Хоу-Хоу, или Чудовище - Хаггард Генри Райдер (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Далее, на его изображении над левым коленом обломился осколок камня, и я заметил, что вновь образовавшаяся поверхность была так же выветрена, как и скалы, окружавшие картину.
С другой стороны, картина с финикийцами находилась в более закрытом помещении и была меньше подвержена влиянию воздуха, чем Хоу-Хоу, который, таким образом, должен был состариться быстрее.
Всю ночь я видел во сне ужасного Хоу-Хоу. Мне снилось, что он жив и вызывает меня на бой; снилось, что кто-то умоляет меня освободить ее (именно ее, а не его) от власти зверя; снилось, что я сражаюсь с чудовищем и оно повергло меня и должно оторвать мне голову. Но тут что-то произошло – не знаю что… и я проснулся в холодном поту.
Надо сказать, что находился я в то время недалеко от зулусских границ, совершая свою обычную торговую экспедицию. До грозы я собирался оставить Землю Зулу в стороне и отправиться на север от Претории, к менее искушенным дикарям, которые не раздумывая дали бы за мои товары более высокую цену. Однако после визита к Хоу-Хоу я изменил свои планы, изменил по двум причинам. Во-первых, молния убила двух моих лучших быков и я хотел приобрести на их место новых без лишних расходов, в счет старых долгов среди зулусов.
Вторая же причина находилась в связи с проклятым наваждением – с этим Хоу-Хоу. Я был убежден, что только один человек мог бы сообщить мне что-либо о нем (если только вообще это было возможно), а именно старый Зикали, колдун Черного ущелья, Тот-Кому-Не-Следовало-Родиться, как называл его Чака, великий зулусский вождь.
Это был величайший, могущественнейший знахарь в Земле Зулу. Никто не знал, когда он родился; он был, несомненно, очень стар. Его имя Открывающего Пути в течение нескольких поколений наводило страх на туземцев. Много лет, чуть ли не с моей молодости, мы с ним были друзьями, хотя, конечно, я понимал, что он пользуется мною в личных своих целях, как это выяснилось, когда все было сделано и колдун восторжествовал над зулусским королевским домом и привел его к гибели.
Однако Зикали, как мудрый купец, всегда той или иной монетой щедро расплачивался с теми, кто ему служил (как и с теми, кого он ненавидел). Мне он платил историческими справками и сведениями, касающимися тайн этой страны, которую мы, белые, со всей нашей наукой, так мало знаем. Итак, я решил отправиться к Зикали за сведениями о картине в пещере и о ее происхождении. Я, как вы догадываетесь, всегда грешил любопытством к такого рода вещам.
С большим трудом нам удалось собрать четырнадцать наших быков, разбредшихся в поисках укрытия от грозы. Наконец все они были найдены – целые и невредимые, не считая нескольких ранений от града. Удивительно, как эти животные, предоставленные самим себе, инстинктивно находят защиту против враждебных сил природы.
Итак, мы запрягли быков и поехали прочь от этой замечательной пещеры. Много лет спустя, когда Ханса уже не было в живых, я пробовал опять отыскать ее и не нашел. Может быть, горный обвал завалил устье воронки, где была картина, а возможно, что я ошибся и искал не на том склоне горы – в этой местности множество совершенно одинаковых склонов.
К сожалению, я не располагал временем. И никого я не встретил, кто бы знал эту пещеру. Возможно, что она была известна только бушменам и Хансу, которые уже все умерли, и это очень обидно, принимая во внимание замечательные рисунки, которые в ней находились.
Помните, я говорил вам, что перед самой грозой мы повстречали толпу кафров, отправлявшихся на какое-то торжество. Проехав около полумили, мы нашли труп одного из этих кафров, убитого молнией, а может быть градом – не знаю. Очевидно, спутники его были так напуганы, что бросили товарища без погребения. Так что пещера сослужила нам добрую службу, укрыв нас от грозы.
Я опущу подробности моей поездки по Земле Зулу – от обычных поездок она отличалась только медленностью, так как мои четырнадцать быков едва тащили тяжело нагруженный фургон. Однажды мы застряли, переправляясь через реку Уайт-Умфолози, около Нонгельской скалы, подымающейся над заводью. Я никогда не забуду случая, сделавшего меня невольным свидетелем ужасного зрелища.
Застряв среди брода, мы вдруг увидели на вершине Нонгельской скалы толпу мужчин, человек двести, которые тащили двух молодых женщин. Я навел на них бинокль и пришел к заключению, что женщины были слепы или, скорее, ослеплены.
Не успел я ничего предпринять, как палачи схватили женщин за руки и столкнули их с утеса. С жалобным стоном несчастные скатились по обрыву в глубокий омут, где их схватили крокодилы. Я ясно видел выскользнувших гадов, которые всегда сторожат здесь добычу, так как эта скала – излюбленное место казни у зулусских правителей.
Исполнив свое ужасное дело, палачи – их было пятнадцать человек – спустились к броду мне навстречу. Признаться, я даже обрадовался возможности столкновения, ибо зрелище этого зверства возмутило меня. Однако, узнав, что фургон принадлежит мне, Макумазану, они стали олицетворенной любезностью, вошли в воду и, уцепившись за колеса, благополучно вытащили нас на другой берег.
Я спросил их главаря, кто были казненные девушки. Он уверял, что это были дочери Мпанды, самого царя. Я не стал спорить, хотя, зная благодушие Мпанды, не поверил, что он мог так обойтись со своими детьми. Затем я спросил, за что их ослепили. Вожак ответил, что это было сделано по велению принца Кетчвайо, фактического правителя зулусов, за то что преступницы «смотрели, куда не должно».
Из дальнейшего разговора выяснилось, что несчастные девушки влюбились в двух юношей и бежали с ними вопреки приказу короля – или, вернее, Кетчвайо. Их поймали, прежде чем они успели достичь границы Наталя, где они были бы спасены; юношей убили на месте, а девушек предали суду с вышеописанным результатом. Так кончился их медовый месяц!
Главарь весело рассказывал мне, что выслан отряд убить отца и мать провинившихся юношей со всеми, кого найдут в их краале. Надо положить конец подобным соблазнам «свободной любви», – прибавил он, – просто непонятно, что сделалось с зулусской молодежью – они становятся слишком независимыми, развращаемые примером натальских зулусов, которым белые позволяют безнаказанно делать что угодно.
Итак, вздохнув над современным вырождением, этот закоренелый старый консерватор, взяв понюшку табаку, сердечно со мной распрощался и ушел, напевая песенку, вероятно собственного сочинения, так как в ней говорилось о дочерней любви. Я удовольствием всадил бы ему пару пуль в спину, но это было небезопасно. К тому же он был только исполнителем-чиновником, типичным порождением железного режима зулусских правителей того времени.
У зулусов мне никак не удавалось достать выхолощенных быков. Слышал я, будто один белый торговец обменял свою упряжку на молодых быков, так как его животные стали хромать или заболели – не помню. По слухам, они скоро оправились; но никто не знал, где они теперь. Наконец знакомый вождь посоветовал мне обратиться к Открывающему Пути, то есть к Зикали, так как он был всеведущ, а волы проданы были в его краях.
Все еще находясь под наваждением Хоу-Хоу, я к тому времени оставил было мысль посетить старого знахаря; я заметил, что каждый раз он мне непременно навязывал какое-нибудь трудное и неприятное приключение. Однако последняя новость заставила меня вернуться к первоначальному плану, тем более что и у остальных моих быков показались признаки болезни. Итак, посоветовавшись с Хансом, я потащился к Черному ущелью, куда было два дня езды.
Подъехав к устью этого пустынного ущелья, я оставил скот на попечение Мавуна и Индуки, а сам в сопровождении Ханса отправился к хижине колдуна.
Ущелье, конечно, нисколько не изменилось, и все же оно, как всегда, поразило меня, точно я увидел его впервые. Едва ли во всей Африке найдется более дикая и мрачная лощина. Древние верили, что каждая местность имеет своего гения или духа; в Черном ущелье мне всегда вспоминалось это поверье. Но какой же гений обитает в этой страшной расселине? Мне думается, некое воплощение – нет, неосязаемая сущность Трагедии, окаянная душа, чьи крылья поникли под тяжестью неискупленного, неисповедимого преступления.
