Золото короля - Перес-Реверте Артуро (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗

А пуповиной, которая поддерживала жизнь в бедной и одновременно сказочно богатой Испании, служил «флот Индий», добиравшийся к нам через океан, где грозили ему в равной степени шторма и пираты. Для защиты от сих последних наши галеоны сбивались на Кубе в целую эскадру, а уж потом отправлялись в далекое плавание. И прибытие их становилось истинным праздником, для описания коего нет у меня должных дарований, и вместе со златом-серебром, принадлежащим короне и частным лицам, привозили они кошениль, индиго, синий сандал и фернамбук, иначе называемый красным деревом, шерсть, хлопок, кожи, сахар, табак, пряности, а кроме того, еще и жгучий перец, имбирь, китайский шелк, доставляемый с Филиппин через Акапулько. Отдадим должное нашим морякам — они честно делали свое дело, невзирая ни на лишения, ни на буйство стихий, ни на опасности иного рода. Лишь однажды голландцам удалось захватить весь флот, и даже в самые скверные времена корабельщики наши самоотверженно продолжали бороздить моря, неизменно давая отпор французским, английским и голландским пиратам на переднем крае той войны, которую в одиночку вела Испания с тремя могущественными державами, преисполненными алчной решимости пошарить в ее закромах.

— Чего-то альгвазилов не видно, — заметил Алатристе.

И в самом деле — флот должен прибыть с часу на час, высочайшие особы почтили Севилью своим присутствием, готовились благодарственные молебны и всяческие публичные увеселения, а полицейские встречались нам лишь изредка, причем шли целыми отрядами, были до зубов обвешаны оружием и шарахались, как говорится, от собственной тени.

— Четыре дня назад вышло тут происшествие, — объяснил Кеведо. — Слуги правопорядка замели было одного солдата с галер, что стоят в Триане, но тут подоспели его сослуживцы, началась поножовщина… Альгвазилам в конце концов удалось увести зачинщика, однако все прочие окружили участок и пригрозили сжечь его, если их товарища не выдадут.

— И что же — выдали?

— Конечно, выдали. Но поскольку он успел зарезать альгвазила, то сперва повесили. — Рассказывая, поэт негромко посмеивался. — А наши вояки поклялись отомстить, устроив форменную охоту на полицейских, вот те и держатся теперь кучкой и глядят в оба.

— А как отнесся к этому наш государь? Разговор этот происходил совсем неподалеку от Золотой Башни, где мы стояли, ожидая, пока Ольямедилья уладит на Монетном дворе свои дела. Кеведо указал туда, где тянулись, примыкая к высоченной колокольне кафедрального собора, стены старинной арабской крепости: сейчас они были украшены гербами его величества и пестрели желто-красными мундирами королевских гвардейцев — мог ли я представить, что много лет спустя и сам надену такой же? Часовые с алебардами и аркебузами несли караул у главных ворот.

— Его священное, католическое королевское величество узнает лишь то, о чем ему докладывают, — ответил дон Франсиско. — Великий Филипп засел в Алькасаре и выезжает оттуда лишь на охоту, на праздник или чтобы посетить вечерком какой-нибудь монастырь… Можно не сомневаться, что наш друг Гуадальмедина ему сопутствует — он сейчас близок к государю…

От слова «монастырь» на меня словно пахнуло могильным хладом — с невольным содроганием я припомнил участь несчастной Эльвиры де ла Крус и как сам едва не поджарился на костре. А дон Франсиско уже обратил свои взоры на весьма привлекательную даму, которая шествовала по улице в сопровождении дуэньи и неволъницы-мориски, нагруженной корзинами и свертками, и в эту минуту как раз приподняла подол юбки, обходя здоровенную кучу конского навоза посреди мостовой. Когда же дама, направляясь к своей запряженной парой мулов карете, поравнялась с нами, Кеведо поправил очки, с величайшей учтивостью снял шляпу и, меланхолично улыбаясь, проговорил вполголоса: «Лизи…» Дама, прежде чем закрыть лицо мантильей, ответила ему легким кивком. Следовавшая за нею дуэнья, истая ворона видом и, надо полагать, нравом, крепче стиснула длиннющие — зерен на полтораста — четки и устремила на поэта испепеляющий взгляд. Кеведо в ответ показал ей язык Увидев, что карета тронулась, с печальной улыбкой обернулся к нам. Дон Франсиско был одет, как всегда, с изысканной простотой — башмаки с серебряными пряжками, черные шелковые чулки, темно-темно-серый колет и такие же штаны, шляпа с белым пером, красный крест Сантьяго, вышитый на груди епанчи, надетой внакидку.

— Монастыри — это его пристрастие, — задумчиво договорил он фразу, прерванную появлением дамы.

— Чье? Короля или Гуадальмедины? — улыбнулся в свои солдатские усы Алатристе.

Прежде чем ответить, Кеведо глубоко вздохнул:

— Обоих.

Я стал рядом с доном Франсиско и, не глядя на него, спросил:

— А что королева?

Спрошено было — не придерешься: почтительно и как бы вскользь, дети любопытны — что с них взять? Дон Франсиско обернулся и уставился на меня, будто буравя глазами.

— Королева, как всегда, прекрасна. Стала лучше изъясняться по-испански. — Он взглянул на капитана, а потом — снова на меня, и глаза его за стеклами очков заискрились весельем: — Еще бы, практикуется со своими камеристками… И сменинами тоже.

Сердце у меня заколотилось так, что я испугался, как бы мои спутники не услышали этих гулких ударов.

— А они сопровождают ее в этой поездке?

— А как же! Все до единой.

Улица поплыла у меня перед глазами. Она — здесь, в этом обворожительном городе! Я посмотрел по сторонам, дотянувшись взглядом до самой набережной, простершейся между городом и Гвадалквивиром: живописнейшее место — на другом берегу виднеется Триана, белеют паруса рыбачьих баркасов, добывающих сардину и креветок, снуют всяческие лодчонки, фелуки, ялики, гички и прочие мелкие суденышки, стоят на якорях королевские галеры, на ближнем к нам берегу зловеще высится, заслоняя собой обзор, замок инквизиции, а дальше — множество крупных кораблей вздымают к небесам целый лес мачт, парусов, флагов, тянутся ларьки и лотки торговцев, громоздятся кипы товаров, стучат молотки плотников, струятся дымки — это конопатят борта, чистят и смазывают днища.

Из памяти моей и по сию пору не изгладилось воспоминание о том, как еще ребенком я побывал на представлении комедии Лопе «Набережная в Севилье» в тот самый день, когда принц Уэльский и герцог Бекингем, обнажив шпаги, приняли сторону моего хозяина. И вот этот город, прекрасный и сам по себе, вдруг обрел волшебные, магические черты. Анхелика де Алькесар — здесь, и, быть может, мне удастся ее увидеть! Я покосился на капитана, опасаясь, не заметил ли он, какое душевное волнение охватило меня, но, по счастью, иные заботы томили Алатристе. Счетовод Ольямедилья, покончив со своими делами, приближался к нам и, побожусь, глядел так приветливо, словно мы явились его соборовать. Он был, как и прежде, в черном с ног до головы, украшенной черной шляпенкой с узкими полями и без перьев, реденькая эспаньолка отчего-то еще больше усиливала общее впечатление мышьей невзрачности, исходившее от этого малоприятного господина, чье брюзгливое лицо наводило на мысли о том, что с пищеварением у него не все благополучно.

— На кой черт нам сдался этот раскисляй? — пробормотал капитан.

Кеведо пожал плечами:

— Он здесь выполняет некое поручение… за ним стоит сам граф-герцог. От работы этого, как вы изволили выразиться, раскисляя, многие теряют сон и аппетит.

Ольямедилья сухо кивнул, и мы двинулись за ним следом к Трианским воротам.

— Что же у него за работа такая? — вполголоса спросил Алатристе.