Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1 - Эмар Густав (электронные книги бесплатно txt) 📗
— Я поеду через неделю. Это не поздно?
— Нет, я именно сам хотел назначить этот срок. Теперь, баронесса, так как вы сделали продолжительное путешествие, приехали на почтовых, следовательно, не имели времени найти квартиру в этом городе, которого вы не знаете, позвольте мне предложить вам гостеприимство до завтрашнего дня.
— Ваше сиятельство…
— Комнаты для вас заняты сегодня в первом отеле Эмса; ваш почтовый экипаж отвезет вас туда.
— Благодарю тысячу раз. Теперь позвольте мне проститься с вашим сиятельством. Я, вероятно, не буду иметь чести видеть вас до отъезда.
Граф сделал почтительный поклон и проводил баронессу до двери кабинета. Там она остановилась и, обернувшись к министру с улыбкой, исполненной тонкости и лукавой шаловливости, сказала:
— Вы знаете, ваше сиятельство, что мысли женщины всегда находятся в приписке их письма. Мое сердце в эту минуту до того взволновано радостью, счастьем, которое свалилось на меня так неожиданно, что мне невозможно выразить вам так, как бы я хотела, всю мою преданность и признательность. Но когда я поселюсь в Париже, вы позволите мне вам писать?
— Я прошу вас об этом.
— Ваше сиятельство, женщины болтливы; они любят рассказывать в своих письмах свои впечатления, что они видят, что делают, что слышат. Вы извините, не правда ли, всю эту болтовню, которая, может быть, покажется вам нелепой?
— Это так далеко от моих мыслей, баронесса, что в доказательство моих слов, я прошу вас писать мне как можно чаще.
— Следовательно, вы от меня требуете регулярной переписки?
— Разве это вас огорчает, баронесса?
— Меня, ваше сиятельство? Нисколько. Я только боюсь наскучить вам моей болтовней.
— Если только одна эта причина останавливает вас, я буду рад получать от вас по крайней мере два письма в месяц.
— Это значит, в две недели по одному письму, в котором я буду рассказывать вам мою жизнь…
— Все, что вы мне расскажете, баронесса, будет чрезвычайно интересовать меня, могу вас уверить.
— Хорошо, граф, — сказала она лукаво. — Если это вызов, я его принимаю. Мы увидим, кому из нас первому надоест, мне ли вам писать, или вам читать мои письма.
— Я боюсь, чтоб не надоело прежде вам.
— Нет, ваше сиятельство. Вы так много сделали для меня, что я не могу отказать вам в таком ничтожном удовольствии.
— Итак, это решено, баронесса?
— Да, решено, граф.
Они разменялись последним поклоном и баронесса фон Штейнфельд вышла.
Как только граф остался один, лицо его просияло. Он потер себе руки с довольным видом.
— Ах, дертейфель! Трудная ночка, — вскричал он, — но я вышел с честью! Я напустил на нашего союзника императора Наполеона три лица, которые как я надеюсь, наделают ему порядочно хлопот. Право, иметь дело с женщинами приятно. Злость и коварство до такой степени составляют основание их характера, что для мужчин, которые умеют ими пользоваться, они самые страшные дипломатические орудия. Я удивляюсь, что пользуются так мало. Я подумаю об этом. У меня недоставало в Париже такой гостиной, какую откроет баронесса. Какая женщина эта баронесса! Мне потребовалась вся сила воли, чтоб не влюбиться в нее… Какое восхитительное создание!.. Куда это забрели мои мысли? Что мне за нужда до женщин? Я играю государствами. Только бы Германия была велика, только бы Франция была побеждена и раздроблена — о! Тогда, тогда…
Он не кончил, провел рукой по лбу, как бы для того, чтобы прогнать мысли, осаждавшие его, подошел к столу, позвонил и ждал.
Через минуту появился Мюлер, раболепнее прежнего.
Достойный человек, не произнося ни слова, сел на свое место и начал внимательно рассматривать перья, даже чинить некоторые.
Граф прохаживался взад и вперед, не примечая присутствия своего секретаря, которого, однако, сам позвал.
Вдруг он остановился перед ним и посмотрел на него со странным выражением.
— Что это вы делаете? Оставьте ваши бумаги; все кончено на сегодня.
Он опять продолжал свою прогулку. Потом снова подошел.
— Кстати, герр Мюлер…
— Что прикажете, ваше сиятельство?
— Что сделалось с вашим негодным братом? Я не слышу о нем уже несколько дней; что вы с ним сделали?
— Мне нечего с ним было делать, ваше сиятельство. Он сидит теперь в крепости, куда посажен на пятнадцать лет.
— Ах, да! — сказал министр, как будто вдруг вспомнил, хотя знал это так же хорошо, как и его секретарь. — Я знаю, ваш брат партизан Якоби, не так ли? Спрашиваю вас, куда суются эти голыши? Нищие! Ни копейки за душой, ничтожный деревенский школьный учитель. Туда же, вмешивается в политику! Он расхохотался.
— Ваше сиятельство… — прошептал бедный секретарь, униженно кланяясь.
Министр продолжал резким голосом, презрительно пожимая плечами:
— Негодяи, ни кола ни двора, и позволяют себе управлять государствами! Это было бы смешно, если б не было так гнусно.
Мюлер следил с остолбенением за движениями своего страшного начальника, отрывистые движения которого, резкие слова и громкий голос леденили его ужасом. Несчастный напрасно ломал себе голову, чтоб угадать, какая засада скрывалась за этой внезапной вспышкой гнева, которого ничто не оправдывало по наружности и который сыпался как град на его тщедушную фигуру.
— Ах! Ваше сиятельство, — прошептал он отчаянным голосом, — несчастный бесславит все наше семейство и составляет мучение всей моей жизни.
— Хорошо, — ответил министр с насмешкой, — неужели вы думаете, что я обманут вашим притворным отчаянием?
— Как, ваше сиятельство, не верите? — вскричал бедный человек, побледнев.
— Напротив, я верю, я убежден, что окружен врагами. Все доказывает мне это. Я не могу положиться ни на кого.
— Ваше сиятельство, вот уже пятнадцать лет как я имею честь служить вашему сиятельству, вот первый раз…
Министр начал смеяться; он достиг своей цели.
— Полноте, герр Мюлер, вы идиот, — сказал он, тяжело положив руку на плечо бедняка, который задрожал от страха. — Неужели вы думаете, что я хочу наложить на вас ответственность за глупости вашего брата?
Секретарь приподнял голову и вздохнул глубоко; опасность угрожала не ему. Какая ему была нужда до остального?
— Ваше сиятельство очень добры, — ответил он, скорчив улыбку.
— Вы, кажется, видели его несколько дней тому назад?
— Кого это, ваше сиятельство?
— Вашего брата, черт побери! Спите вы, что ли?
— А! Моего брата. Действительно, ваше сиятельство поручили мне повидаться с ним.
— Я вам поручил?..
— Извините, ваше сиятельство, у меня так сорвалось с языка… Если вашему сиятельству не нравится…
— Продолжайте, мне все равно. Итак вы видели?
— Да, ваше сиятельство, он очень несчастен, но все-таки менее, чем заслуживает за свои гнусные мнения.
— Что же он вам говорил?
— Да ничего особенного. Жалуется, как всегда; беспрестанно твердит о тиранстве, о неволе. Я объяснил ему, однако, что вы поручили мне… то есть нет, чего я желаю от него.
— А! Он слушал вас?
— С ангельским терпением, ваше сиятельство, ни разу не прервал. Я сам удивился; он, обыкновенно такой пылкий, такой запальчивый, он позволял мне говорить сколько я хотел, не проронив ни слова.
— А! А! Как это странно.
— Да, ваше сиятельство, очень странно. А когда я кончил, он начал улыбаться и два или три раза пожал мне руку. Это удивило меня еще больше, потому что обыкновенно он не очень ласков ко мне. Представьте себе, ваше сиятельство, мы беспрестанно спорим.
— Хорошо, избавьте меня от этих подробностей. Он ничего вам не говорил?
— Извините, ваше сиятельство, он сказал мне такие слова, которые меня обрадовали.
— А! А! Какие же?
— А вот какие, ваше сиятельство: «Брат, министр действительно великий человек; я ошибся в нем. Твое непреодолимое красноречие убедило меня. Если ты имеешь на это власть, вели мне дать принадлежности для письма и напишу к министру письмо, которое ты сам отдашь ему».
