Спартанец - Манфреди Валерио Массимо (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Перед глазами Караса был сплошной туман. Когда он рассеялся, ужас охватил его, разрывая душу: раскаленный добела железный прут маячил перед его лицом на расстоянии, равном ширине ладони. Он чувствовал его обжигающий жар.
— Сейчас ты заговоришь, — спокойно сказал офицер, хватая его за волосы.
Карас напряг все свои мышцы, бесполезно и отчаянно пытаясь вырваться, но парализующие судороги сковали его тело, которое уже превзошло все мыслимые и немыслимые человеческие возможности. Призывая все свои скрытые резервы энергии, он неподвижно сидел, как раненый кабан перед лицом своры собак, окровавленный и уставший от сопротивления, прислонясь к стволу дерева, ожидая, когда копье охотника пронзит его горло.
— Говори! — велел офицер, поднося кочергу еще ближе.
Карас высморкался кровью.
— Я не знаю… ничего не знаю! — заревел он. В уголках рта пенилась кровь.
Офицер схватил его еще крепче и ткнул раскаленным железом ему в левый глаз.
Крик Караса взорвался в застенке и прошел через стены Дома Совета, — дикий звериный рев, который заполнил площадь, испугав двух гоплитов, лениво и сонно опирающихся на свои копья.
Почти сразу после этого офицер криптии покинул Дом Совета и, не отдавая чести отсалютовавшим ему охранникам, прошел через опустевшую площадь и исчез в ночи.
Он выполнил свою работу добросовестно в точном соответствии с полученными приказами. Он был убежден, что этот несчастный, там, в подземных казематах не знал ничего, вообще ничего.
Жалкий пастух не мог быть таким упрямым или таким сильным. Он заставил его поверить, что ослепил его на оба глаза, но все равно он не сказал ни единого слова. Он увидел непередаваемый ужас в единственном, распухшем глазу человека перед тем, как тот упал без сознания.
Он снял с него цепи перед уходом, оставил открытой дверь в подземный ход, который кончался далеко за городом. Его люди получили приказ ждать на выходе из этого подземного хода и везде следовать за Карасом, не спуская с него глаз.
Эфор Мнесикл был прав. Если этот человек до сих пор оставался в живых, но у него не хватило здравого смысла убежать куда-нибудь подальше, как он мог это сделать, и если он действительно участвовал в заговоре Павсания, то его охватит ненависть, и эта ненависть выдаст его. В конце концов, все станет ясно.
Он был рад, наконец, вернуться в свои казармы и отдохнуть после такого утомительного и трудного дня.
Карас стал приходить в сознание от дуновения холодного ветра, который врывался в открытую дверь. Невообразимая боль в левой глазнице напоминала ему о жестоком увечье, которое ему пришлось испытать.
Непроглядная темная ночь вокруг на какое-то мгновенье заставила его поверить, что он ослеп полностью на оба глаза. Он расплакался; все кончено, теперь он надеялся только на то, что смерть наступит очень скоро.
Но стали проясняться какие-то тени, он понял, что может различать границы предметов, окружавших его. Он увидел цепи, свисающие со стены: его освободили! Он неуверенно встал на ноги и осмотрелся вокруг, замечая открытую дверь.
Он, наконец, побрел по мрачному ходу, спотыкаясь, отскакивая, когда натыкался на жутких тварей, живущих в темных углублениях и нишах подземного хода.
Наконец, порыв свежего воздуха ударил в лицо, а на входе подземного коридора он увидел созвездие Ориона, мерцающее в молочном небе. Приближался рассвет. Он выбрался из подземного хода и зашагал по опустевшим полям, пока не пришел к берегам Еврота.
Он встал на колени и вымыл окровавленную глазницу, задыхаясь от острой боли, вызванной холодной водой. Луна уже стала бледнеть, когда раненый циклоп поднялся на ноги, задыхаясь от ярости и отчаяния, поднял кулаки к городу, сияющему беловатым цветом в неверном свете восхода.
Он пошел в сторону Тайгета. Величественная гора все еще была окутана тьмой. Она гостеприимно встретила его и укрыла в своих непроходимых лесах.
У Павсания больше не было никаких оправданий, чтобы оставаться в Троаде. Поэтому он убедил себя в том, что единственное, что ему остается, так это вернуться в Спарту, где у эфоров, безусловно, нет никаких данных против него.
Но то, что эфоры хотели узнать и тщетно выпытывали у Караса, было почти готово для них. И предложить им это собирался человек, о существовании которого они и не подозревали.
Они предполагали, что Павсаний будет стараться найти Караса через илотов, работающих в доме царя. Они уже добились согласия этих слуг перейти на их сторону, чередуя обещания и угрозы. Также под постоянным наблюдением они держали и Клейдемоса.
Павсаний был хорошо осведомлен о сложившейся ситуации и чувствовал себя, как лев в клетке. Избегаемый всеми, он не мог связаться ни с одним из тех, на кого, как он думал, можно было положиться. Не мог он рисковать, и, ища встречи с Клейдемосом, который, как он знал, окружен шпионами криптии.
Он отказывался от встречи с эфорами и старейшинами, выжидая, когда ситуация снова станет благоприятной.
Однажды утром перед рассветом эфор Мнесикл услышал стук в дверь. Он открыл ее и увидел молодого темнокожего иноземца, лицо которого было спрятано под капюшоном. Тот просил переговорить с эфором.
— Меня зовут Аргел, — сказал он. — Я был в услужении у царя Павсания в Византии. Я могу рассказать то, что вам будет очень интересно.
— Входи, — пригласил эфор, сразу же закрывая за ним дверь.
Молодой человек сел и снял плащ с капюшоном. Определенно он был иноземец, возможно, азиат.
— У тебя греческое имя, — заметил Мнесикл. — Но ты мне кажешься чужеземцем.
— Я и есть чужеземец, — ответил молодой человек. — Мое настоящее имя Лахгал, я сириец. Я преданно служил царю Павсанию в течение многих лет, но сейчас я здесь для того, чтобы разоблачить его. Я не шпион, поверь моим словам, но человек, который ищет отмщения за чудовищную несправедливость. В качестве благодарности за мою верность, царь пытался убить меня, чтобы его коварные замыслы с Великим царем остались тайными.
— То, что говоришь ты, чрезвычайно серьезно, — сказал эфор. — Ты понимаешь, что обвиняешь спартанского царя в предательстве? Осторожнее: если не сможешь доказать твои обвинения, то рискуешь своей жизнью.
— Я могу доказать то, что я сказал, когда бы ты ни пожелал, — ответил Лахгал.
— Тогда, правда должна увидеть свет по возможности быстрее. Скажи мне, что ты знаешь: ты не пожалеешь о том, что помог нам положить конец такому вероломному предательству.
Лахгал рассказал все, что он видел и подозревал в течение тех лет, которые он провел у Павсания. Он также рассказал о путешествии в Келайнаи, давая такую характеристику Клейдемосу, которая снимала с него даже малейшую тень подозрения.
— Тогда ты знаешь Клейдемоса Клеоменида, очень хорошо, — заметил эфор. — Нам известно, что Павсаний очень высоко ценил его и доверял ему важные миссии.
— Я знаю его, — сказал Лахгал. — Я лично передавал ему указания царя, когда он командовал фракийским батальоном. Я заверяю тебя, что он ничего не знал о предательстве Павсания. Царь приказал ему отправиться вместе со мной в Келайнаи для изучения размещения персидских гарнизонов во внутренних областях под предлогом предполагаемой подготовки к военным действиям, в результате которых персы будут отогнаны за реку Галис.
Только мне была известна истинная цель миссии: доложить сатрапу Артабазу, что Павсаний готов выступить против Спарты, и что ему нужны деньги и люди. Клейдемосу было дано сообщение, в котором утверждалось, что я шпион; после завершения миссии, когда я больше не потребуюсь ему как переводчик, он должен был убить меня. Мне удалось прочитать сообщение без его ведома, пока он спал. Я убежал и скрылся.
— Хорошо, — сказал эфор, — ты должен знать, что как иноземец ты не может давать обвинительные свидетельские показания ни против любого из касты равных, ни против царя. Павсаний и то и другое, вместе взятое, хотя его регентство подходит к концу: Плистарх скоро достигнет возраста половой зрелости. Нужно убедить Павсания раскрыть свои планы в присутствии спартанских граждан, которые могут давать свидетельские показания против него.
