Антикварий - Скотт Вальтер (читать книги онлайн полностью .txt) 📗

Этот довод, которому Эди Охилтри, по старой привычке, несмотря на сохранившуюся в нем крупицу добродетели и благочестия, придавал большое значение, Ловелу было не слишком удобно оспаривать: ведь он сам в эту минуту извлекал пользу из тайны, которую старик так ревниво оберегал.

Впрочем, весь этот эпизод оказал на Ловела благоприятное воздействие, так как отвлек его мысли от несчастий минувшего вечера и пробудил в нем некоторый прилив энергии, парализованной всем пережитым. Теперь он рассудил, что опасная рака не должна быть непременно смертельной, а ведь его увели прочь еще до того, как врач высказал свое мнение о состоянии капитана Мак-Интайра. И даже при худшем исходе у него, Ловела, остаются обязанности на земле, которые, если и не вернут ему душевного спокойствия и сознания невиновности, все же придадут смысл его существованию и в то же время направят его жизнь на добрые дела.

Таковы были чувства Ловела, когда, по расчетам Эди, — который по одному ему известным правилам наблюдал небесные тела и не нуждался в часах или хронометре, — настало время покинуть убежище и направиться к берегу, чтобы встретить, как было условлено, шлюпку Тэфрила.

Они ушли тем же ходом, которым пришли к тайному наблюдательному пункту приора, и, когда выбрались из пещеры в лес, птицы уже щебетали и пели, возвещая, что занялся новый день. Об этом говорили и легкие янтарные облака, показавшиеся над морем, как только путники, выйдя из зарослей, увидели перед собой открытый горизонт. Когда говорят, что утро дружественно музам, вероятно, подразумевают его воздействие на воображение и чувства людей. И даже те, кто, подобно Ловелу, провел бессонную и тревожную ночь, черпают в утреннем ветре силу и бодрость духа и тела. Итак, с новым приливом энергии Ловел, ведомый верным Эди, шел, стряхивая с себя росу, через дюны, отделявшие «угодье святой Руфи», как в народе называли леса вокруг развалин, до берега моря.

Первый яркий луч солнечного диска, поднявшегося над океаном, осветил дрейфовавший поблизости небольшой пушечный бриг, а у берега — уже ожидавшую шлюпку. Сам Тэфрил, закутанный в морской плащ, сидел на корме. Увидев приближавшихся нищего и Ловела, он выскочил на берег, сердечно пожал последнему руку и просил его не унывать.

— Рана Мак-Интайра, — сказал он, — серьезна, но далеко не безнадежна. (Багаж Ловела, заботами лейтенанта, был потихоньку переправлен на борт брига.) Я уверен, — добавил Тэфрил, — что, если вы согласитесь погостить на бриге, недолгий рейс, быть может, будет единственным неприятным для вас следствием поединка. Что касается меня, то мое время и мои действия в значительной мере зависят от меня самого, за исключением того, что я должен оставаться на своем посту.

— О наших дальнейших шагах мы поговорим на борту, — предложил Ловел.

Затем, повернувшись к Эди, он попытался сунуть ему в руку деньги.

— Мне кажется, — сказал Эди, возвращая монеты, — все здесь либо спятили, либо дали слово подорвать мое дело. Говорят же, что от избытка воды и мельник тонет. За последнее время мне предлагали больше золота, чем я видел за всю жизнь. Оставьте себе деньги, молодой человек! Вам они еще понадобятся. А мне они не нужны. Одежде моей цена невелика, но я каждый год получаю голубой плащ и столько грошей, сколько лет королю, благослови его бог. Вы знаете, капитан Тэфрил, что мы с вами служим одному хозяину. Он заботится о вашем снаряжении и довольствии, меня же кормят в округе все, кого я попрошу. А выдастся черный день — я могу погулять и не евши, потому как у меня правило — никогда еду не покупать. Так что деньги мне нужны только на табачок — покурить или понюхать, да еще, может, пропустить стаканчик в холодный день, хотя вообще-то я не пью, а то плохой бы я был бродяга. Возьмите, значит, ваше золото и дайте мне шиллинг, белый как лилия!

В своих причудах, которые он считал неотделимыми от понятия о чести профессионального бродяги, Эди был тверд как кремень и глух к самым красноречивым увещаниям. Поэтому Ловелу ничего не оставалось, как сунуть свой дар обратно в карман и дружески попрощаться с нищим, пожав ему руку и заверив его в своей искренней признательности за оказанные в эту ночь важные услуги. В то же время он настоятельно просил Эди молчать о том, чему они были свидетелями в эту ночь.

— Можете в этом не сомневаться, — ответил Охилтри. — Я всю жизнь помалкивал про пещеру, хотя навидался там удивительных вещей.

Шлюпка отошла от берега. Старик смотрел, как под ударами весел шести сильных гребцов она быстро приближалась к бригу, и Ловел увидел, как Эди в знак прощального приветствия еще раз помахал голубым беретом и потом медленно побрел по пескам, как бы возвращаясь к своим обычным скитаниям.

ГЛАВА XXII

Неделю спустя после событий, описанных в предыдущей главе, мистер Олдбок, сойдя однажды к завтраку, увидел, что женщины покинули свой пост, хлеб для главы семейства не поджарен, а серебряный кувшин с пивом, из которого он привык совершать утренние возлияния, не стоит на должном месте.

«Черт бы взял этого вспыльчивого молокососа! — сказал себе антикварий. — Теперь, когда он уже выкарабкивается из опасности, я больше не желаю терпеть такую жизнь. Все идет вверх дном. Похоже, в моем мирном и добропорядочном семействе объявлены какие-то всеобщие сатурналии. Я спрашиваю, где сестра, — никакого ответа, я зову, я кричу, я кличу своих домочадцев, даю им больше имен, чем римляне своим божествам. Наконец Дженни, чей пронзительный голос уже полчаса доносится из кухонной преисподней, удостаивает услышать меня и ответить, но не поднимается по лестнице, и мне приходится надрываться, чтобы с ней поговорить».

Тут он снова закричал благим матом:

— Дженни, где мисс Олдбок?

— Мисс Гризи в комнате у капитана.

— Гм, я так и думал! А где племянница?

— Мисс Мэри готовит капитану чай.

— Гм, я опять так и предполагал! А где Кексон?

— Ушел в город за охотничьим ружьем и собакой капитана.

— А кто же, черт возьми, завьет мне парик, дура ты этакая? Ты что, не знаешь, что сюда скоро после завтрака приедут мисс Уордор и сэр Артур? Как же ты могла отпустить Кексона с таким дурацким поручением?

— Я? А как же я могла ему помешать? Ваша милость не пожелали бы ведь, чтобы я перечила капитану в такое время, когда он помереть может.

— Помереть? — воскликнул испуганный антикварий. — А? В чем дело? Ему стало хуже?

— Да нет, хуже ему вроде не стало. note 123

— Значит, ему лучше. А на что ему здесь собака и ружье? Собака начнет портить мне мебель, воровать из чулана и, наверно, изводить кошку, а из ружья он прострелит кому-нибудь голову. Кажется, баловства с ружьями и пистолетами с него покамест довольно.

Тут мисс Олдбок вошла в гостиную, где антикварий через дверь вел разговор с Дженни, истошно крича ей вниз, на что она вопила ему в ответ.

— Дорогой брат, — сказала старая леди, — ты докричишься до того, что охрипнешь и будешь каркать, как ворона. И хорошо ли так орать, когда в доме больной?

— Честное слово, ваш больной скоро заполонит весь дом. Я остался без завтрака и, кажется, останусь без парика. И, по-видимому, с моей стороны было бы дерзостью сказать, что я голоден или озяб, потому что я могу потревожить больного джентльмена, который лежит за шесть комнат отсюда и чувствует себя достаточно хорошо, чтобы послать за своей собакой и ружьем, хоть и знает, что я ненавижу все эти охотничьи принадлежности с тех пор, как наш старший брат, бедный Уиллиуолд, отправился на тот свет, промочив ноги в Китлфитингском болоте. Но это пустяк, и вскоре мне, наверно, придется тащить эсквайра Гектора на носилках, чтобы он мог удовлетворять свои спортивные наклонности, паля по моим голубям и индюшкам. Впрочем, никаким ferae naturae note 124 еще некоторое время не будет грозить из-за него опасность.