Когда король губит Францию - Дрюон Морис (читать книги полные TXT) 📗
Он уже направился было произвести смотр ратникам, прибывшим из Сент-Эньяна, как вдруг на крупной рыси пересекли поле шестеро латников; пот ручьями лил по их лицам, доспехи были покрыты толстым слоем пыли, лошади под попоной пены казались белыми. Один из всадников неуклюже сполз с седла, заявив, что ему необходимо поговорить с коннетаблем, и, когда тот приблизился, он сказал:
– Я от мессира Бусико, я привез о нем известия.
Жестом руки герцог Афинский отослал посланца к королю, чтобы король первым выслушал новость. Гонец попытался было преклонить колено, чему помешали громоздкие доспехи; но король милостиво разрешил гонцу обойтись без всех этих церемоний, чтобы поскорее изложить суть дела.
– Государь, неприятель обложил мессира де Бусико в Роморантене...
В Роморантене! Королевская свита на миг онемела от удивления. Это было словно гром средь ясного неба. Роморантен всего только в тридцати лье от Шартра, в стороне, противоположной Блуа! Никому и в голову не могло прийти, что англичане находятся чуть ли не под самым боком.
Ибо, пока шла осада Бретея, пока Гастона Феба заключали в темницу, пока рыцари и ратники, созванные на войну, не спеша стягивались к Шартру, принц Уэльский тем временем... впрочем, вам это известно лучше, чем кому бы то ни было, Аршамбо, коль скоро вы обороняли Перигё... так вот, тем временем принц Уэльский двинулся от Сент-Фуа и Бержерака, шел уже по французским королевским землям и продолжал идти на север той самой дорогой, по которой проследовали сейчас и мы с вами,– через Шато-л’Эвек, Брантом, Рошешуар, Ла Перюз, оставляя после себя одни руины, чему мы с вами были свидетелями, проезжая по всем этим городам. Королю докладывали о продвижении англичан, и, должен сказать, я только плечами пожимал, видя, что королю Иоанну угодно торчать в Шартре, когда принц Уэльский опустошает его страну. По последним полученным нами сведениям, англичане находятся где-то между Шартром и Буржем. У нас почему-то думали, что принц Уэльский пойдет на Орлеан, где король и намеревался дать ему бой, отрезав пути на Париж. Ввиду чего коннетабль, вняв голосу благоразумия, послал три сотни копий под началом мессира де Бусико, мессира Краонского и мессира Комонского для разведывания о перемещении неприятеля по ту сторону Луары, желая получить наиболее точные сведения. Скажу заранее, что сведения он получал весьма скудные. И тут вдруг Роморантен! Стало быть, принц Уэльский пошел в обход на запад...
А король все торопил гонца.
– Первым делом, государь, мессир де Шамбли, которого мессир де Бусико отрядил в разведку, попал в лапы неприятеля около Обиньи-сюр-Нер...
– Ах, стало быть, Серого Баранчика взяли в плен...– сказал король. Серый Баранчик – таково было прозвище мессира де Шамбли.
А гонец мессира де Бусико продолжал:
– Но мессир де Бусико узнал об этом слишком поздно, и мы, таким образом, внезапно наткнулись на передовые части англичан. Мы атаковали их столь стремительно, что они бросились наутек...
– По своему обыкновению...– вставил король.
– Но им удалось соединиться с присланными им подкреплениями, которые оказались гораздо многочисленнее, и они окружили нас со всех сторон так, что мессиры де Бусико, Краонский и Комонский вынуждены были срочно отвести войско к Роморантену, где они и заперлись, преследуемые всей армией принца Уэльского, и он как раз в то самое время, когда мессир де Бусико отрядил меня сюда, начал осаду. Вот, государь, что мне велено было вам передать.
Вновь воцарилось молчание. Потом маршал Клермон гневно воскликнул:
– Какого черта они пошли в атаку? Такого приказа им никто не давал.
– Уж не собираетесь ли вы упрекнуть их за доблесть? – возразил маршал Одрегем.– Они обнаружили неприятеля и напали на него.
– Хорошенькая доблесть,– хмыкнул Клермон,– у них было триста копий, они увидели двадцать и смело бросились на них, вообразив, что это бог весть какой подвиг. А потом, когда появилась тысяча неприятельских солдат, они стали улепетывать и забились в первый попавшийся замок. А теперь от них нам нет никакой пользы. Вовсе это не доблесть, а глупость.
И оба маршала сцепились, по своему обыкновению, а коннетабль не вмешивался в их спор. Он, коннетабль, никогда не брал ничьей стороны. Человек он был храбрый плотью и слабый духом. Он предпочитал зваться Афинским, а не Бриеном из-за прежнего коннетабля, своего обезглавленного родича. Ведь Бриен был его ленным владением, тогда как титул Афинский, не имевший под собой никакой реальной почвы, он получил просто в силу семейных воспоминаний об одном из Крестовых походов. А быть может, просто с годами он стал ко всему равнодушен. Долгое время и весьма успешно он командовал войсками короля Неаполитанского. И с тоской вспоминал Италию, как с тоской вспоминают ушедшую юность. Держась чуть в стороне, Протоиерей с насмешливой улыбкой наблюдал за перебранкой маршалов. Конец этой перебранке положил сам король.
– А я считаю, что их неудача пойдет нам на пользу,– начал он.– Ибо действия англичан сейчас скованы этой осадой. И мы теперь знаем, как добраться до них, пока у них связаны руки.– Тут он обратился к коннетаблю: – Готье, завтра мы должны выступить на заре. Разбейте все воинство на несколько армий, чтобы они могли, не замедляя нашего продвижения, переправиться через Луару в нескольких местах по разным мостам, и пусть они поддерживают тесную связь между собой и смогут поэтому соединиться в указанном месте на другом берегу реки. Я лично переправлюсь у Блуа. И мы нападем на английскую армию у Роморантена, зайдя с тыла, а если она решит отходить, мы перережем ей все пути. Особенно же зорко следите за Луарой на всем ее протяжении от Тура до Анжера, чтобы герцог Ланкастер, который идет из Нормандии, не мог соединиться с принцем Уэльским.
Ну и сумел удивить всех наш Иоанн II! Откуда только взялось это спокойствие, это умение владеть собой? Он отдает разумные приказы, намечает путь своим войскам так, будто воочию видит перед собой всю Францию. Не позволить англичанам переправиться через Луару у Анжу, самим переправиться в Турени, быть готовым либо двигаться на Берри, либо перерезать дорогу врагу на Пуату и Ангумуа... и в итоге всех этих операций отобрать у неприятеля Бордо и Аквитанию. «И пусть быстрота будет нашей главной заботой; пусть внезапность нападения будет нам на руку». Все присутствующие невольно подтянулись, готовые действовать незамедлительно. Поход обещал быть воистину великолепным.
– А ратников распустить по домам,– приказал еще Иоанн II.– Не надо нам второго Креси. Пусть останутся только рыцари – все равно нас будет в пять раз больше, чем этих воров англичан.
Итак, только потому, что десять лет назад лучники и арбалетчики, которых ввели в бой то ли раньше, то ли позже времени, задержали продвижение конницы и битва была проиграна, только по этой причине Иоанн II решил вообще отказаться от всякой пехоты. И его военачальники одобрили эту мысль, ибо все они были при Креси и до сих пор не могли опомниться от этого поражения. И главное, что их заботило теперь, было не повторить тогдашней ошибки.
Один лишь дофин набрался духу и проговорил:
– Стало быть, отец, у нас совсем не будет лучников?
Король даже не удостоил его ответом. И дофин, который случайно оказался рядом со мной, шепнул мне, словно ища поддержки или не желая, чтобы я принял его за полного простофилю:
– Англичане посадили своих лучников на коней. Но кто же у нас согласится посадить в седло простолюдина?
Подождите-ка... подождите-ка... Брюне! Если и завтра продержится такая же мягкая погода, я проедусь, пусть хоть немножко, верхом на своем скакуне. До Меца мне надо хорошенько поразмяться. И потом, я хочу показать жителям Шалона, что я тоже езжу верхом не хуже их безумного епископа Шово... на место которого мы никак не удосужимся никого назначить.
Глава V
Принц Аквитанский
Ах, вы же видите, Аршамбо, что всю эту часть пути до Сен-Менгу я еле сдерживаю гнев свой. Словно нарочно, стоит мне остановиться на ночлег в каком-нибудь большом городе, как непременно мне вручат там послание, от которого меня прямо в жар бросает. В Труа было письмо от Папы. В Шалоне ждал гонец из Парижа. И что же я узнаю? Что дофин за две недели до того, как пустился в дорогу, подписал указ, по которому вновь меняется курс золотых монет, в сторону понижения, разумеется... Но, боясь, что эта мера вызовет недовольство... в подобных вещах вовсе не требуется быть пророком, это и так каждому ясно... так вот, он приказал обнародовать указ лишь после своего отъезда, когда он будет уже в пяти днях пути от Парижа; и, таким образом, ордонанс был опубликован только десятого числа нынешнего месяца. В сущности, он опасается собственных горожан, удрал от них, как олень от охотников. Нет, и впрямь слишком уж часто он прибегает к бегству как к надежнейшему средству спасения! Не знаю, не знаю, кто внушил ему эту малопочтенную хитрость, думаю, что Брак или Бюси. Но так или иначе, плоды ее уже вызрели. Прево Марсель и самые видные купцы в гневе отправились с жалобой к герцогу Анжуйскому, которого дофин оставил в Лувре вместо себя; и второй сын короля Иоанна, которому еще и восемнадцати нету и которому не хватает здравого смысла, желая избежать смуты – а они угрожали ему, что смута непременно начнется,– задержал ордонанс до возвращения дофина. Либо вообще не следовало прибегать к этой мере, таково было и мое мнение, так как она не выход из тяжелого положения, либо следовало, прибегнув к ней, немедленно осуществить ее на деле. В хорошеньком виде предстанет перед своим дядюшкой императором наш дофин Карл, в столице коего городской совет отказывается повиноваться королевским ордонансам.
