Закон Линча - Эмар Густав (читать книги без регистрации TXT) 📗

Приблизительно через месяц после тех событий, которые мы описали в предыдущей главе, в первых числах декабря, вскоре после захода солнца, группа из пяти или шести человек взбиралась на один из самых высоких пиков восточной цепи Скалистых гор, которая тянется до самого Техаса.

Время стояло холодное, и толстый слой снега покрывал склоны гор. Тропинка, по которой карабкались путники, была настолько крута, что они, несмотря на привычку передвигаться по горам, очень часто бывали вынуждены, закинув свои ружья за плечи, продолжать путь на четвереньках, цепляясь за выступы руками и ногами.

Но их не могли удержать никакие трудности, никакие препятствия.

Иногда, изнемогая от усталости и обливаясь потом, они останавливались, чтобы перевести дыхание, ложились на землю и утоляли мучившую их жажду несколькими горстями снега. Затем, немного отдохнув, они снова мужественно пускались в путь.

Искали ли эти путники удобную дорогу в лабиринте гор, острые вершины которых возвышались вокруг них, покрытые ледниками и вечным снегом?

Или, может быть, они хотели ради им одним известных целей достигнуть такого пункта, с которого можно было бы обозреть окрестности далеко вокруг?

Если путешественники на это надеялись, то не ошиблись. Когда они наконец после неимоверных усилий достигли вершины горы, то перед ними внезапно открылась картина, поразившая их своей необъятностью. Они, так сказать, парили над землей, тем более что, благодаря чистоте и прозрачности воздуха, малейшие предметы были совершенно отчетливо видны на поразительно далеком расстоянии.

Впрочем, по всей вероятности, путники предприняли это опасное восхождение не из простого любопытства. По той внимательности, с которой они рассматривали и исследовали все части гигантской панорамы, развернувшейся перед их глазами, видно было, что серьезные причины заставили их преодолеть все трудности пути и взобраться на такую головокружительную высоту.

Долго стояли они молча, погруженные в созерцание окрестностей и не обращая внимания на рокот горных потоков и грозный шум скатывающихся вниз лавин, увлекавших в своем падении деревья и целые скалы.

Наконец один из путников, предводительствовавший, по-видимому, отрядом, провел несколько раз ладонью по своему орошенному потом лбу и обратился к товарищам:

— Друзья, — сказал он им, — теперь мы находимся на высоте двадцати тысяч футов над уровнем моря! Одни только орлы могут подняться выше нас!

— Да, — отвечал другой путник, покачав головой, — но сколько я ни смотрел во все стороны, я не вижу для нас возможности выбраться отсюда.

— Генерал, — возразил первый, — что вы говорите? Можно вообразить, что вы отчаиваетесь.

— Э-э! — отвечал не кто иной, как генерал Ибаньес. — Предположение это не лишено некоторой доли справедливости. Выслушайте меня, дон Валентин. Вот уже скоро десять дней, как мы блуждаем среди этих дьявольских гор, окруженные льдом и снегом и терпя голод, стараясь разыскать берлогу этого старого злодея Красного Кедра. Признаюсь вам, что я не то чтобы отчаиваюсь, но начинаю думать, что лишь какое-нибудь чудо поможет нам выбраться из этого нескончаемого лабиринта.

Пятью спутниками, взобравшимися на такую головокружительную высоту, были Валентин Гилуа и его друзья. В ответ на последние слова генерала Ибаньеса охотник отрицательно покачал головой.

— Все равно, — продолжал генерал Ибаньес, — вы должны согласиться со мной, что наше положение вместо того, чтобы улучшаться, напротив, с каждой минутой становится все затруднительнее. Вот уже два дня, как мы ничего не ели, и я положительно не знаю, откуда мы достанем себе среди этих снегов пищу. Красный Кедр сыграл с нами свою обыкновенную штуку, которая почти всегда ему удавалась: он заманил нас в западню, из которой нам не выйти и в которой мы погибнем.

Воцарилось тягостное молчание.

— Простите меня, друзья мои, — сказал наконец с глубокой горестью дон Мигель, — простите меня, ибо я один виноват во всем.

— Не говорите этого, дон Мигель, — с живостью воскликнул Валентин, — еще не все потеряно для нас.

Грустная улыбка появилась на губах дона Мигеля.

— Вы все такой же, дон Валентин, — сказал он, — добрый и благородный, забывающий о себе ради друзей. Увы! Если бы мы последовали вашим советам, то не умирали бы теперь от голода среди пустынных гор.

— Ну, что сделано, то сделано, — возразил охотник, — это правда, что, может быть, было бы лучше, если бы вы послушались меня несколько дней тому назад, но к чему теперь вспоминать об этом? Поищем лучше способ выбраться отсюда.

— К сожалению, это невозможно, — с унынием произнес дон Мигель и, опустив голову на руки, погрузился в грустные и тяжелые размышления.

— Нет! — с энергией воскликнул охотник. — «Невозможно» — это то слово, которое мы, французы, вычеркнули из своего словаря. Пока у нас в груди бьется сердце, отчаяние не должно овладевать нами. Пусть даже Красный Кедр будет еще хитрее — что, впрочем, очень трудно себе представить, — все-таки, клянусь вам, мы его найдем и выберемся отсюда.

— Но как? — с живостью спросил дон Пабло.

— Не знаю, но я уверен, что выберемся.

— О, если бы мы находились хотя бы там, где те два всадника, то мы были бы спасены, — со вздохом сказал генерал Ибаньес.

— О каких всадниках вы говорите, генерал? Где вы их видите? — воскликнул Валентин.

Генерал указал рукой в северо-восточном направлении.

— Смотрите, вон они, — сказал он, — позади тех пробковых дубов… Вы видите их?

— Да, — отвечал Валентин, — они едут спокойно, как люди, чувствующие себя на верной дороге и которым нечего опасаться.

— Счастливые! — прошептал генерал.

— Но кто знает, что ожидает их за поворотом дороги, по которой они теперь так мирно едут! — со смехом возразил Валентин. — Никто не может поручиться за то, что произойдет в следующую минуту. Они едут по дороге к Санта-Фе.

— Гм! Я бы не прочь быть там, — сквозь зубы проворчал генерал.

Между тем Валентин, сначала рассеянно следивший за

всадниками, теперь смотрел на них с живейшим интересом, граничащим с беспокойством. А когда они скрылись за поворотом дороги, то он все еще продолжал смотреть на то место, где они впервые появились, и, по-видимому, что-то соображал.