Обитатель лесов (Лесной бродяга) (др. перевод) - Ферри Габриэль (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗

У несчастного кровь застыла в жилах.

Третий индеец, по примеру двух первых товарищей, выступил вперед из круга, окружающего пленника.

— Кожа с черепа белого принадлежит мне! — воскликнул он.

— В таком случае, — прибавил четвертый, — никто, кроме меня, не должен иметь право облить обнаженный череп пленника кипящим жиром.

После того на несколько минут пленник был оставлен в покое.

В продолжение этого кратковременного промежутка апахи, окружив пленника, принялись выделывать перед ним дикую пляску.

Но вскоре послышался рев, вовсе не похожий на те крики, которые обыкновенно сопровождают веселье или скорбь, потому что дикарь — самый злой из всех, которые обитают в саванне, — может в своей радости или скорби только реветь.

То был рев нетерпения, издаваемый этим тигром в человеческом облике.

Раненый предводитель, остававшийся до тех пор вместе с Антилопой на вершине холма, медленно поднялся с намерением объявить своим воинам, что наступило время подвергнуть их пленника предсмертным пыткам.

Но последний час Барайи еще не пробил.

Вдруг в зареве костра мелькнула фигура воина, костюм которого, хотя и индейский, не походил, однако, на одеяние апахов. Его появление не удивило никого, только восклицание «Метис!» [12] пробежало по толпе индейцев.

Новоприбывший важно приветствовал рукой собравшихся дикарей и подошел к пленнику.

Пламя хорошо освещало Барайю, и пришелец мог различить покрывавшую его лицо смертельную бледность.

В лице Метиса выражалось глубокое презрение без малейшей примеси сострадания. Обратившись к Барайе, Метис заговорил с ним сначала по-английски и, наконец, по-испански.

Барайя радостно воскликнул:

— О! — произнес он умоляющим тоном. — Если вы спасете мне жизнь, я дам вам столько золота, сколько вы в состоянии будете унести с собой!

В словах Барайи заключалось столько убедительной правды, что Метис, казалось, был невольно поражен. Его мрачное лицо загорелось выражением алчности.

— Ты говоришь правду? — спросил он, между тем как глаза его сверкали необычайным блеском.

— Это такая же правда, — продолжал Барайя, заламывая себе руки, — как и то, что мне придется умереть здесь страшной смертью, если ваше заступничество не спасет меня. Слушайте! Вы пойдете со мной. Возьмите с собой десять, двадцать, тридцать, сколько вы хотите воинов, и если к завтрашнему утру я вас не приведу к богатейшему золотому прииску на свете, вы можете меня подвергнуть несравненно более ужасным пыткам, нежели те, что ожидают меня здесь.

— Попытаюсь, — отвечал шепотом пришелец, — но не говорите ничего больше, индейцы не должны знать, что вы мне предлагаете, хотя они вовсе не ценят золота белых! Тс, нас слушают.

И в самом деле, круг дикарей, сгоравших нетерпением поскорее начать кровавый праздник, начал понемногу сужаться, уже слышался глухой ропот недовольства.

— Хорошо, — громко прибавил Метис по-индейски, — я доведу до слуха предводителя слова пленника с белой кожей.

Произнеся эти слова, Метис окинул окружавших его индейцев таким повелительным взглядом, перед которым даже наиболее раздраженные из них отступили назад, и направился к Черной Птице.

Поднявшись на вершину возвышенности, на которой сидел предводитель, Метис громко крикнул:

— Ни один апах не смеет тронуть пленника, пока два предводителя не кончат совет.

Луч надежды заблистал в глазах Барайи, между тем как его мучители со всех сторон бросали на него взоры, в которых выражалось кровожадное нетерпение. Несчастный почувствовал, как сердце в его груди то билось с надеждой, то замирало от страха.

Беседа обоих предводителей продолжалась довольно долго. Черную Птицу, казалось, трудно было убедить. Впрочем, ни одно слово из их разговора не достигло слуха индейцев, и значение их жестов трудно было растолковать.

Метис показывал движением правой руки на цепь Туманных гор, а левой описывал дугу, которая, без сомнения, должна была означать, что через эту цепь следует перебраться. Потом он согнул обе руки в виде круга, как будто намекал на какую-то обширную равнину, показав в то же время на убитых лошадей в лагере, и подражал галопу скачущих лошадей.

Несмотря на это, индейский вождь, по-видимому, все еще не склонялся на убеждения пришельца, но вдруг Барайя, пожиравший глазами обоих вождей, заметил, что заступник его внезапно принял печальное и задумчивое выражение и что-то шепнул на ухо Черной Птице. Несмотря на все свое спокойствие, индеец не мог удержаться, чтобы не вздрогнуть при этом, и глаза его засверкали бешенством, как раскаленные уголья.

Наконец Метис присовокупил так громко, что все могли слышать.

— Что может значить этот трусливый заяц, — при этом он указал на пленника, — против человека с сильным сердцем и стальными мускулами, которого я выдам вам в руки. Когда солнце совершит свой путь трижды, Красная Рука и Метис присоединятся к Черной Птице у Бизонового озера, там, где Гила соединяется с Красной рекой. Тут апахи найдут себе лошадей, которых наловят для них белые охотники. Апахи могут взять их взамен собственных лошадей. Там находится и тот, кого…

Черная Птица схватил за руку пришельца и прервал его объяснения.

Сделка была заключена.

Медленно спустившись с высоты, Метис окинул твердым и смелым взглядом индейцев, обманувшихся в ожиданиях, потом вынул нож и быстро разрезал веревки, которыми был скручен Барайя.

Не обращая внимания на безумные изъявления благодарности со стороны авантюриста, Метис отвел его в сторону и тоном, выражавшим надменную угрозу, объявил:

— Не надейтесь на мое легковерие! Там внизу меня ожидает товарищ, — при этом он указал на темные холмы, — и, кроме того, я возьму с собою одиннадцать апахских воинов.

— О, этого слишком мало! — воскликнул Барайя. — Сокровища охраняются тремя охотниками, из которых два в самом деле страшные люди. Их ружья никогда не дают промаха!

При этих словах Барайи по лицу Метиса пробежала улыбка презрительной гордости.

— Красная Рука и я никогда еще не целились напрасно в неприятеля, — произнес он самоуверенно, указывая на свою тяжелую винтовку. — Сокол слеп и неуклюж в сравнении с нами.

Спустя некоторое время пылающий лагерь мексиканских авантюристов был окончательно покинут индейцами. С главным отрядом Черная Птица направился к Бизоновому озеру, несмотря на мучившую его рану, между тем как оба его соратника двинулись другой дорогой.

Антилопа, взяв с собою десять воинов, направился к месту, где река представляла вилообразное разветвление, намереваясь идти по следам трех охотников.

А Метис и Барайя с одиннадцатью другими индейцами поскакали по дороге, ведшей в таинственную долину.

Глава XXX

Привезенное Диацем известие застало Розбуа врасплох в то время, когда он был погружен в размышления о будущем. Это было как бы предзнаменованием, что его планы никогда не исполнятся. Он умолк, сосредоточенно огладывая кряжи гор. Хозе, вероятно, не так беспечно принял бы известие о предстоящей опасности, если бы Диац успел им сказать, что в числе следовавших за ним неприятелей находятся два страшных врага, о которых только что шла речь.

Названные нами два разбойника, во власти которых находился теперь Барайя, уже успели спрятать свой легкий челнок в подземном канале, соединявшем озеро, лежащее в долине, с Туманными горами.

Эти два разбойника были отец и сын.

С последним мы уже познакомили читателя под именем Метиса — так называли его мексиканцы и апахи. Охотники же и звероловы французского происхождения, из канадцев или из долин Миссисипи называли его просто Ублюдком, намекая этим на его смешанное происхождение. Такова была известность этого человека, успевшего побывать во всех пустынях, посещаемых различными племенами.

Имя первого было Красная Роза, и его ужасная известность затмевалась иногда только известностью его сына. С сердцем, которому чувство сострадания было незнакомо, с неукротимой кровожадностью, с изумительной ловкостью и мужеством, которое не останавливалось ни перед чем, отец и сын соединяли еще то преимущество, что имели бегло объясняться по-английски, по-французски и по-испански, а также на большей части индейских диалектов, употребляемых на границе.