Под кардинальской мантией - Уаймэн Стэнли Джон (читать книги .txt) 📗

Да, на утреннем приеме великого кардинала я был единственным посетителем! Я озирался во все стороны в длинной узкой комнате, по которой он, бывало, расхаживал каждое утро, отпустив более важных гостей. Я озирался, повторяю, во все стороны, точно ошалелый. Стулья, стоявшие рядами у стен, были пусты, ниши у окон тоже. Странно глядели в этой безлюдной комнате кардинальские камилавки, вылепленные и нарисованные повсюду, и большие «К», блиставшие на геральдических щитах.

Только на маленькой скамеечке у отдаленной двери неподвижно сидел человек в черном, который читал или делал вид, что читает, маленькую книжку, — один из тех безмолвных, ничего не видящих и ничего не слышащих людей, которые процветают под сенью вельмож.

Изумленный и смущенный, я помнил, как прежде была полна эта комната и как кардинал с трудом находил себе дорогу среди кишевшей толпы. Я еще стоял на пороге, когда человек закрыл книгу, поднялся с места и бесшумно подошел ко мне.

— Господин де Беро?

— Да, — ответил я.

— Его эминенция ждет вас, потрудитесь следовать за мною.

Я последовал его приглашению, еще более прежнего изумленный. Как мог кардинал знать, что я здесь? Но у меня не было времени размышлять об этом вопросе. Мы миновали комнату, где работали несколько секретарей, затем другую и остановились перед третьей дверью. Всюду царило гнетущее безмолвие. Чиновник постучал, открыл дверь, отодвинул в сторону портьеру и, приложив палец к губам, жестом пригласил меня войти. Я вошел и очутился перед ширмой.

— Это господин де Беро? — спросил тонкий, резкий голос.

— Так точно, монсеньор, — ответил я дрожа.

— Идите сюда, мой друг, поговорим.

Я обошел вокруг ширмы и сам не знаю, как это вышло, но впечатление, произведенное на меня толпою любопытных снаружи, пустота, царившая в приемной, тишина и безмолвие, разлитые по всему дворцу, еще более усилилось и придало сидевшему передо мной человеку достоинство, которым он в моих глазах никогда не обладал даже в то время, когда люди толпились у его дверей и самые надменные гордецы таяли от его одной улыбки.

Он сидел в большом кресле у очага, голова его была покрыта маленькою красною шапочкой, а его выхоленные руки неподвижно лежали на коленях. Воротник его мантии, ниспадавший по плечам, был лишен всяких украшений и лишь внизу был оторочен богатым кружевом. На груди у него сиял знак ордена Святого Духа — белый голубь на золотом кресте.

В груде бумаг, лежавших перед ним на большом столе, я заметил шпагу и пистолеты, а за маленьким, покрытым скатертью столиком, позади него, виднелась пара дорожных сапог со шпорами.

При моем появлении кардинал с необычайным спокойствием посмотрел на меня, и я тщетно искал на его кротком и даже ласковом лице следы того возбуждения, которое было написано на нем накануне. Я даже подумал в этот момент, что если этот человек действительно стоит на рубеже между жизнью и смертью, между верховной властью повелителя Франции и вершителя судеб Европы и ничтожеством опального монаха, то он оправдывает свою славу. Как могли с ним бороться слабые натуры? Но мне некогда было думать об этом.

— Итак вы наконец возвратились, господин де Беро, — мягко сказал он. — Я ожидаю вас сегодня с девяти часов.

— Ваша эминенция знали!..

— Что вы вчера вечером возвратились через Орлеанские ворота? — докончил он, складывая вместе кончики пальцев и глядя на меня поверх них испытующим взором. — Да, я узнал об этом еще вчера вечером. Ну а теперь — к делу. Вы добросовестно и старательно исполнили свою задачу, я уверен в этом. Где он?

Я не сводил с него глаз и был нем. Странные вещи, которые мне пришлось видеть в это утро, сюрпризы, которые встретили меня здесь, до некоторой степени изгнали из моей головы мысль о моей собственной судьбе, о моем собственном деле. Но при вопросе кардинала эта мысль поразила меня как громом, и я, словно в первый раз, вспомнил, где я нахожусь. Сердце всколыхнулось у меня в груди. Я хотел искать спасения в моей прежней смелости, но не мог найти слов.

— Ну, — весело продолжал он, и слабая улыбка приподняла его усы, — вы молчите. Двадцать четвертого числа вы оставили с ним Ош, господин де Беро, а вчера вечером вы явились в Париж без него. Он убежал от вас?

— Нет, монсеньор, — пробормотал я.

— А, это хорошо, — ответил он, снова откидываясь назад в своем кресле. — Я знал, что могу положиться на вас. Но где же он теперь? Что вы сделали с ним? Ему известно очень многое, и чем скорее я узнаю это, тем лучше. Ваши люди везут его сюда, господин де Беро?

— Нет, монсеньор, — пролепетал я сухими губами.

Его добродушие, его благоволение особенно мучили меня. Я знал, как ужасна будет перемена, как велика будет его ярость, когда я расскажу ему правду. Но неужели же я, Жиль де Беро, буду трепетать перед кем бы то ни было! Этою мыслью я старался вернуть себе самообладание.

— Нет, ваша эминенция, — сказал я с энергией отчаяния. — Я не привел его сюда, потому что отпустил его на свободу.

— Потому что… что? — воскликнул он.

При этих словах он весь подался вперед, ухватившись за ручки кресла. Его глаза прищурились, словно стараясь пронзить меня насквозь.

— Потому что я отпустил его, — повторил я.

— На каком основании? — сказал он голосом, напоминавшим звук пилы.

— На том основании, что я захватил его нечестным путем, — ответил я. — На том основании, что я дворянин, монсеньор, а это поручение не дворянское. Я захватил его, если вам угодно знать, — продолжал я, становясь все смелее и смелее, — следя за каждым шагом беззащитной женщины, втираясь в ее доверие и поступая с нею предательски. И сколько бы зла я ни совершил в своей жизни, что вы изволили поставить мне на вид, когда я был у вас в прошлый раз, — но таких вещей я не делал и не буду делать!

— И вы отпустили его на свободу?

— Да.

— После того, как препроводили его за Ош?

— Да.

— И, строго говоря, спасли его этим из рук Ошского коменданта?

— Да, — с отчаянной решимостью ответил я.

— Так что же вы сделали с тем доверием, которым я облек вас, сударь? — страшным голосом закричал он и еще более наклонился вперед, словно хотел съесть меня глазами. — Вы, хвалившийся верностью и стойкостью, получивший жизнь на честное слово и без этого уже месяц тому назад превратившийся бы в падаль; отвечайте мне на это! Что вы сделали с моим доверием?