Черный передел - Бегунова Алла Игоревна (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
– Позвольте спросить, высокостепенный господин, что вы здесь делаете?
– Мы пришли помолиться на могиле Джанике-ханым.
– Но ее мавзолей находится в другой стороне.
– Заодно решили осмотреть всю крепость.
– Ваш осмотр, достопочтимый Казы-Гирей, должен закончиться на этом месте.
– Почему, байрактар?
– Приказ светлейшего хана…
Прибыв в Бахчисарай два года назад, летом 1780 года, Казы-Гирей уже не раз сталкивался с подобными представителями крымско-татарской служилой молодежи. Они повзрослели в период правления его родственника. Стремясь ограничить власть и влияние на дела государства крупных феодалов, вроде людей из родов Ширин, Мансур, Кыпчак, Барын, молодой хан стал приближать к себе выходцев из мелкопоместного дворянства. Он раздавал им чины и высокооплачиваемые должности в администрации, в новой, регулярной армии. Пока их было немного. Но они отличались от прежних мурз, привыкших к безграничному восточному деспотизму, независимостью, чувством собственного достоинства и личной преданностью государю.
Ничто не могло смутить их: ни пышные титулы, ни цитаты из Корана, ни посулы, ни угрозы. Они твердо знали свои права и никого, кроме самого хана, не признавали. Может быть, при Кырым-Гирее байрактар подобострастно исполнил бы любой каприз его сына. Теперь же Мубарек-мурза, опираясь на саблю, стоял перед Казы-Гиреем и всем видом показывал ему, что дальнейший осмотр крепости, а тем более – вопросы о ней, совершенно нежелательны.
И Казы-Гирей отступил.
Многословно начал он рассказывать молодому офицеру о происхождении династии Гиреев и их дальней родственнице Джанике-ханым, чьей вотчиной, полученной по материнской линии, являлась в XV веке крепость Кырк-Ор, о хане Хаджи-Гирее, который пригласил для возведения мавзолея армянских строителей и щедро оплатил работу. В этот момент они как раз проходили мимо двух стен восьмигранного дюрбе, обращенных к западу. Камни там отличались почти идеальной шлифовкой, в связи с чем поступок Хаджи-Гирея казался вполне оправданным.
Байрактар Мубарек-мурза и два солдата слушали красочное повествование и шагали вместе с сотрудниками османской разведки к Главной площади. Оттуда, все так же молча, стражники довели их до Биюк-Капу, или Больших ворот в Восточной оборонительной стене. Затем наблюдали, как двоюродный брат хана и человек, названный его слугой, садятся в пароконную повозку и отъезжают от крепости по направлению к Иосафатовой долине. Как все крымские дороги, эта тоже было грунтовой, обильно присыпанной белой пылью, и экипаж вскоре исчез в густом белом облаке, поднятом копытами лошадей и собственными его тяжелыми колесами.
В скверном настроении Казы-Гирей и Джихангир-ага катили в своей повозке на юго-восток от Чуфут-кале. Местность, однако, была под стать их мрачным мыслям. Справа от дороги, за каменным забором, тянулось огромное иудейское кладбище. Около пяти тысяч надгробий стояло там. Формы они имели весьма причудливые: прямоугольные плиты, домикообразные, гробообразные, иные – плоские, но снабженные по краям двумя столбиками-навершиями, простые обелиски и стелы. У ворот с аркой располагалось скромное жилище сторожа. Вверх от него, по склонам, заросшим редкими деревьями, уходила извилистая аллея.
Неизвестно, почему, но стамбульский турок вдруг предложил остановиться и погулять по кладбищу. Пожалуй, для конфиденциального совещания по проведению операции с захватом арсенала уединенный некрополь подходил больше всего. Караимы считали его священным из-за трех могучих столетних дубов, осенявших своими раскидистыми кронами не очень широкие ворота.
Тишину здесь нарушали только удары молотка. На ближайшем ответвлении аллеи, у свежего надгробия из мелового известняка трудился седобородый мастер-камнерез Иехуда Казас из караимской общины Чуфут-кале. Стоя на коленях и часто сверяясь с каким-то свитком, он выбивал на камне надпись из семи строк на древнееврейском языке. Мастер низко поклонился важным татарским посетителям и продолжил работу.
– Когда мы победим, – сказал двоюродный брат хана, – этого байрактара я повешу…
Джихангир-ага оглянулся на камнереза в черно-каракулевой круглой шапочке и в кожаном фартуке. Тот, не размахиваясь, нанес молотком короткий удар по долоту, и от надрогробия отлетел маленький белый кусок.
– Есть надежный способ, – начал объяснять турок. – Нужно подкупить какого-нибудь караима, проживающего в цитадели. Община у них – обособленная, замкнутая, и чужаков там не любят.
– Деньги сделают свое дело, – меланхолически произнес молодой татарин.
– Кандидатура у меня имеется.
– И кто это?
– Авраам Виркович, собиратель древних книг.
– Так он, наверное, совсем не беден.
– Конечно, не беден. Но из-за неуживчивого, вздорного нрава перессорился со многими соплеменниками. Он обличал их в невежестве, чрезмерном корыстолюбии, обвинял в забвении заветов вероучителя и святого Анана бен Давида…
– Отщепенец и фанатик, – сделал неутешительный вывод Казы-Гирей.
– Именно потому он и будет нашим приобретением! – ответил турок, рассмеявшись…
Имя Авраама Вирковича все-таки всплыло сейчас в голове двоюродного брата хана. Он вспомнил и другое. Джихангир-ага даже показал ему усадьбу караима, стоящую у крепостной стены. Крышу дома можно было разглядеть отсюда, со стороны долины Марьям-дере, она находилась чуть дальше, чем крыши обеих кенас. Казы-Гирей навел окуляр на этот объект и убедился, что усадьба на месте, а из трубы хозяйственной постройки у нее во дворе вьется серый дымок.
Кавказские джигиты у него за спиной начали перешептываться, переглядываться, со звоном и стуком перебирать поводья лошадей. Им надоело стоять на узкой горной дороге, край которой обрывался в ущелье. К тому же приближалось время «уйле намазы» – полуденной молитвы. Мусульманам следовало прекратить всякую деятельность, совершить омовение лица, рук – до локтей, ног – до щиколоток, расстелить «намазлык», или специальный коврик, и, повернувшись лицом к Мекке, приступить к молитве длительностью в четыре «ракаата». Каждый «ракаат» включал в себя цикл определенных движений: поклоны, повороты головы вправо и влево, и наконец, припадание лбом к земле. Проводить эти манипуляции правильно на узком месте да еще с ориентировкой на север представлялось им невозможным.
Казы-Гирей все слышал и все понимал.
Терпению черкесов пришел конец, и они имели право выразить недовольство. Но он надеялся, что созерцание Чуфут-кале вот-вот даст ему ключ к наследству Джихангир-аги, и он вспомнит самое главное – когда, на каких условиях турок завербовал этого сумасшедшего караима, любителя древностей. Однако, как на зло, ничего нужного на ум не приходило. Пустота зияла в воспоминаниях, и лишь причудливые надгробия иудейского кладбища вставали перед его мысленным взором. Рамзан Аблоев осторожно коснулся рукава шелкового кафтана Казы-Гирея, желая отвлечь его от глубоких и бесконечных, но пока, увы, бесплодных раздумий:
– Мой господин, нам необходимо вернуться в Бахчисарай…
Не без труда черкесы развернули своих лошадей на узком пространстве над ущельем и отправились обратно. Дорога вела вниз и все больше прижималась к нависающей над ней скальной стене. Справа, на дне ущелья, сквозь кроны ореховых и дубовых деревьев проглядывала красно-черепичная крыша и часть резного портала восьмигранного мавзолея двух первых правителей из династии Гиреев: Хаджи и его сына и наследника Менгли. Он и возвел здесь ханское дюрбе в 1501 году. Недалеко от мавзолея находилось медресе Зынджирлы, одно из первых крупных мусульманских учебных заведений на полуострове, также построенное по приказу Менгли-Гирея. Через несколько минут хода слева от дороги показались белые стены зданий, как бы вросших в желтовато-серые скалы – древний православный Успенский монастырь.
Двоюродный брат хана со злости плюнул в сторону христианской святыни. Но такова была реальность Крыма: в близком соседстве здесь пребывали храмы трех религий: христианской, иудейской, мусульманской. Лучше всего свидетельствовали они о своеобразной тысячелетней истории полуострова, когда разные племена в разное время приходили сюда, и Крым становился родиной для их новых поколений.
