Крестник Арамиса - Магален (Махалин) Поль (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
— Помогите!.. Задыхаюсь!..
Дофин успел подхватить ее. Глаза принцессы потухли, из горла вырвался хриплый крик и она лишилась чувств.
Присутствующие в смятении зашумели, поднялась суета. У господина дю Мэна виски под буклями парика покрылись каплями пота. Арамис оперся на плечо Элиона и бесстрастно наблюдал за всем происходящим.
Вивиана побежала к принцессе.
— Госпожа!.. Моя дорогая госпожа!..
Лицо несчастной герцогини исказилось, лоб и щеки покрылись красными пятнами, все тело сотрясали судороги.
— Боже, — прошептала она, раздирая корсаж, — смилуйся надо мной!..
Все застыли в оцепенении. Воцарилась зловещая тишина. Принцесса умирала, Вивиана в отчаянии закрыла лицо руками, герцог Бургундский, крепко сжимая любимую в объятьях, шатался и, казалось, вот-вот упадет в обморок.
— Унесите меня!.. Унесите меня отсюда!.. — еле слышно прошептала принцесса.
Увидев Вивиану в смутном свете сквозь веки, уже полузакрытые ангелом смерти, она притянула подругу к себе.
— Прости мне зло, малышка… Поплачь обо мне и помолись… — Затем отстранила ее: — Теперь иди… Оставь меня… Будь счастлива!
— О мадам, я вас не покину! — закричала баронесса не своим голосом и разразилась рыданиями.
Умирающая нежно оттолкнула ее и попыталась улыбнуться, но только судорога пробежала по ее лицу.
— Ты мне не принадлежишь больше… Ты принадлежишь мужу… Еще раз прошу тебя — иди. Я так хочу, — сказала она.
— Сударь, уведите вашу жену, — сказал дофин Элиону. — Такова воля принцессы.
Барон подчинился. Он увлек за собой рыдающую Вивиану. Герцогиня Бургундская больше не говорила. Она закрыла глаза и от боли стиснула зубы: все тело ее содрогалось. Принцессу уложили на носилки. Дофин брел позади, его поддерживали под руки двое дворян. Принц захлебывался слезами и непрестанно шептал что-то, будто молился. За ним тянулся траурный кортеж, состоящий из членов королевской семьи, к которому присоединился весь народ Медона, нежно любивший свою благодетельницу.
Господин дю Мэн и Арамис остались одни у входа в церковь. Первый был похож на привидение. Бескровный и немой, он сжал челюсти, пытаясь унять дрожь. Ноги его подкашивались, дыхание прерывалось. Казалось, герцог забыл, что его ждут люди, он стоял и глядел на мостовую со страхом и отвращением. Минуту назад здесь пронесли носилки с принцессой, и несчастная, мучимая спазмами, сбросила с корсажа букет подснежников. Цветы приковали взгляд господина дю Мэна. Герцог поднял было ногу, чтобы раздавить их, но Арамис нагнулся — и подснежники оказались в его руке.
— Что вы делаете? — крикнул герцог хриплым голосом.
— Как видит ваше высочество, поднимаю эти цветы.
— И что вы собираетесь с ними делать?
— Испробовать на себе, — спокойно ответил старый сеньор, — чтобы узнать, по какой причине погибает герцогиня Бургундская.
IV
КОРОЛЕВСКИЙ ТРАУР
Не будем описывать счастье Элиона и Вивианы. Его описать невозможно. И разве не сказал великий поэт, что на пороге алькова новобрачных стоит ангел, улыбаясь и приложив палец к губам?
Эти души полны были прежнего очарования. Все прошлые невзгоды Элиона и Вивианы растворились в нынешнем их опьянении безмятежностью. Все печали развеялись, и наступили драгоценные часы счастья, которым, казалось, не будет конца.
Единственное, что омрачало радость, — это трагедия в Медоне. Правда, господин д’Аламеда сообщил, что болезнь ее высочества, кажется, проходит, и появилась надежда, что все обойдется. Действительно, на другой день после первого приступа герцогиня смогла встать и, хотя была еще слаба, провела день как обычно.
Однако старик не сказал супругам, что последующие приступы этой странной болезни были сильнее прежних и повторялись чаще и что герцогиня после приступов, впадала в оцепенение, ослаблявшее ее умственные способности. Наконец, что она исповедалась, соборовалась и, причастившись, попросила, чтобы ей прочли заупокойную молитву.
Нужно сказать, что бывший мушкетер все чаще замечал, что не узнает себя. Тот, кто до сего времени уважал лишь культ собственных интересов и собственной персоны, мало-помалу все более чувствовал себя во власти двух сердец, привязанность к ним переполняла его и дарила вторую молодость, возвращала его в былые времена, в эпоху приключений, самоотверженности и героизма.
Для Арамиса в Жюссаке словно ожили три ушедших товарища: д’Артаньян, Атос и Портос, и кончилось тем, что названный крестник действительно стал ему сыном. Очаровательная Вивиана тоже волновала старика, и он с удивлением заметил, как нежность, постепенно заполняя его сердце, изживает его закоренелый эгоизм. «Черт возьми! — говорил себе герцог с досадой. — Я, оказывается, люблю этих детей, я слаб, я добр, я глуп… Господи, неужели старею?»
Осиротевший Королевский полк не мог долго оставаться без командира. Барон получил приказ Поншартрена отправляться в Испанию и принять командование. Разумеется, Элион увозил с собой в Мадрид молодую жену.
Арамис тоже мечтал вернуться в Испанию, куда его призывали интересы Общества Иисуса, совпадавшие с его собственными.
Перед отъездом все трое получили аудиенцию короля. Он принял господина д’Аламеду и молодую чету в своем кабинете, сидя за столом золоченой бронзы, покрытым бархатной голубой скатертью, украшенной серебряными геральдическими лилиями, которая еще носила следы кулаков Лувуа, оставленных в пылу воинственных споров. Свидание ограничилось обычной вежливостью. Людовик был мрачен и еле сдерживал раздражение, догадываясь, что от него что-то скрывают, — а скрывали от монарха отчаяние его внука, — и каждую минуту глазами вопрошал мадам де Ментенон, которая, на своем привычном месте, склоняла голову над вышиванием.
Визитеры поклонились монарху в последний раз, и вдруг дворец огласил страшный душераздирающий крик.
Людовик вздрогнул, маркиза заволновалась, Арамис посмотрел на Элиона, тот ответил ему тревожным взглядом, а Вивиана, охваченная ужасом, задрожала.
Двери королевского кабинета отворились, и, презрев церемониал, оттолкнув Бриссака и Кавуа, герцог Бургундский бросился к деду.
Никогда, наверное, боль так страшно не искажала лицо человека. Всклокоченный, с распухшими глазами, мокрым от слез лицом, разрывая на себе одежду и колотя воздух руками, спотыкаясь и задыхаясь от рыданий, несчастный рухнул к ногам Людовика XIV:
— Умерла!.. Умерла, сир!.. Она умерла!..
Король вскочил.
— Умерла?.. Герцогиня?..
— Да, сир… Сейчас… В Медоне!..
На крик со всего дворца сбегались придворные. Галерея и приемная были переполнены, и толпа ринулась в растворенные двери прямо за герцогом. Бледные испуганные лица глядели на великого дофина. Принцесса никому не причиняла ни зла, ни боли. Ее любили все, и в эту скорбную минуту двор наполнился плачем.
Врачи, лечившие ее высочество, Фагон, Марешаль и Буден, вошли вслед за герцогом и, убитые горем, держались в уголке. Граф Тулузский и герцог дю Мэн тоже поспешили явиться. Первый, по натуре простой и добрый, растерянно озирался по сторонам и тяжело глотал слезы. Второй силился казаться огорченным, как того требовали обстоятельства.
Вивиана плакала, прижимаясь к плечу Элиона. У молодого капитана в глазах дрожали слезы. Арамис сказал потом, что не чувствовал такой скорби со смерти Портоса. Герцог Бургундский лежал распростертый, если можно так выразиться, у ног властелина. Людовик снова опустился в кресло.
— Сын мой, встаньте, — произнес он не своим голосом. — Принц должен уметь противостоять ударам судьбы. Я ведь тоже потерял любимого отца.
Мадам де Ментенон добавила:
— Ваше высочество, у вас дети. Поберегите себя для них.
— О мадам, — горестно ответил дофин, — их воспитают без меня. А мне больше нечего делать на этой земле.
— Ошибаетесь, сударь, вы должны царствовать, — возразил король сурово.
