Альбина - Дюма Александр (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
На другой день после этого разговора, в котором проявилась поэтическая мечтательность Альбины, Максимилиан фон Эппштейн приехал в Вену. Легко понять, что он скорее мог поправиться мечтательной Альбине, чем герцогу. Герцог — тонкий дипломат, который привык приподнимать маски, чтобы видеть истинное лицо, — нашел в Максимилиане более самолюбия, чем достоинства, более гордости, чем ума, более расчета, чем любви. Но Альбина смотрела на него сквозь поэтическую призму; его грубость казалась ей рыцарскою простотою, холодность — благородством. С детскою доверчивостью она высказывала ему свои мечты о героях, и Максимилиан старался подделываться под ее вкус; он высказывал глубокое презрение к протоколам и политическим трактатам, зато геройски бренчал своими шпорами и шпагою. Альбина попросила его рассказать легенду о замке Эппштейн. Максимилиан плохо изучал науку красноречия, но бойко владел языком; кроме того, он желал понравиться и потому рассказал историю своего замка так увлекательно, с таким чувством, что совершенно покорил романтическую девушку. Вот что говорило предание о замке Эппштейн.
Этот замок был построен в героические времена Германии, то есть в эпоху Карла Великого, каким-то графом Эппштейном. Из первоначальной его истории сохранилось только пророчество волшебника Мерлина, что каждая графиня фон Эппштейн, которая умрет в своем замке в рождественскую ночь, умрет только вполовину. Это пророчество долго оставалось необъяснимым, покуда не умерла жена одного германского императора, которая называлась Эрмангардою. Эрмангарда была соединена нежными чувствами дружбы с графинею Элеонорою фон Эппштейн, которая была ее подругою с самого детства. Несмотря на то что императрица жила в Франкфурте, а графиня в своем замке, за три или четыре мили от города, они виделись друг с другом очень часто, тем более что граф Сигисмунд, муж Элеоноры, занимал важный пост при дворе. Вдруг императрица умерла; это случилось ночью двадцать четвертого декабря 1342 года. Император, обожавший свою супругу, почтил ее останки всеми знаками своей глубокой грусти. Императрица, во всем царском украшении, с короною на голове и со скипетром в руке, была перенесена на парадном ложе в капеллу. Придворные, сменяясь через каждые два часа, должны были стоять у дверей капеллы, в которую друг за другом входили все лица, желавшие отдать последний долг покойной государыне. Каждый преклонял колено, целовал руку умершей и удалялся, уступая место другому. Прошло уже двадцать четыре часа со времени кончины императрицы, когда дошла очередь до графа Сигисмунда занять охранный пост у дверей капеллы. Часа через полтора после того, как он занял этот пост, к величайшему его изумлению, вслед за другими посетителями явилась графиня Элеонора. Это изумило графа, потому что никто еще не мог передать его жене печального известия о смерти императрицы. Элеонора, одетая в траурное платье, была бледна, как мертвец. Сигисмунд проводил ее в капеллу и затворил дверь. Граф понимал, что не обязанность этикета, а требование растерзанного сердца привело Элеонору к смертному ложу императрицы, и поэтому не удивлялся, что графиня оставалась в капелле более обыкновенного. Но прошло четверть часа, а графиня между тем все еще не выходила из капеллы. Это встревожило Сигисмунда; он боялся, что Элеонора не в силах будет вынести подавляющей горести. Не смея отворить дверей, потому что это было бы нарушением правил этикета, он наклонился, чтобы посмотреть в замочную скважину. Он страшился мысли, что увидит свою жену без чувств возле покойной ее подруги. Но, к его изумлению, вышло совсем не так. Холодный пот выступил на его челе, он стал бледен, как труп; эта заметная перемена в лице не ускользнула от взоров некоторых придворных, ожидавших своей очереди. «Что случилось?»— спрашивали они графа. «Ничего, — отвечал граф, потирая рукою лоб, — ничего, решительно ничего». Придворные снова занялись разговорами, а Сигисмунд, не доверяя самому себе, в другой раз нагнулся к замочной скважине. Теперь он был убежден, что зрение не обмануло его; он видел, что покойная императрица, с короною на голове и скипетром в руке, сидела на своем ложе и дружески разговаривала с Элеонорою. Сигисмунд сделался еще бледнее, чем прежде.
Почти в ту же минуту графиня вышла из капеллы. Сигисмунд заглянул в отворенную дверь и увидел, что императрица снова неподвижно покоилась на своем смертном ложе. Он подал жене руку и проводил ее до подъезда; в это время он задал ей два-три вопроса, но ему не отвечали; долг призывал его к прежнему посту еще минут на десять. Придворные друг за другом входили в капеллу, и каждый раз граф заглядывал в замочную скважину, но императрица всегда оставалась неподвижною. Пробило два часа, граф уступил свой пост другому и тотчас бросился к императору, который в глубоком отчаянии сидел в своем кабинете.
— Ваше величество, — вскричал граф, — не убивайте себя горестью, но скорее пошлите к императрице вашего доктора — императрица не умерла.
— Что вы говорите, Сигисмунд? — вскричал император.
— Я говорю то, что сейчас видел собственными глазами, ваше величество; я видел, что императрица сидела на своем смертном ложе и разговаривала с графинею фон Эппштейн.
— С какою графинею фон Эппштейн? — спросил император.
— С графинею Элеонорою фон Эппштейн, моею женою.
— Бедный мой друг! — сказал император, покачав головою. — Ваша горесть расстроила ваш рассудок.
— Что вы хотите сказать, ваше величество?
— Графиня фон Эппштейн! Да поможет вам сам Бог перенесть это несчастие!
— Графиня фон Эппштейн? — с беспокойством повторил Сигисмунд.
— Графиня фон Эппштейн умерла нынче утром.
Граф Сигисмунд вскрикнул. Он побежал домой, сел на коня, проскакал по улицам Франкфурта как сумасшедший и через полчаса был в замке Эппштейн.
— Графиня Элеонора! — вскричал он, — графиня Элеонора!
Ему отвечали одними слезами. Он бросился в комнату. Графиня, бледная, одетая в траурное платье, как он видел ее во дворце, лежала на своей постели; капеллан читал молитвы. Графиня умерла еще утром. Гонец, отправленный из замка, не застав графа в его городском доме, явился с печальной новостью к императору. Граф спросил: «Не замечали ли в графине какого-нибудь движения в полночь, когда она скончалась?» «Никакого», — отвечали ему. Потом он спросил капеллана: «Выходили ли вы из комнаты?» «Ни на секунду», — отвечал он. Тогда граф вспомнил, что была рождественская ночь, вспомнил и пророчество Мерлина, что графини фон Эппштейн, которые умрут в эту ночь, умрут только вполовину. Элеонора первая умерла в роковую ночь. Смерть любимой супруги повергла графа в жестокую болезнь; говорят, что графиня, на долю которой досталось преимущество иметь общение с живыми, несколько раз навещала своего больного супруга. Через год после этого Сигисмунд вступил в один монастырь, оставив своему старшему сыну свои титулы и владения.
Покойная графиня, говорили, являлась своему супругу в комнате замка, которая называлась красною. Из этой комнаты потаенная дверь и лестница вели к могильному склепу графов фон Эппштейн. Было предание, что графиня Элеонора являлась в важных случаях жизни старшим из фамилии Эппштейнов до четвертого колена. После того уже не видели графини, но предание сохранялось в замке, и старший из рода Эппштейнов обыкновенно должен был спать в красной комнате. Впрочем, кроме Элеоноры, еще ни одна графиня не умирала в рождественскую ночь.
Можно представить, какое впечатление произвел на Альбину подобный рассказ. Она с жадностью ловила каждое слово из этой легенды и, мечтая, что сама будет называться графинею фон Эппштейн и будет жить в древнем замке, современном Карлу Великому, переносилась в свои любимые средние века, как будто принадлежала в самом деле к той эпохе. Максимилиан, впрочем, чувствовал, что он не выдержит роли, которую разыгрывал в глазах Альбины. К счастью, какое-то дело отозвало его через две недели в замок Эппштейн; он уехал, получив согласие герцога на желанный союз, хотя свадьба была отложена на один год. В этот продолжительный промежуток времени Максимилиан не раз навещал Вену, но все ненадолго, потому что семейные обстоятельства требовали его присутствия в замке. Сначала умерла его мать, потом за подругою своей жизни последовал и старый Родольф.
