Филимон и Антихрист - Дроздов Иван Владимирович (читать книги онлайн txt) 📗
Мы теперь на всех парах летим к коммунизму, а там, как я думаю, не будет места бюрократам. Да вот, к примеру, и вы, дорогой Александр Иванович, украсив себя высочайшим научным званием и должностью директора крупнейшего в стране института, до конца дней оставались образцом современного государственного деятеля. Как я понимаю, ваша сила была в способности подобрать достойнейших помощников, в ряду которых имя Артура Михайловича Зяблика особенно примечательно.
Нет, я не хочу сказать, что Зяблик — идеал, но он, несомненно, олицетворяет собой характерный тип нынешнего столичного руководителя. Небольшая группа ему подобных молодцов охранили вас от многих ненужных занятий, позволили и в глубокой старости стоять во главе целого направления отечественной науки. Вы стали знаменем, а знамя, как известно, не стреляет и никем не руководит, оно — существует и этого достаточно, чтобы солдаты шли в бой.
В бою, в общей суматохе, из строя выпадали неловкие — вроде меня, чуть было не выпал Филимонов, — не беда! — важно, чтобы сохранялась когорта и её вожаки — Зяблики. А то, что в "Титане" произошли события невероятные и Филимонов оказался директором, так это лишь нелепый казус. Филимон он и есть Филимон. На посту директора быстро сломает шею. Вот если бы там воцарился Зяблик! Как мне пишут, в "Титане" появляются субъекты, подвергающие сомнению достоинство вашей команды. Нахалы! Да они и помыслить не могут, что станется с институтом, если там покачнётся Зяблик.
Артур Михайлович — субъект загадочный, не из тех простых жалких существ, которые пьют, едят, милуются, бранятся и никаких стремлений, характерных для высших существ, не знают. Зяблик и не человек в обыкновенном смысле, он — профессия, плод мучительной эволюции природы. Ведь это только он, создав вокруг себя этакое яркое свечение, постепенно забирает власть, и мы не замечаем даже момента, когда одни, такие вот как Вы, оказываются у него в кармане, а другие, такие вот как я, — в холодном океане.
А разве не Зяблик обладает искусством называть белое чёрным, а чёрное белым? Разве не он любой пустячок возведёт в степень и заставит ближних раскрыть рот от изумления? Гипноз, скажете? Нисколько! Тут высшее искусство и скроенный на особый манер характер. Вам, верно, известна моя версия о внеземной природе этого субъекта, — не кто иной, как я, первым увидел тарелку и влетевший в форточку вашего кабинета жёлтый шлейф. Ведь именно тогда и появился возле вас Зяблик.
Как я думаю, он снабжён биоэлектронным механизмом, способным распознавать в других три порока: беспринципность, властолюбие, жадность. Он затем виртуозно использует эти людские слабости. Ну, а теперь представьте, дорогой Александр Иванович, что Зяблики появятся не в одном только "Титане", а распространятся по всему нашему любезному отечеству… На землю прилетит много тарелок, и изо всех из них словно горох посыплются Зяблики.
Однако я отвлёкся от цели своего письма, а она вот в чём: если вы, дорогой Александр Иванович, устранившись от дел, заняты сейчас осмыслением прошлого, что в вашем положении естественно, и если вам приходят мысли об искуплении своих грехов, то я вам могу прийти на помощь. Вы только поддержите меня на учёном совете, и это будет благодеяние, за которое Всевышний скостит вам половину грехов. Речь идёт об открытии.
Долгое время я пытался нащупать принципы действия филимоновского импульсатора. И проник в механизм воздействия пучка электронов на молекулярную структуру плавящегося металла. И как это часто бывает, когда одно открытие даёт толчок другому, так и у меня неожиданно сложился стройный план электрической и кинетической схемы биопульсомера — прибора, которым можно измерять вес, структуру и конфигурацию того раздела мозга, который биологи называют высшим ассоциативным. Этот раздел заведует вопросами чести и совести, долга и таланта.
Мой биопульсомер будет измерять именно эти свойства. Можно вообразить, дорогой Александр Иванович, какое могучее средство получит в свои руки государство, прими оно на вооружение мой прибор. Он будет установлен в каждом учреждении и всякому укажет место под солнцем.
Почтительнейше, Ваш ученик и подчинённый Пётр Редькин».
Александр Иванович, окончив чтение, привалился на поручень кресла, вслух проговорил: «Позвольте!.. Да он же меня дурачит, идиот несчастный! Паяц! Как смеет!..»
Лист, зажатый в пальцах, дрожал, строчки разбегались.
«…Всевышний скостит вам половину грехов».
В полуотворенную дверь закричал:
— Дашенька! Поди сюда! Погляди, что позволяет себе этот… хулиган!
Дарья Петровна испугалась взъерошенного вида старика, он походил на ежа, которому под нос сунули палку.
— Успокойтесь! На вас лица нет.
Александр Иванович отвалился на спинку кресла, письмо лежало на коленях. Дарья Петровна потянулась рукой к письму, но Буранов её отстранил:
— Нет, не читай. Позвони Зяблику, спроси: почему уволен Редькин, кандидат наук? Как смел… без меня!
— Вы знали, Александр Иванович, ещё сказали тогда: молодец Зяблик, прогнал из института ещё одного сумасшедшего.
Зажмурил глаза. Сумасшедший, сумасшедший… В истории частенько случалось: подлинных учёных называли сумасшедшими. А кибернетика? Генетика?.. Ты был членом Президиума и тоже говорил: «поповщина», «идеализм…» А филимоновский импульсатор?.. Тут ты молчал, но и не возражал, когда Зяблик называл Филимонова идиотом. Теперь — биопульсомер. Будто бы чушь! Ну, а если?..
Как-то очень явственно и вполне серьёзно всплыла в сознании мысль о Боге. Не о том… Иисусе Христе — но Боге как начале всех начал, — незримом, незнаемом, великом. Творец!.. Иначе как же всё держится и не сгинет в тартарары. Может, и вправду позовёт к суду и скажет: признавайся раб, Александр, для чего жил на свете, какие цели преследовал, где твои благодеяния, а что в своей долгой жизни за грехи почитаешь?
Что сталось с Александром Ивановичем — и сам этого не мог объяснить. Был так уверен в своей непогрешимости, всегдашней правоте. И вдруг — увидел пропасть, в которую тащил людей, науку. Он в последние годы — с тех пор, как ослабел и власть над «Титаном» перешла в руки Зяблика, — подписывал бумаги, говорил речи, давал устные распоряжения. И всё — к разрушению того самого здания, которое он и его товарищи, основатели «Титана», возводили собственными руками. Он как демон — всё разрушал и был доволен. Спал спокойно. Смеялся и был счастлив. И что же скажет ему он, Всевышний! Вдруг в самом деле там есть ад и котлы с кипящей смолой? Шкварчащие сковороды и на них — грешники!..
«Искупление!.. Половина грехов!..»
Поманил Дашу, слабеющим голосом проговорил:
— Позвони Филимонову. Проси… Редькина вернуть, создать условия.
Говорил через силу, грудь болела, внутри точно разлился жар. Сделал усилие, чтобы передохнуть. Дышал мелко, слушал биение пульса в висках. Жар захватывал голову. Над левой бровью опахнуло холодом, словно дунуло ледяным ветром. Вздрогнул, побледнел. У левого виска больно полоснуло — точно пилой. Раз, другой…
Уронил голову на стол. Откуда-то издалека едва слышно донёсся знакомый голос:
— «Скорую»!.. Вызывайте «скорую»!..
О внезапной кончине Буранова Зяблику в тот же час позвонил муж Дарьи Петровны. И Артур Михайлович, не колеблясь, сделал распоряжения:
— Поменьше шума! Брата Ефима не извещать. Я сам.
Позвонил Папу. В несколько минут составили экспедицию на дачу Буранова. Зяблик, лавируя в ботинках на заметённой метелью тропе, прошёл во времянку и застал тут у горевшего очага Ефима. Старику нездоровилось, он сидел в фуфайке.
— Собирайтесь. Вам надо уезжать!
— Куда?
— А это уж… сами знаете. В деревню, домой.
— Чевой-то я не видал в деревне? Да и брат Ляксандр…
— Умер ваш брат. И уж похоронен. А вам… вот…
Зяблик вынул из кармана пачку денег, сунул старику в карман фуфайки.
Дед стоял оглушённый, опустив по швам тяжёлые, крестьянские руки. Непокрытая голова с прядями белых свалявшихся волос, покатые худые плечи, выдававшаяся горбом спина — всё в нём было жалко, ветхо, безысходно. В глазах ещё теплилась жизнь, но их заволокло туманом.
