Конунг. Изгои - Холт Коре (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
Мы обернули уключины толстой тканью и обвязали ею весла. Я завязал Бальдру пасть, ибо не был уверен, что он не залает, почуяв людей и лошадей, когда мы подойдем к берегу. С завязанной пастью он сердито скулит и с укором смотрит на меня. Мы гребем быстро, но не слышно ни звука, лодки идут через озеро наискосок, мы следуем за хлопьями тумана, летящими над водой. Три раза мы меняем курс, но ни разу наши лодки не столкнулись друг с другом, не раздалось ни единого возгласа, ни единого проклятия, мы плывем через Мьёрс, и никто нас не видит, а мы не видим берега к которому держим путь. Наконец мы выныриваем из белого летнего тумана, закрывшего озеро. На берегу под навесом стоят корабли. Наверху на склоне — усадьба. Мы прыгаем в воду и бежим. Мы и теперь молчим: стражи у кораблей умирают в белых женских объятиях прежде, чем успевают понять, что случилось. Все также молча мы бежим к усадьбе. Встречаем первых людей лендрманна и рубим их. Навстречу нам высыпает большая, но беспорядочная толпа воинов, они стоят на склоне выше нас и потому им легче сражаться, чем нам. Тогда мы издаем знаменитый боевой клич берестеников, мы вопим все разом — кажется, будто летнюю ночь разрубили одним ударом меча. Врагов много, нас окружают, на одного нашего приходится семеро воинов лендрманна, но мы сражаемся, охваченные безумием и радостью. Да, да, безумием и радостью — я одним ударом поражаю сразу несколько человек, не сомневаясь в нашей победе. В погоне за врагом я немного отбился от наших, неожиданно я услыхал рыдания женщин, сбившихся в кучку позади сражающихся мужчин. Они стоят на пригорке и плачут, глядя, как чуть ниже сражаются и гибнут их мужья.
Наконец все кончено. Мы победили отряд, который был в семь раз больше нашего. Несколько наших тоже лежат на земле, но не самые главные, один из них без памяти — это Халльвард Губитель Лосей, ему и на этот раз не удалось никого лишить жизни, но я замечаю, что он потерял еще один палец.
Придя в себя, он плачет, как ребенок.
Женщины тоже плачут, они все еще стоят на пригорке над полем, на котором мы сражались, и не осмеливаются спуститься вниз, чтобы забрать тела своих мужей.
Потом, йомфру Кристин, — я много раз проезжал мимо Састадира, — пригорок, на котором плакали женщины, стали называть Пригорком Слез. И до сих пор, хоть прошло много зим и волосы мои поседели, я вижу то место, где плакали женщины.
Когда сражение было закончено, мы бросились к усадьбе и обыскали все дома. Многих мы нашли и кое-кого зарубили, но лендрманна Халльварда не было нигде. К нам подошел старый жалкий слуга, на его толстых губах были только льстивые слова. Он встал перед конунгом на колени и сказал, что лендрманн лежит сейчас перед алтарем в своей усадебной церкви и молит Всевышнего пощадить его жизнь. Мы бросились к церкви, дверь была заперта изнутри. Вильяльм спросил у конунга, не разнести ли ее в щепки. Конунг запретил это делать, он сказал, что открывать двери дома Божьего с помощью топора — все равно, что стучаться в ворота ада и просить, чтобы тебя туда впустили. У церковной стены лежал мертвый священник. Он хотел укрыться в безопасном месте под крышей Божьей, но ему в шею угодила стрела и он упал, раскинув руки, словно обнимая дом, в котором так часто бывал. В руке у него был молитвенник. Бернард поднял его.
— Возьми его себе, — сказал конунг.
Бернард поблагодарил его и прочитал то место, на котором молитвенник был открыт:
Конунг подошел и громко постучал в дверь.
— Покажи, что ты храбрый муж и выйди оттуда! — крикнул он. — Иначе на своих ногах ты оттуда не выйдешь!
Сперва внутри было тихо, потом послышались шаркающие шаги, отодвинулся засов. Вильяльм рванул дверь и схватил стоящего на пороге человека.
Тот был в одной рубахе, он хотел показать конунгу свое смирение и дать его людям повод посмеяться. Добрый смех часто смягчает жестокость, йомфру Кристин. Нередко случалось, что наши побежденные противники таким образом спасали свою жизнь. Бывало какой-нибудь молодой парень для смеха бросал на ветер обрывки одежды пленника, люди смеялись, а тем временем их кровожадность утихала и клинки остывали. Этот человек тоже держал в руке Библию.
Подняв ее перед собой, в одной исподней рубахе он стоял перед конунгом Норвегии.
— Я не Халльвард из Састадира! — сказал он. — Я преподобный Сэбьёрн из Хамара. И заперся в церкви, чтобы спасти лендрманна и сбить тебя и твоих людей с его следа. Халльвард из Састадира едет сейчас на север.
— Ты хочешь сказать, что он едет на юг? — спросил конунг. — Я вижу, ты не из робких, не каждый священник отважится на такую ложь, даже если будет одет лучше, чем ты.
Преподобный Сэбьёрн заморгал.
— Ты прав, государь, — сказал он.
Тут же в погоню за лендрманном были посланы всадники, хотя конунг считал, что это бесполезно.
— Отпустите этого священника, — сказал он и прибавил. — Но только пусть так и идет в исподнем.
И преподобный Сэбьёрн покинул Састадир с Библией в руке и без штанов, он был старый человек.
— Смелый священник, — заметил Бернард.
— Я бы предпочел быть в его рубахе, чем в своей, — отозвался конунг.
— Господин Аудун, несмотря на заботливое воспитание, полученное мной от моей доброй матушки и многих служителей церкви, которые находились при дворе моего отца, я все-таки не знаю молитвы, которую ты только что прочел, — молитвы, которую читают при освещении церкви. Я была бы благодарна тебе, если б ты прочел ее еще раз, а я стану повторять за тобой, чтобы частица твоей высокой учености перешла на меня.
— Йомфру Кристин, Terribillis est locus iste.
— Господин Аудун, Terribillis est locus iste.
— … hie Domus Dei est porta coeli.
— … hie Domus Dei est porta coeli.
— А теперь покойной ночи, йомфру Кристин.
— Покойной ночи, господин Аудун, и спасибо тебе за твой урок о путях конунговых и путях Божьих.
Судьбе было угодно, чтобы в Састадире мы снова встретились с сестрой конунга, суровой и прекрасной фру Сесилией из Хамара в Вермаланде. Она прибыла сюда с большой свитой, направляясь в город святого Олава, чтобы помолиться там у его раки и раскрыть ему свою душу в его великолепном храме. Здесь, в Састадире, лендрманн посадил ее рядом с собой и учтиво приветствовал, поцеловав свой кубок. Ему бы, конечно, хотелось, чтобы его жесткие губы поцеловали те тайные уголки ее тела, которые, если верить ученым мужам, лучше всего подходят для поцелуев. А она? О чем думала она, эта паломница высокого происхождения, умолчавшая о том, что приходится сестрой конунгу Сверриру? Смиренно слушала, добродетельно прикрывшись шалью, что говорили мужчины о ее брате Сверрире, этом сыне дьявола, несущем в своем сердце также и силу Бога? Ловила настороженным слухом каждое слово, пылала ненавистью, когда они осуждали его? Не сверкали ли радостью ее темные глаза, когда они говорили, что против воли уважают этого человека, которого ярл Эрлинг Кривой видит в ночных кошмарах?
Вот он явился сюда сам.
Пока шло сражение, Сесилия со своими служанками и своими воинами с достоинством удалилась в отведенные ей покои. А потом снова явилась в зал и приветствовала своего брата конунга.
Я не имею права говорить о том, что слышали мои уши и видели мои глаза, но мое неутомимое сердце не может забыть встречу между хозяйкой Хамара в Вермаланде и конунгом Норвегии. Его одежда была залита кровью, она была прекрасна, оба были молоды, но чтобы обнаружить между ними внешнее сходство, требовалось более зоркое зрение, чем мое. Одно их объединяло: гордость своим королевским происхождением и потребность у него — видеть в ней сестру, а у нее — видеть в нем брата. Она сказала:
