?.. Мы не смеем утверждать этого. Несмотря на высказанное им отречение от жизни, он бы не очень вежливо встретил разбойника, который захотел бы его убить, и энергично пустил бы в дело хорошо отточенный кинжал, висевший у него на боку.
Но увлекаемый своим собственным пылом, над которым в другое время, вероятно, посмеялся бы, он вдохновился своей собственной речью, полной покорностью судьбе и героизмом, продолжал тем охотнее, что ясно видел на лице своего прекрасного врага потрясающее впечатление, произведенное его словами. Действительно, герцогиня смотрела на него со все больше и больше возрастающим интересом.
Она думала о той несчастной и постыдной жизни, какую она вела, окружая себя подлыми рабами и любовниками, переходившими из ее объятий в объятия смерти. А между тем мимо нее, так сказать, проходили сильные и великодушные характеры, как, например, Санта Северина и Карл Фаральдо, проходили смелые и отважные люди, рука об руку с которыми было бы так хорошо гордо пройти жизненный путь.
Анна протянула Фаральдо руку.
Венецианец бросился на колени и запечатлел на этой руке поцелуй, в котором, если бы герцогиня того пожелала, пометила бы пыл тех поцелуев, какими Фаральдо осыпал уже эту руку однажды вечером.
— Встаньте, Карл! — повелительно сказала Борджиа.
Молодой человек повиновался.
— Вы выйдете из этого дворца так же, как и вошли в него, — сказала молодая девушка. — Отцы иезуиты ошиблись: они приняли женщину, желающую за себя отомстить, за чудовище, открывающее пасть, чтобы проглотить добычу, бросаемую туда другими. Я отказываюсь от их подарка.
Карл отступил назад.
— Но ведь я все же оскорбил вас…
— Я сама мщу за нанесенные мне обиды и не хочу, чтобы другие помогали мне в этом. Итак, вы выйдете отсюда и отнесете письмо отцу Еузебио!
— Я весь к вашим услугам.
— В этом вы должны мне поклясться, Фаральдо, — продолжала герцогиня серьезно. — Я виновата во многом, Карл: увлекаемая моими страстями, я совершила много ужасных преступлений. Но существуют лица, которые внушают еще больше ужаса, чем сами злодеи; это те, кто хладнокровно и нисколько не оправдываемый страстью, пользуются злодействами другого.
Карл наклонил голову в знак того, что ее понял.
— В настоящее время, — продолжала Анна, — я нашла людей еще более подлых, чем я. Иезуиты хотели принудить меня сделаться еще преступней, чем я была; это преступление превосходит в моих глазах все, в чем я могу упрекать себя. Фаральдо, вы хотите быть моим союзником?..
Венецианец приблизился к Анне.
— Союзником?.. — спросил он почтительным, но страстным голосом. — Вашим союзником?! О, да, тысячу раз да, если бы даже я должен был заплатить за это высочайшее наслаждение самыми утонченнейшими мучениями!
Молодая девушка поняла по выражению глаз Карла, что у него происходило в уме.
— Вы ошибаетесь, Карл, — сказала она с некоторой торжественностью, что ей очень шло. — Забудьте совершенно ту Анну Борджиа, какую вы знали прежде, или, скорее, скажите самому себе, что сумасшедшая убийца и злодейка, которую вы знали, умерла, пораженная ударом кинжала, нанесенного вами и столь заслуженного ею.
Карл в смущении опустил голову.
— Сегодня, — продолжала Анна, — вы должны знать только герцогиню Анну Борджиа, принцессу римскую, дочь испанских грандов, женщину, имевшую право на ваше уважение как мужчины и на вашу помощь как кавалера и дворянина. На меня нападают страшные враги, они в то же время и ваши враги; хотите вы помогать мне и защищать меня?
— До самой смерти, — ответил Фаральдо, прикладывая руку к сердцу.
Может быть, искренности Фаральдо нельзя было слишком доверять в ту минуту, когда он говорил эти слова. Хотя характер и предыдущая жизнь его и были таковыми, что могли возбудить в нем склонность ко всему романтическому, все же он не мог не думать, что если он находится в подобном затруднении, если иезуиты играли его головой, как ребенок мячом, то главной причиной всего этого был каприз той самой женщины, которую, по словам благородной герцогини, он должен был считать мертвой.
Тем не менее, Анна приняла эту сентиментальную клятву за чистую монету. Женщина, изменившая стольким людям и смеявшаяся над всем на свете, чувствовала присущую человеческой натуре абсолютную необходимость кому-либо довериться.
Но она доверялась уж чересчур легкомысленно.
— Итак, вы отправитесь к отцу Еузебио, — прибавила герцогиня, — и отдадите ему письмо, которое я сейчас напишу. Если он вам ответит, что согласен на мое предложение, то придите ко мне, принесите мне этот ответ, и клянусь вам, что ни в Риме, ни в Мадриде не будет столь счастливого человека, который не стал бы завидовать вам.
Молодой человек поклонился.
— Если же, — продолжала девушка, — его ответ или его поведение покажут вам, что он все-таки хочет принести в жертву меня и вас (не забывайте, что дело идет об обеих наших жизнях), тогда… примите меры, чтобы помешать его замыслам.
— Мне помешать его замыслам! — сказал удивленный Карл. — Но скажите же, ради Бога, герцогиня, каким образом могу я помешать им?
— О, самым простым способом, — сказала девушка, снимая с пальца драгоценное кольцо. — Вы выслушаете слова Еузебио… попросите у него позволения удалиться… и возьмете его руку, чтобы поцеловать ее…
