Подменыш - Елманов Валерий Иванович (книги бесплатно без .txt) 📗
И пусть кто-то с усмешкой отзывается, что у них вся удача — не в ратных походах да воеводских свершениях, а в бабской кике. То от зла и бессилия что-либо изменить. Они и сами бы так говорили, если бы царь был женат на ком ином. Потому и сейчас они вышагивали неспешно, степенно, аккуратно поддерживая царицу под локти с двух сторон, а головы держа надменно, вздернув кверху подбородки — честь высокую блюли и ею же без меры гордились.
«Истинно, что без меры, — горько подумалось Иоанну. — Тут первым делом заботу проявлять надо, а они, как петухи надутые, вышагивали, а сходни — не покои в Кремле…»
Что там за большое и черное плеснуло в воде по правую сторону сходен — никто так и не понял. То ли рыба какая, навроде многопудового старика сома, то ли, как потом переговаривались вполголоса, сам водяной захотел заполучить к себе в гости кого-нибудь из царской семьи. Да оно и неважно. Гораздо важнее то, что именно с этого самого момента случайность стала накладываться на случайность, сплетаясь в большой страшный клубок.
Каждый гвоздок на Руси к тому времени уже не был на вес золота — прошли те времена. Тем не менее железо еще продолжало цениться достаточно дорого, а потому — просто из экономии — доски на сходнях не были прибиты. При укладке их вогнали в выдолбленные пазы поперечных бревен и на том успокоились — и так сойдет. Но бревна от сырости к тому времени изрядно подгнили, а потому доски уже ходили ходуном. Правда, еще держались, но еле-еле, до случая.
Разболтались и вбитые некогда вертикальные столбы, на которых лежали сходни, так что теперь все сооружение представляло собой весьма шаткую конструкцию, напоминающую неустойчивые качели, которые подрагивали, выгибались, тряслись и только что не ходили ходуном, поскольку тяжесть проходивших по ним в обычное время людей была невелика.
Когда Иоанн шел по ним с Анастасией, они лишь слегка прогибались, предупреждающе поскрипывая. Но их было всего двое и весили они никак не больше десяти пудов — словом, пустяк. Царская свита — дело иное. Тут каждый из бояр или князей о пяти, а то и шести пудов, и это самое малое. Если же он напяливал на себя зерцало и прочие доспехи, то тут и вовсе бери семь-восемь. Примерно столько же весили и мамки с няньками. Среди них худосочные — такая же редкость, как и среди бояр. Одна кормилица Олена Варфоломевна чего стоила. Стать — дух захватывает, рост — сажень с лихвой, а грудь — в чугунок ведерный не втиснуть. И вот когда все они ступили на сходни, тут-то старое сооружение и подвело.
Нет, доски держались. Кряхтели, скрипели, постанывали и изрядно прогибались под ногами идущих, но держались. Зато несколько столбов, вбитых в дно реки, от такого напряжения уже постепенно начало крениться. Немного, совсем чуть-чуть, практически незаметно для человеческого глаза. Хотя как знать, скорее всего, и они бы выстояли, если бы не это черное и большое, с шумом выскочившее на мгновение из воды, облепленное какой-то зеленоватой склизкой тиной. Все тут же шарахнулись на левую сторону.
Первым оступилась не мамка — брат Данило, шедший по правую руку от нее. Он-то невольно и толкнул ее. Находившийся слева, ближе к воде, Никита Романович поддержать не сумел, поскольку сам уже подался к краю, поскальзываясь и непроизвольно пытаясь в своем падении ухватиться хоть за что-то. Свойственно такое человеку, вот он и…
Ухватиться же можно было только за локоток мамки, на котором уютно почивала голова младенца и который был не просто рядом с рукой Никиты — он находился в его руке… ради вящего сбережения дитяти Анастасии Романовны. Теперь это звучало не просто смешно, а как злобная издевка.
Ну а дальше все произошло мгновенно. Левый локоток мамки ушел вниз, и, решив, что та поскользнулась и пытаясь помочь, Данило Романович поддержал ее за правый локоток, отчего тот еще больше приподнялся и плавно вниз же, устремляясь крошечной лобастой головкой — умненьким бы вырос, поди, — в непроглядную водяную темь полетел Дмитрий.
Спеленатый кулек вошел в воду почти без всплеска и брызг, отчего никто поначалу даже не понял, что произошло. Да и кому там понимать, когда столбы накренились еще больше, раздвигая бревна, и доски одна за другой стали выскакивать из с пазов. Может, и спасли бы младенца, если бы тут же кинулись за ним следом, но в том-то и беда, что сопровождающие не прыгали в воду — они с шумом, криком, гвалтом и диким ором валились в нее, образовав эдакую импровизированную купальню.
Тут уж доброй половине было вовсе не до дитяти, поскольку не умели плавать, а умеющим мешали прочие, которые дико голосили и цеплялись за что ни попадя — глубина в тех местах была небольшая, сажени две, но для того чтоб утонуть, вполне достаточная.
Кстати, одну из нянек так и не нашли. Лишь много позже ее распухшее тело выловили местные рыбаки. Вторую, мамку по имени Мялица, которая как раз и несла Димитрия, вытащили, но не сумели откачать, о чем Иоанн очень сожалел — хоть было бы на ком отыграться за смерть малыша. Конечно, по здравом размышлении она тоже была как бы ни при чем, но какое может быть здравое размышление в такие минуты?
Отыскать в и без того мутной, а тут ставшей и вовсе взбаламученной воде небольшой сверток, нащупать его вслепую на дне и без того задача из трудно выполнимых. К тому же свою лепту в его гибель внесла и река. Шексну не назовешь быстрой, а тем паче стремительной. Будучи притоком матушки Волги, она во всем брала пример с нее, в том числе и в плавности с величавостью. Однако какое-никакое течение в Шексне имелось. И пускай сыскали Димитрия совсем недалеко — всего в трех-четырех саженях от места падения, — но и на это ушло время. Драгоценное время.
Вот так оно и скопилось в кучу — недосмотр, безалаберность, случайность, совпадение… А вместе получилась страшная трагедия, еще больше ужасающая своей вопиющей нелепостью. Никогда в истории Руси ни до ни после не было такого, чтобы наследник престола взял и утонул, да еще в таком возрасте. Что это — рок, проклятье, судьба? Нет ответа. Да и, пожалуй, никогда не будет.
Иоанн все это видел с ладьи. Глаза глядели, а ум принимать не хотел — уж очень оно страшно. Вышел из ступора чуть после — от истошного крика Анастасии. Хорошо, хоть успел прыгнуть сзади, ухватив ее за плечи. Не удержи он ее — и она бы шагнула следом за всеми в воду.
«Хоть тут я на что-то сгодился», — подумал Иоанн с какой-то усталой безысходностью и тут же уловил шепоток: «Сто рублев не пожалею, сто рублев тому, кто оживит». Это приговаривал Данило, склонившись подле дитяти.
«Ишь, даже тут поскупился, — больно кольнуло в сердце Иоанна. — Я им и то, и это, а он — сто рублев. Мог бы хоть до тыщи увеличить».
И тут же, словно услышав его ироническую рекомендацию, раненым зверем истошно заорал младший:
— Все! Все вотчины пожалую! Все, что есть, продам, последнюю рубаху сыму — тока спасите дите!
«Вот это по-нашему, по-русски, — снова как-то отчужденно подумалось Иоанну. — Хотя это он теперь на посулы горазд, а ежели бы и впрямь дите откачали — нешто отдал бы земли? Известно, как кто тонет — топор сулит, а яко вынут — топорища не допросишься, — и пообещал в душе: — Ну ничего. Коли чудо случится — сам проверю, чтоб слово сдержал, как обещался. До последней рубахи, — но тут же безнадежно вздохнул: — И свою бы отдал, господи, лишь бы ты чудо явил».
Он вновь поднял голову вверх. Жаворонок по-прежнему не унимался, заливаясь в вышине.
«Душу к ангелам провожает, — понял он. — Стало быть, не будет никакого чуда. Недостоин ты того, Третьяк».
Неимоверным усилием воли он заставил себя сделать шаг вперед, и вновь в памяти всплыли его же горделивые слова:
— Вот вернемся с богомолья, так я его ходить обучу. Ножонками будет топ-топ.
— Ты притомишься, только глазыньки закроешь, а он тебе на спинку заберется и топ-топ. Вовсе отдохнуть не даст, — поддразнивала Анастасия.
— Так он и сейчас уже по мне коленками сучит — какая разница? — возражал Иоанн. — А что разбудит — оно и правильно. Негоже дрыхнуть, царь-батюшка, вставай-поднимайся, иди державу уряжать, чтоб она в наследство мне крепенькая да ладненькая досталась, как я сам. — И ловил, хватал визжащего Димитрия сзади за маленькую пухлую розовую ножку.
