Иезуит - Медзаботт Эрнест (читать книги полностью txt) 📗
Наконец нашлись епископы, нанесшие последний удар расшатанному зданию церкви, как презрением, выказываемым ими к религии, проповедниками которой они сами себя называли, так и развращенностью своих нравов. Бог предназначил к погибели сторонников древнего мира и ослепил их.
Логическим последствием этого факта была вошедшая между высшими лицами в моду борьба с иезуитами, вместо ведшейся ими прежде борьбы с мыслителями, философами и вообще со всей толпой людей обездоленных.
Происшедшие в государствах антиклерикальные реформы были встречены аристократией одобрительно.
Некоторое время спустя католические дворы изгнали от себя иезуитов, которые нашли убежище только при дворе Екатерины, русской императрицы, понявшей, какими несравненными помощниками могли быть для нее члены этого ордена.
Папские владения были наполнены этими изгнанниками. Папа принял их, как мог, находя, при своей бедности, возможность помогать им. К тому же достопочтенные отцы приезжали не с пустыми руками. Хотя глава их ордена в Париже и оказался несостоятельным на несколько миллионов, все же кассы их были достаточно полны, чтобы удовлетворять все их потребности. Из испанской Америки постоянно прибывали корабли, привозившие, под видом шоколада и индиго, просто золотые слитки.
Но вскоре стало известно, что изгнание и преследование нисколько не исправили иезуитов. В Риме и провинциях они продолжали составлять заговоры, возбуждать народ против изгнавших их государей и министров, строить им разного рода препятствия. Вследствие этого четыре правительства дома Бурбонов, царивших в Мадриде, в Париже, в Неаполе и в Парме, объединились и решили нанести последний удар ордену, убедив папу декретировать распущение ордена.
И вот именно во время этих-то, столь интересных для всего христианского мира переворотов мы и находим папу Климента XIV, этого мученика, заплатившего жизнью за свою смерть.
ПРОСЬБА И УГРОЗА
Климент, сидящий в своем скромном кресле, обитом зеленым сукном, самолично рассматривал объемистые кипы бумаг, разбросанные по большому рабочему столу. Эти бумаги были получены из всех стран света.
Папская дипломатия, сведенная к нулю, пока находилась в руках неспособных министров, тотчас же опять воскресла, как только сам глава церкви начал управлять делами.
Нунции, интернунции и другие представители папы, привыкнув к тому, что все их работы уничтожались ужасным влиянием общества иезуитов, и не находя ни поощрения, ни помощи, кончили тем, что пребывали в бездействии. Самые умные придумали увеличить папское жалованье тайными субсидиями, получаемыми от иезуитов.
Климент все это изменил. Он твердо взял в свои руки ведение дел иностранной политики, и в настоящее время все проходило через его руки.
Ленивых он побудил взяться за дело поусерднее, и они повиновались, а неспособные и неловкие должны были уступить место другим, более способным к трудному делу, предпринятому папой. Что же касается до тех из них, которые, будучи представителями папской власти, продали свою душу и совесть другой власти, вскоре долженствовавшей сделаться враждебной папе, то он очень быстро разобрался с ними, рассылая их по американским и сирийским миссиям.
Распечатывая одно за другим письма, присланные ему от разных иностранных дворов, папа с каждой минутой становился все мрачнее и мрачнее.
Лоренцо Ганганелли (папа Климент XIV) был человеком смелым, он уже давно решил пожертвовать своей жизнью ради торжества задуманного им дела. Но даже и самые смелые люди кончают тем, что обескураживаются, когда опасность постоянно возобновляется и становится слишком настойчивой, в особенности же тогда, когда эта опасность неизвестна и таинственна и может появиться со всех сторон.
Климент распечатал одно из писем. Оно было от его тайного лиссабонского агента; письмо было шифрованное, но папа прочел его совершенно свободно, так велик был его навык читать подобные письма. Суть письма состояла в том, что друзья иезуитов, оставшиеся в Португалии в большом числе, вели всевозможные интриги с целью бороться с министром Помбалем. Из средств, употребляемых ими, самое ужасное (так как не было возможности бороться против него) было следующее: они распространяли среди невежественного населения, как городского, так и деревенского, предсказание смерти жестоким гонителям иезуитов; одним из них, как легко было понять из предыдущего, был маркиз де Помбаль; что же касается до другого, то, несмотря на завуалированность выражений, было очевидно, что предсказание намекало на папу Климента XIV. В письме было прибавлено, что эти замаскированные угрозы производили сильное и неблагоприятное впечатление. Лиссабонский агент умолял святого отца принять меры, чтобы это предсказание никоим образом не сбылось.
— Они подготавливают какой-то ужасный заговор! В этом нет ни малейшего сомнения, — тоскливо проговорил папа. — Боже мой, Ты знаешь, что не ради себя я желаю еще пожить, но для того, чтобы оставить хоть что-либо улучшенным в Твоей церкви, со всех сторон осаждаемой врагами… Все же да будет Твоя, а не моя воля!
В это время дверь отворилась и ему доложили о приходе его сиятельства португальского посланника. Несколько минут спустя благороднейший виконт Сааведра, пэр королевства Португальского и столь же знатный, как дон Джиованни ди Браганца, явился перед папой.
Португалец поклонился с почтительным видом, выражавшим не только уважение к высокой особе первосвященника, но и сознание своего собственного достоинства.
— Может ли ваше святейшество дать мне аудиенцию весьма короткую, но чрезвычайно важную? — спросил посланник.
— Садитесь, виконт, — сказал папа, — и объясните, в чем дело? Мы всегда готовы на всевозможные объяснения, так как теперь не такое время, чтобы наслаждаться приятным отдыхом.
Португалец поклонился и сел.
— Слова, которые я должен передать вашему святейшеству, не мои, — сказал он. — Это слова его высочества, короля Португальского. Он умоляет вас сделать должное распоряжение относительно ордена иезуитов.
— Еще?.. — сказал папа, будучи не в состоянии удержать нетерпеливого движения. — Разве ваш король не знает тех громадных трудностей, которые я должен преодолевать? Я изучаю реформу ордена, и только в том случае, когда я буду вполне убежден в невозможности его реформировать, приму строгие меры.
— Но между тем дерзость бунтовщиков увеличивается… и жизни короля и вашего святейшества грозит опасность.
Климент вздрогнул при этих словах, столь совпадавших с ужасными угрозами, заключавшимися в письме из Лиссабона. Но величественное лицо его осталось бесстрастным.
— Я знаю свой долг и грозящие мне опасности, — сказал он гордо. — Никакая человеческая сила не заставит меня отклониться от моего пути. Я занял этот трон не для того, чтобы жить покойно и счастливо, но чтобы править и защищать, даже с риском для моей жизни, церковь Спасителя.
Португальский министр поклонился еще раз.
— Пусть ваше святейшество удостоит не видеть ничего иного в моих словах, кроме глубочайшего уважения и искреннего почтения. Умоляю вас, пусть ваше святейшество обратит внимание, что эта просьба моего государя мотивирована чрезвычайно серьезными опасностями, грозящими общественному спокойствию вследствие происков иезуитов. Впрочем, мой король слишком послушный сын святого трона, чтобы тотчас же не согласиться со всеми принятыми вами решениями.
Папа был обезоружен этой покорностью.
Он подумал одну минуту и потом сказал, как человек, принявший внезапное решение, тоном, не допускавшим возражения:
— Войдите сюда, виконт! — И он указал на боковую дверь, скрывавшуюся за толстой портьерой.
— Ваше святейшество приказываете мне…
— Войти в ту комнату, чтобы невидимо присутствовать при моем разговоре с интересующей вас личностью.
Виконт повиновался. Климент ударил в цемор, и на его зов явился камердинер.
— Позовите отца Риччи, — сказал папа.
Климент говорил отрывисто, повелительно, как человек, действующий под влиянием какой-то лихорадки. Его приказание было исполнено тотчас же.
