Под кардинальской мантией - Уаймэн Стэнли Джон (читать книги .txt) 📗

Кошфоре лежит в холмистой местности, поросшей дубом, буком и каштаном, в стране глубоких, устланных сухими листьями котловин и высоких, одетых лесами холмов. Лесистая местность, пересеченная холмами и долами, мало населенная и еще меньше обработанная, тянется вплоть до громадных снеговых гор, составляющих в этом месте границу Франции. Она кишит всевозможной дичью, — волками, медведями, оленями, вепрями. До конца своих дней великий король, говорят, любил эту провинцию и часто вздыхал по каштановым рощам южного Беарна, когда годы и государственные дела ложились тяжелым бременем на его плечи. С террас Оша вы можете видеть, как лес, то блистая яркими красками, то утопая в тени, тянется по горам и долам к подножию снеговых вершин, и хотя я происхожу из Бретани и люблю запах соленого морского воздуха, однако я мало видел картин природы, которые могли бы сравниться с этою.

Была вторая неделя октября, когда я прибыл в Кошфоре и, спустившись с последнего лесистого склона, спокойно въехал под вечер в деревню. Я был один и целый день ехал по безмолвным лесным тропинкам, устланным красноватыми буковыми листьями, пересекая чистые, прозрачные речки и зеленые еще лужайки. Я чувствовал вокруг мирную, безмятежную деревенскую тишину, которой не знал со времени моего детства, и вот почему, а может быть и потому, что к предстоявшему мне делу у меня не лежало сердце, я немного повесил нос. Откровенно говоря, мне было поручено совсем не дворянское дело, как бы вы там на него ни смотрели.

Но для человека в моем положении выбора не было, и я знал, что мое уныние недолго будет продолжаться. В гостинице, в обществе других, под гнетом необходимости или в возбуждении охоты, раз последняя будет начата, это настроение исчезнет бесследно. Пока человек молод, он ищет уединения, когда же он имеет за плечами большую половину жизни, он стремится убежать от нее и от своих мыслей. Поэтому я направился к «Зеленому столбу», маленькой гостинице на одной из деревенских улиц. Подъехав к дверям, я стал стучать рукояткой своего хлыста, ругая хозяина за то, что он заставляет меня дожидаться.

Там и сям из дверей бедных лачуг, стоявших вдоль улицы, которая представляла собою жалкое, убогое место, недостойное своего названия, на меня подозрительно поглядывали мужчины и женщины, но я сделал вид, что не замечаю этого. Наконец показался и хозяин. Это был белокурый парень, наполовину баск наполовину француз, и я не сомневаюсь, что предварительно он хорошенько оглядел меня из какого-нибудь окошка или отверстия своего дома, потому что он посмотрел на меня с какою-то мрачною сдержанностью, не выказывая никакого удивления при виде хорошо одетого путника, представлявшего настоящее чудо в этой глухой деревушке.

— Я, конечно, могу здесь переночевать? — спросил я, бросая поводья гнедого, который тотчас же опустил свою шею.

— Не знаю, — ответил тот с глупым видом.

Я указал на зеленый горшок, украшавший собою верхушку столба, водруженного против дверей.

— Ведь это гостиница, я полагаю? — сказал я.

— Да, — медленно ответил он, — это гостиница. Но…

— Но она полна приезжих, или у вас вышли все припасы, или ваша жена больна, или что-нибудь в этом роде? — сердито сказал я. — А все-таки я переночую здесь, и вам ничего не остается, как примириться с этим, равно как и вашей жене, если она у вас имеется.

Он почесал себе затылок, недружелюбно глядя на меня. Но так как он ничего не сказал, то я сошел с коня.

— Где я могу оставить свою лошадь? — спросил я.

— Я отведу ее, — мрачно ответил он, выступая вперед и беря лошадь под уздцы.

— Прекрасно, — сказал я. — Но я пойду с вами. Долг порядочного человека — заботиться о своей лошади, и куда бы я ни ездил, я слежу за тем, чтобы моя лошадь получала хороший корм.

— Она получит, — коротко ответил он, но не двигался с места, очевидно, ожидая, чтобы я вошел в дом. — Жена моя там, — прибавил он, глядя на меня.

— Imprimis, если вы понимаете по латыни, мой друг, — сказал я, — отведите лошадь в конюшню.

Он увидел, что ничего от меня не добьется, медленно повернул гнедого и повел его на другую сторону улицы. Позади гостиницы находился сарай, который я уже раньше заметил и принял за конюшню. Меня удивило, что хозяин направился с моею лошадью не туда, а на другую сторону улицы, но я промолчал, и через несколько минут гнедой был удобно водворен в лачуге, очевидно, принадлежавшей соседу хозяина гостиницы.

После этого хозяин повел меня назад в гостиницу, неся в руках мой дорожный мешок.

— Других приезжих у вас нет? — спросил я беспечным тоном (я знал, что он внимательно следит за мной).

— Нет, — ответил он.

— Очевидно, это не особенно бойкое место?

— Да.

В действительности это было более чем очевидно, и я могу сказать, что я никогда не видел более пустынного места. Лес, одевавший крутой склон, так навис над долиной, что я с удивлением спрашивал себя, как можно было бы выбраться отсюда, не будь той тропинки, которая привела меня сюда. Деревенские домики — жалкие, низенькие лачуги — тянулись в виде неправильного двойного ряда, часто прерываемого упавшими деревьями и плохо расчищенными лугами. Посредине извивался шумный горный поток. А жители — по большей части угольщики, свинопасы и тому подобные бедняки — были под стать своим хижинам. Напрасно я искал взором замок Кошфоре. Его нигде не было видно, а спросить о нем я не решался.

Хозяин ввел меня в общую залу гостиницы — низенькую, убогую комнату без дымовой трубы и стеклянных окон, полную копоти и грязи. Чуть ли не целое дерево дымилось и тлело на каменном очаге, поднимавшемся не более фута от пола. Большой черный горшок кипел над огнем, а у окна сидел, развалившись, деревенский парень и разговаривал с хозяйкой. В темноте я не мог различить его лица. Отдав приказание женщине, я присел к столу в ожидании ужина.

Трактирщица была гораздо молчаливее, чем большинство женщин ее полета, но это, может быть, происходило оттого, что в комнате находился ее муж. Между тем как она хлопотала, собирая для меня ужин, он прислонился к дверному косяку и устремил на меня пристальный взор, который никоим образом не мог способствовать моему успокоению.