Близко-далеко - Майский Иван Михайлович (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Скоро Мэри подружилась с группой студентов, занимавшихся изучением социальных вопросов. Они часто собирались в одном из студенческих обществ, подолгу и горячо спорили, ибо в группе были представители самых разных политических взглядов и течений. Особое внимание Мэри привлек студент Беккер, выделявшийся большой начитанностью и осведомленностью в общественных вопросах. Беккер выступал не часто, но, в отличие от других, всегда очень ясно и четко. Правда, не все в его высказываниях нравилось девушке.
Когда Мэри слушала Беккера, ее задевало, что он слишком мрачно смотрел на все английское и слишком4 часто ставил в пример Россию. И все же она не могла не признать, что Беккер был единственным среди ее друзей, кто по всем вопросам имел вполне определившееся мнение. Это и нравилось Мэри и отталкивало ее – ведь англичане вообще не любят особой четкости в идеологической области, а Мэри была истой англичанкой.
Неизвестно, как пошла бы жизнь Мэри, если бы все в ней сложилось «нормально». Вероятно, окончив университет, она в свой срок вышла бы замуж за какого-либо почтенного дельца, в свой срок стала бы, подобно своей мамаше, «дамой-патронессой», и вся разница между матерью и дочерью свелась бы к тому, что дочь нашла бы для своей благотворительной деятельности более современные словесные этикетки. Да, все, вероятно, случилось бы именно так. Но в игру внезапно вступили непредвиденные обстоятельства…
В Кейптауне жил младший брат Мортона – инженер Сидней Мортон. Еще в молодые годы он пустился на поиски счастья в Южную Африку, нажил там деньги и приобрел контрольный пакет акций в солидном промышленном предприятии. Сидней увенчал свой коммерческий успех весьма выгодной женитьбой на дочери своего компаньона, бура по национальности.
В течение многих лет братья не виделись. Сидней не раз приглашал старшего брата навестить его в Кейптауне. Когда подросла Мэри, Сидней стал просить, чтобы, по крайней мере, племянница приехала к своему дяде и познакомилась с его семьей. У него тоже есть дети – сын и дочь, – которые жаждут увидеть свою английскую кузину. И вот летом 1939 года Мэри оказалась в Кейптауне, где была с распростертыми объятиями встречена родней.
Мэри думала погостить в Южной Африке месяца два. Однако 1 сентября вспыхнула вторая мировая война, сообщение между Англией и Южной Африкой стало опасным и ненадежным, и девушке пришлось застрять в Кейптауне.
В начале войны, следуя духу времени, Мэри надела форму Красного Креста, но это мало изменило образ ее жизни. Война гремела вдали от Южной Африки, где-то там, за тридевять земель, в Кейптауне она почти не чувствовалась, и светская жизнь «лучшего общества» шла своим чередом. Молодой девушке некогда было вздохнуть от балов, прогулок, спортивных развлечений. На ее горизонте, или, точнее, у ее ног, появился даже серьезный претендент на руку и сердце – фабрикант консервов, носивший почему-то лётную форму.
Так прошло два года.
Когда после нападения гитлеровской Германии на СССР война приняла особенно широкий и ожесточенный характер, антифашистские настроения докатились наконец до Южной Африки. Но коснулись они далеко не всех: влиятельные круги буров группировались около Малана – южноафриканской разновидности фашиста – и не скрывали своих симпатий к Германии. Но в среде англичан антифашизм – правда, бледно-розовой окраски – стал модой. В доме Мортона начались политические разногласия: сам Мортон и Мэри были против Гитлера, а его жена и дети занимали уклончивую позицию. Впрочем, противоречия эти легко сглаживались тем, что война принесла фирме большие прибыли. «Золотой дождь» охлаждал политические страсти.
Как-то раз, вернувшись с очередного светского пикника, Мэри вошла в кабинет дяди и застала там гостя – высокого, бронзоволицего человека. Хозяин и гость были так углублены в рассматривание чертежа, что не сразу заметили присутствие девушки.
– Извини, дядя! – воскликнула Мэри. – Я не знала, что ты занят…
И вышла из комнаты.
Вечером за обедом она спросила Мортона:
– Кто был у тебя, когда я так некстати ворвалась в кабинет?
– Это Таволато, наш инженер… Он принес новое изобретение, и мы немного поспорили.
– Он, значит, изобретатель?
– О да! – воскликнул Мортон. – И весьма талантливый! Этот молодой инженер далеко пошел бы, если бы…
Мортон осекся и недовольно пожал плечами.
– Если бы?.. – переспросила Мэри.
– Видишь ли, Мэри… – начал Мортон. – Лет тридцать пять назад в Кейптауне появился способный итальянский инженер Таволато. Но ему не повезло: влюбился в цветную красавицу и женился на ней, по-настоящему женился! Ну, после этого, конечно, его карьера была кончена… Здешнее белое общество этого не прощает. Итальянец с трудом перебивался… А мой сегодняшний гость – его сын. Он, пожалуй, еще способнее отца, учился в Италии… Чертовски умная голова! Но жаль – цветной!..
До сих пор Мэри просто не думала об этой стороне южноафриканской жизни и расовую дискриминацию негров и «цветных» в Кейптауне воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Теперь ей впервые показалось, что тут есть над чем призадуматься.
Двумя днями позже Мортон пришел домой в великолепном расположении духа. Он удовлетворенно потирал руки и бодро мурлыкал какой-то мотив.
– Случилось что-нибудь приятное, дядя? – спросила Мэри.
– О да, очень приятное! – ответил дядя и, перейдя на доверительный тон, прибавил: – Этот Таволато – молодец! Его изобретение сэкономит нам в год по крайней мере сто тысяч фунтов! Благодаря его блестящей технической идее мы побьем наших конкурентов!
– Он много получит за свое изобретение?
– Разумеется! – кивнул головой Мортон. – Я заплачу ему триста фунтов, и он будет счастлив.
– Триста?..
– Не меньше!
– Но, дядя! – удивленно воскликнула Мэри. – Ты же говоришь, что изобретение сэкономит сто тысяч фунтов. Сто тысяч! Почему же изобретателю ты хочешь заплатить только триста? Разве это справедливо?
Мортон рассмеялся:
– Твоей головке недоступны такие вещи… Меня считают либеральным предпринимателем, я не прижимаю своих служащих и рабочих так, как мои коллеги и конкуренты. Но чего же ты хочешь? Промышленность на том и стоит, что предприниматель стремится извлечь наибольшую выгоду от каждого изобретения своего служащего. Конечно, кое-что получает и изобретатель – ровно столько, чтобы у него не пропала охота к дальнейшим поискам. Я плачу триста фунтов Таволато, – и он будет доволен, учитывая свое положение!.. Значит, все в порядке, и не о чем беспокоиться.
Мэри смутно чувствовала, что где-то в объяснениях Мортона есть фальшь. Как-то невзначай, словно сквозь дымку, в памяти Мэри возник образ Беккера с его прямыми и резкими обвинениями общественных порядков в Англии и ее владениях.
– Все-таки, – нерешительно сказала она, – триста фунтов – это слишком мало.
– Мало? – удивился Мортон. – Ну хорошо, я готов увеличить сумму до пятисот фунтов чистое баловство… Ведь Таволато цветной!
Впоследствии Мэри считала, что именно этот разговор положил начало крутому повороту всей ее жизни. Этот разговор как-то сосредоточил ее мысли на судьбе молодого инженера. И, когда через несколько дней она случайно встретила Карло Таволато около своего дома, он показался ей и значительнее, и красивее любого из ее кружка кейптаунской «золотой молодежи».
Она много думала о Таволато, и чем больше думала, тем больше он ей нравился. Здесь было сложное переплетение чувств: и чувство женщины к красивому и сильному мужчине, и чувство, похожее на то, какое испытывает мать к несправедливо обиженному ребенку.
Они встречались еще несколько раз, случайно, невзначай, то на улице, то у входа в дом. Мэри, едва кивнув головой, почти неслышно произносила: «Добрый день», а Таволато, низко склонив голову, сдержанно отвечал: «Добрый день, мисс Мортон…»
Незначительность этих редких встреч стала злить Мэри. Ей хотелось, наконец, заговорить с ним, узнать, какие мысли таятся за его высоким смуглым лбом, какие чувства живут в его широкой груди.
