Ассасины - Гладкий Виталий Дмитриевич (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Крестоносцы всполошились и усилили обстрел. Но теперь арбалетчиков уже закрыли щитами.
Однако гулям-и-руси не унимался. Хищно ухмыльнувшись, он послал одну за другой три последние стрелы, и трое рыцарей, получив стальной шип в узкую щель между воротником кольчуги и шлемом, отправились на небеса – отчитываться перед Всевышним о своих грехах. А затем, видимо, получив смертельное ранение, – тюфяк повара уже напоминал ежа, так много в нем застряло болтов, – гулям-и-руси зашатался, его повело, и он свалился в воду. Франки радостно закричали, и вскоре куркура была взята на абордаж.
Как ни молили к-б-тан и матросы о пощаде, крестоносцы их даже не захотели слушать. Всю команду перерезали, как баранов, а тех, кто попытался броситься в воду, чтобы спастись, добили арбалетчики. Впрочем, до берега было далековато, и такое расстояние мог преодолеть только хороший пловец, а матросы куркуры, хоть и были родом из Бейрута, все равно плавать не умели, за исключением немногих. Арабы считали, что бултыхаться в воде – это не мужское занятие.
Гулям-и-руси не погиб. Он даже не был ранен, если не считать нескольких царапин. Раб долго плыл под водой, пока не поднырнул под одну из корзин для камней, которых немало плавало вместе с разным мусором и древесными обломками от тонущих шейти. Корзины были сплетены из ивовых прутьев, и гулям-и-руси мог наблюдать за избиением команды куркуры.
Он, как и его бывший хозяин, недоумевал: с какой стати франки убивают всех подряд? Раб видел, как крестоносцы, даже не прибрав мертвые тела с палубы открыли верхний люк и начали перегружать товары на свои суда. Так они добрались до самого нижнего яруса, а затем, оставив куркуру, бросили на нее несколько горшков с горючей смесью, и судно запылало как огромный факел.
Вскоре корабли франков растаяли на горизонте – они почему-то пошли не в Тир, а куда-то не север, и гулям-и-руси, поймав доску, начал плыть по направлению к берегу. Свою спасительницу-корзину он оставил лишь тогда, когда впереди забелели буруны прибоя. Выбравшись на берег, раб первым делом нашел небольшой ручей, падающий со скалы, и вдоволь напился холодной воды. А затем, забравшись в кустарник, уснул сном праведника.
Гулям-и-руси проспал конец дня и всю ночь – так сильно он устал. Первым, что попалось ему на глаза, было тело утопленника, которое морская волна выбросила на берег. Это был один из пиратов. Раб обрадовался: у мертвеца был нож! Он забрал его себе, а потом, немного поразмыслив, снял с пирата и широкий мусульманский пояс. Он был не только широким, но и длинным, поэтому гулям-и-руси не составило большого труда соорудить себе головной убор в стиле бедуинов из Магриба, которые закрывал шею, на которой болтался ошейник раба, и рот, оставляя лишь нос и глаза.
Вскоре гулям-и-руси вышел к какому-то селению. Он плохо знал язык сарацин, но имя ас-Синан, которое часто повторял к-б-тан, раб запомнил накрепко, потому как, судя по разговорам, это был влиятельный человек, возможно, купец, которому принадлежала и куркура, и ее груз. Неизвестно почему, но гулям-и-руси решил рассказать ас-Синану, что случилось с его кораблем и командой и кто виноват в наглом разбое. Может, он принял и неверное решение, но бедному рабу, который не знал ни местности, ни языка живущих здесь людей, просто деваться было некуда.
Это был Ачейко. Видимо, матери кривича какая-то злая колдунья напророчила беду, когда она была на сносях, потому что судьбу ее сына счастливой никак нельзя было назвать. Едва он обрадовался, что идет в поход вместе с Вилком, как Хальфдан продал его торговцу рабами. Все это случилось на одном из привалов. Несколько данов во главе с вождем отправились разжиться съестными припасами и взяли с собой Ачейков качестве мула – якобы для того, чтобы он притащил продукты на своем горбу.
Видимо, все было заранее договорено, потому как Хальфдана уже ждали. Как он умудрился послать весть мусульманину, торговцу живым товаром, и когда, осталось для Ачейко загадкой. Но куш за него вождь получил добрый. Юноша вырос хоть и не очень высоким, но крепким, а кроме того, принадлежал к племени славян, которые особо ценились на Востоке в качестве рабов – были сильными, выносливыми и неприхотливыми.
Ачейко недолго пробыл у торговца. На первом же невольничьем рынке его купил к-б-тан куркуры, которому позарез нужны были такие здоровяки, как гулям-и-руси. Нельзя сказать, что к-б-тан плохо относился к своим рабам; он был хорошим человеком. В этом вопросе Ачейко хоть немного повезло.
Он питался с того же котла, что и команда судна, его никто не бил, а работа хоть и была тяжелой, но у рабов-грузчиков хватало времени хорошо отдохнуть, пока куркура совершала переход по морю.
И вот теперь такое несчастье… Ачейко был в отчаянии.
Он даже не помышлял вернуться в родные края; тут хотя бы жизнь сберечь, но для начала нужно не умереть с голоду. Поэтому, попав в рыбацкое селение, он первым делом начал просить еду, сильно коверкая слова. Однако от него все шарахались, как от прокаженного. Неужели в этих людях нет ни капли сочувствия к несчастному?! Уж не принимают ли его жители селения за шпиона?
Тогда Ачейко вспомнил про ас-Синана. Он принял грозный вид, подошел к кучке рыбаков, живо обсуждавших какие-то новости, и сказал на языке сарацин, ударив себя ладонью в грудь:
– Ас-Синан! Я хочу есть!
Его слова произвели такое впечатление, будто прямо в рыбаков попала молния. Они даже пригнулись и посмотрели на Ачейко с таким ужасом, словно он был, по меньшей мере, шайтаном – юноша уже знал, что это за зверь. Но дальнейшее развитие событий подтвердило, что его действия совершенно правильные. Солнце еще не успело передвинуть на следующее деление тень от высокого штырька солнечных часов, торчавшего в центре небольшого круга (часы находились на центральной площади селения), как ему со всех сторон понесли еду и даже пиво.
Ачейко не стал есть прямо на людях. Он лишь спросил:
– Где находится ас-Синан? Куда идти?
Все замахали в направлении единственной дороги, которая вела из селения, и Ачейко, отягощенный узлами с продуктами, потопал по мелкой въедливой пыли к виднеющимся вдалеке горам. Так он шел четыре дня, и во всех селениях, встречавшихся ему на пути, имя ас-Синана приводило дехкан в трепет, и ему не было отказа ни в чем.
Наверное, попроси Ачейко у них коня, ему точно дали бы. Но он постеснялся, потому что это было бы верхом нахальства.
На пятый день с ним приключилось событие, которое очень ему не понравилось. Его догнали три всадника на превосходных арабских скакунах, и один из них спросил:
– Это тебе нужен ас-Синан?
– Да, – согласно кивнул Ачейко, с трудом вникнув в смысл сказанных слов.
И это было последним, что он сделал по своей воле. Всадники соскочили с коней, схватили юношу, связали его и, перебросив через круп коня, словно тушу барана, помчались по направлению к горам, которые за четыре дня пути так и не стали ближе. Ачейко уже утратил счет времени, когда его наконец привезли в мрачную крепость. Сняв с юноши путы, Ачейко отвели в подземную тюрьму, дав ему кувшин воды и несколько лепешек. Это была облицованная диким камнем яма с решетчатой крышкой наверху. Хорошо хоть дожди в этой местности шли редко, иначе он утонул бы в яме как крыса.
И потянулось томительное ожидание. Чего? Ачейко не знал этого, да и не мог знать.
Глава 14
Опасное задание
Старец Горы был в ярости. Кто посмел увести у него куркуру с ценнейшим грузом и потопить суда сопровождения?! Это была неслыханная дерзость. Шейх аль-Джабаль ни в коей мере не грешил на Салах ад-Дина. Султан умел держать слово. Тем более что товар, столь ценный для ас-Синана, был для повелителя правоверных всего лишь ничтожной алмазной пылинкой. Салах ад-Дин уж точно не был вором и грабителем, и никогда не убил бы несчастного к-б-тана и матросов. Он даже к врагам проявлял милосердие – не всегда, но часто.
Даже с захваченным Иерусалимом и его жителями-христианами Салах ад-Дин обошелся достаточно мягко, проявив тем самым государственную мудрость. Не было ни бессмысленных жестокостей, ни разрушений, правда, за свою «милость» султан назначил довольно высокую цену. Тем не менее христианам разрешалось в течение сорока дней покинуть Иерусалим, уплатив выкуп: с каждого мужчины – десять золотых, с каждой женщины – пять, с ребенка – один золотой.
