Агасфер. Том 3 - Сю Эжен Мари Жозеф (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Андре, попросите у Гебы флакон, я забыла его на камине в своей спальне, и принесите мне.
Андре поклонился. В ту минуту, когда он выходил из гостиной, чтобы исполнить приказание Адриенны, — приказание, бывшее предлогом, чтобы задать другой вопрос, важность которого она желала скрыть от прислуги, извещенной о скором посещении принца, — мадемуазель де Кардовилль, указывая на часы, спросила:
— А эти часы… они идут верно?
Андре вынул свои часы и, сверив по ним, отвечал:
— Да, мадемуазель. Я свои проверял по Тюильри. И на моих часах более половины четвертого.
— Хорошо… благодарю вас, — ласково сказала Адриенна.
Андре поклонился, но, прежде чем уйти, сказал:
— Я забыл доложить, что час тому назад был господин маршал Симон, но так как, мадемуазель, никого, кроме его высочества принца, принимать не велела, я отказал господину маршалу.
— Хорошо! — сказала Адриенна.
Андре вновь поклонился, вышел, и в гостиной снова водворилась тишина.
До последней минуты назначенного свидания Адриенна была вполне уверена, что оно состоится; поэтому разочарование, которое она начала испытывать, доставляло ей ужасные муки. Бросив полный отчаяния взгляд на один из портретов, висевших по обеим сторонам камина, она жалобно воскликнула:
— О мама!
Только что мадемуазель де Кардовилль произнесла эти слова, как при стуке въезжавшей во двор кареты слегка задребезжали стекла в окнах. Девушка вздрогнула и не могла удержать радостного крика. Сердце ее рвалось навстречу Джальме, — она почувствовала, что это он. Ей не надо было даже видеть принца: она знала, что он приехал, она была в этом уверена. Отерев слезы, навернувшиеся на ее длинные ресницы, Адриенна села. Ее руки дрожали. Стук открывавшихся и закрывавшихся дверей подтвердил справедливость ее догадки. Действительно, позолоченные двери гостиной распахнулись, и появился принц.
Пока другой слуга затворял дверь за принцем, Андре, войдя через несколько секунд после него, поставил на столик возле Адриенны хрустальный флакон на серебряном подносе и, почтительно поклонившись, вышел.
Принц и мадемуазель де Кардовилль остались одни.
29. АДРИЕННА И ДЖАЛЬМА
Принц медленно приблизился к м-ль де Кардовилль. Несмотря на пылкость страсти молодого индуса, его нерешительная, робкая походка, прелестная именно своей робостью, указывала на глубокое волнение. Он не осмеливался еще поднять глаз на Адриенну, страшно побледнел, и его красивые руки, скрещенные, как для молитвы, по обычаю его родины, заметно дрожали.
Джальма остановился в нескольких шагах от Адриенны, слегка склонив голову. Подобное смущение, смешное во всяком другом, было трогательно в двадцатилетнем принце, обладавшим почти сказочной храбростью и геройским великодушным характером; все путешественники по Индии говорили о сыне Хаджи-Синга с почтением и удивлением. Волнение и целомудренная сдержанность молодого человека были тем более замечательны, что пылкая страстность индуса должна была еще сильнее вспыхнуть, ведь он так долго ее сдерживал.
Мадемуазель де Кардовилль, находившаяся в не меньшем замешательстве, не менее смущенная, продолжала сидеть. Глаза у нее были так же опущены, как и у Джальмы, а яркий румянец и учащенное дыхание ее девственной груди указывали, как сильно девушка была взволнована, чего она, впрочем, и не скрывала. Несмотря на твердость своего тонкого, изящного, веселого, проницательного ума, несмотря на решительность своего независимого и гордого характера, несмотря на свою привычку к свету, Адриенна, замечая очаровательное смущение и наивную неловкость Джальмы, разделяла с ним ту неописуемую слабость и волнение, которые, казалось, совсем подчинили себе этих пылких, красивых, чистых влюбленных, не имевших силы противиться кипению возбужденного чувства и опьяняющей экзальтации сердца.
А между тем их глаза еще не встретились. Они оба невольно боялись первого электрического толчка, непреодолимого взаимного влечения двух любящих страстных существ, того молниеносного священного огня, который невольно охватывает, зажигает кровь и иногда, помимо их воли, переносит с земли на небо. Потому что, отдаваясь опьянению самого благородного чувства, какое Бог вложил в нас, того чувства, которому Он в своей благости уделил искру божественного творческого огня, мы всего больше приближаемся к нашему Создателю.
Джальма первый поднял глаза на Адриенну; они были влажны и блестящи. В его взгляде сказалась вся юная страсть, весь пыл долго сдерживаемой восторженной любви, причем почтительная робость и уважение придавали ему необыкновенную, неотразимую прелесть. Да, именно неотразимую, потому что, встретившись с этим взглядом, Адриенна задрожала всем телом и почувствовала, что ее коснулся какой-то магнетический вихрь. Невольно отяжелели ее глаза в опьяняющем томлении, и только страшным усилием воли, повинуясь чувству собственного достоинства, ей удалось преодолеть это восхитительное волнение. Поднявшись с кресла, она дрожащим голосом сказала:
— Принц, я рада, что могу принять вас здесь… — И, жестом указав на портрет матери, как будто представляя ее принцу, она прибавила: — Принц, моя мать!
С чувством редкой деликатности Адриенна делала свою мать, так сказать, свидетельницей беседы с Джальмой. Это должно было охранить их от соблазна увлечения, тем более опасного при первом свидании, что они оба знали о своей взаимной безумной любви, оба были свободны и обязаны отчетом только перед Богом за те сокровища нежности и сладострастия, которыми Он так щедро их наделил.
Принц понял мысль Адриенны. Когда девушка указала ему на портрет, Джальма порывистым, полным обаятельной простоты движением опустился на одно колено перед портретом и произнес мужественным, но нежным голосом, обращаясь к нему:
— Я буду любить и благословлять вас, как родную мать, а моя мать, так же как и вы, в моих мыслях будет здесь же, рядом с вашей дочерью.
Нельзя было лучше отозваться на чувство, побудившее Адриенну отдаться под покровительство своей матери. С этой минуты девушка совершенно успокоилась, и радостное, счастливое настроение пришло на смену тому смущению, какое охватило ее вначале.
Она села и, указывая Джальме на место против себя, сказала:
— Садитесь… дорогой кузен… Позвольте мне вас звать так: слово принц слишком церемонно, и меня вы должны тоже звать кузиной, потому что «мадемуазель» — это слишком чопорно. Договорились? А теперь поговорим пока по-дружески.
— Хорошо, кузина! — отвечал Джальма, покраснев при слове пока.
— Так как друзья должны быть откровенны, — с улыбкой начала Адриенна, — то я вам сделаю сразу же упрек…
Джальма не садился, опираясь рукой на камин, он стоял в почтительной и изящной позе.
— Да, кузен… — продолжала Адриенна, — я должна вам сделать упрек… за который, быть может, вы не рассердитесь… Я вас ждала раньше…
— Быть может, кузина… вы меня будете бранить, что я пришел слишком рано…
— Что это значит?
— Когда я садился в карету, ко мне подошел какой-то незнакомый человек и сказал мне с таким искренним выражением, что я не мог не поверить: «Вы можете спасти жизнь человека, заменившего вам отца… Маршал Симон в ужасной опасности… Чтобы помочь ему, вы должны сейчас же последовать за мной…»
— Но это была ловушка! — воскликнула Адриенна. — Маршал был здесь час тому назад!
— Он! — с радостью и как бы освобождаясь от тяжелого гнета, воскликнул Джальма. — Ах! По крайней мере этот чудный день ничем не будет омрачен!
— Но, кузен, — заметила Адриенна, — как могли вы поверить тому посланному?
— Несколько слов, вырвавшихся у него позднее… внушили мне сомнение, — отвечал Джальма. — Но я не мог за ним не последовать, так как знаю, что у маршала есть опасные враги.
— Конечно, вы поступили хорошо, кузен, я это теперь поняла; можно вполне опасаться новой интриги против маршала… Вы должны были поспешить к нему при малейшем подозрении!
