Когда король губит Францию - Дрюон Морис (читать книги полные TXT) 📗
– Какие же мирные предложения услышим мы от короля Иоанна после того, как мы оружием добились таких успехов, после того, как мы по праву и по существу захватили часть Франции?
Ох, если бы король пожелал выслушать меня еще в Бретее, в Шартре... Ну что я мог отвечать, с чем сюда явился? Я сказал принцу, что пришел я к нему с пустыми руками, ибо король Франции, чувствуя свою силу, не желает даже думать о мире, прежде чем не одержит победу, на что справедливо рассчитывает; но что я принес ему повеление Папы, который хочет прекратить кровавую междоусобицу на Западе и который настоятельно просит королей, твердил я, примириться, дабы всем вместе прийти на помощь нашим братьям в Константинополе. И спросил, на каких условиях Англия...
Не отрывая глаз от окошка, за которым солнце подымалось все выше, принц резко положил конец беседе:
– Только моему отцу, а отнюдь не мне подобает решать вопросы мира. Мне он не давал никаких полномочий вести переговоры.
Потом он попросил извинить его за то, что должен сниматься с места. Чувствовалось – лишь одно занимает все его помыслы: как бы оторваться подальше от преследующей его по пятам армии.
– С вашего позволения я хочу благословить вас, ваше высочество,– сказал я ему.– И я буду поблизости, ежели вдруг вам понадоблюсь.
Вы скажете, дорогой племянник, что улов мой был не столь уж богат, когда я выехал из Монбазона вслед за английской армией? Но, представьте себе, я вовсе не был так раздосадован, как можно подумать. При этом положении вещей мне удалось подсечь рыбку, и теперь я водил ее на крючке. Все прочее зависело от бурности течения реки. Мне следовало только не слишком удаляться от берега.
Принц Уэльский направился к югу, к Шательро. В эти дни по дорогам Пуату и Турени двигалась необычная процессия. Впереди армия принца Уэльского с сомкнутыми рядами, шесть тысяч человек, и, хотя шли они в отменном порядке, все же чуть запыхались и уже не задерживались, чтобы сжечь по пути крестьянский амбар. Скорее уж, земля жгла копыта их коней. Брошенная вдогонку англичанам и отделенная от них днем пути огромнейшая армия короля Иоанна, которую он перестроил, как и было им задумано, другими словами, оставил только рыцарей – около двадцати пяти тысяч,– и которую он гнал без передышки, начала уже уставать, не так четко выполняла приказы и бросала по дороге отставших.
А между англичанами и французами, следуя за первыми и обгоняя вторых, двигался мой маленький кортеж, пятнышко пурпура и золота среди лугов и лесов. Кардинал, затесавшийся между двух неприятельских армий,– такое не часто встретишь. Войска торопились начать битву, а я вместе с крохотной своей свитой упорно пекся о мире. Мой племянник Дюраццо не скрывал дурного расположения духа; я догадывался, что его гложет стыд – сопровождать человека, собирающегося совершить единственный подвиг – отговорить людей воевать. И все другие мои рыцари, Эредиа, Ла Рю, все думали так же, как и он. Дюраццо, тот прямо мне сказал: «Дайте же вы королю Иоанну разбить англичан, и все будет кончено. А впрочем, каким образом вы собираетесь этому помешать?»
В глубине души я был такого же мнения, но я не желал бросать начатого дела. Я отлично понимал, что, ежели король Иоанн догонит принца Эдуарда, а он его наверняка догонит, он его сокрушит. И ежели это свершится не в Пуату, то уже наверняка в Ангумуа.
Все явно складывалось так, что король Иоанн не мог не стать победителем. Но в эти дни расположение небесных светил было для него неблагоприятным, весьма неблагоприятным, и я это знал. И все время думал, как же так, когда на его стороне столь явное преимущество, как же может аспект его планеты быть столь роковым? И я твердил про себя, что, верно, победу он одержит блистательную, но будет убит. Или же по дороге его свалит недуг...
По тем же самым дорогам двигалась кавалькада отставших – графа Жуаньи, графа Оксерского и графа Шатийонского – славные малые, вечно в веселом расположении духа и ни в чем себе не отказывающие, и с каждым часом они приближались к французскому воинству:
– Люди добрые, короля не видали?
– Короля? Нынче утром он проехал через Ла-Э.
– А англичанин?
– Он ночевал здесь накануне...
Коль скоро Иоанн II не переставал преследовать своего кузена-англичанина, он приказал неукоснительно разведывать, какими дорогами отходит его противник. А противник, чувствуя, что ему буквально наступают на пятки, добирается до Шательро и здесь, чтобы облегчить завтрашную переправу через мост и не загромождать его, велит ночью пройти через Вьенну своему личному конвою вместе со всеми повозками, на коих нагружена его мебель, его парадная упряжь, а также вся его военная добыча: шелка, серебряная посуда, безделушки из слоновой кости, золотая церковная утварь,– словом, все похищенное во время набега. И нестись к Пуатье. Сам он, его рыцари, его лучники, чуть только забрезжил рассвет, следуют по той же дороге. Потом осторожности ради он вместе со всеми своими людьми берет в обход. У него свои расчеты: обойти с востока Пуатье, где король, хочешь не хочешь, вынужден будет дать отдых своей тяжелой коннице, пусть даже всего на несколько часов, и таким образом увеличить расстояние между собой и французами.
Единственное, чего он не знал,– это что король не свернул на Шательро. Со всей своей кавалерией, которую он гнал на охотничьих рысях, он двинулся на Шовиньи – другими словами, еще восточное, дабы попытаться обойти противника и перерезать ему путь. Он сам скакал впереди, как влитой сидя в седле, выставив подбородок, скакал открыто, пренебрегая опасностью, так же как спешил на пиршество в Руан. Одним духом миновали следующий переход в двенадцать лье.
И по-прежнему за ним гнались трое бургундских сеньоров – Жуаньи, Оксер и Шатийон.
– Король?
– Свернул на Шовиньи.
– Едем в Шовиньи.
На лицах их сияла улыбка: королевское войско уже совсем рядом; поспеют к охоте на оленя, успеют крикнуть свое «улюлю!».
Итак, они добрались до Шовиньи, где над излучиной Вьенны горделиво высится замок. В вечерних сумерках они замечают огромное скопление войск, немыслимое нагромождение повозок и кирас. Но Жуаньи, Оксер и Шатийон любят пожить в свое удовольствие. Не бросаться же им после долгой скачки в самую гущу эдакой суматохи! Да и незачем им теперь торопиться. Лучше хорошенько пообедаем, а тем временем слуги осмотрят и почистят наших лошадей. Подшлемники долой, поножи расшнурованы, и вот наша троица уже сладко потягивается, растирает наболевшие поясницы и икры; потом усаживаются за стол в харчевне неподалеку от реки. Оруженосцы, зная, что их хозяева чревоугодники не из последних, раздобывают им рыбу – ведь нынче пятница. Наконец они заваливаются спать – обо всем этом мне рассказали потом в мельчайших подробностях,– а на следующее утро просыпаются поздно в опустевшем, притихшем городке.
– Люди добрые... а король?
Им указывают в сторону Пуатье.
– Самый короткий путь?
– Через Шаботери...
И вот наши Шатийон, Жуаньи и Оксер, а за ними их копьеносцы резво скачут по дорогам, пробитым среди вересковых зарослей. Прелестное утро, солнечные лучи, мягкие, нежгучие, пронизывают кроны деревьев... Незаметно проскакали три лье. Через полчаса будет Пуатье. И вдруг там, где сходятся под углом две просеки, они нос к носу сталкиваются с английскими лазутчиками... Всего человек шестьдесят, не более того... А наших больше трех сотен. Да это же неслыханная удача! Опустим забрала, копья к бою. Английские лазутчики, которые были, впрочем, жителями Геннегау, а командовали ими мессиры де Гистель и д’Обершикур, повернули коней – и галопом. «Ах трусишки! Ну и храбрецы! Вдогонку, вдогонку за ними!»
Погоня длилась недолго, ибо, миновав строевой лес, Жуаньи, Оксер и Шатийон врезались в самую середину колонны англичан, которая, пропустив их, тут же замкнулась. С минуту слышался только звон мечей и копий. Здорово же они бились, наши бургундцы! Но враг сломил их числом. «Бегите к королю! К королю бегите, если только сможете!» – успели крикнуть Оксер и Жуаньи своим оруженосцам, прежде чем их выбили из седла и взяли в плен.
