Рамсес II Великий. Судьба фараона - Мессадье Жеральд (бесплатные версии книг txt) 📗
Свидетельства очевидцев и реакция властей Пер-Рамсеса на бегство апиру занимали куда больше места. Утром жители соседних с поселениями апиру деревень с удивлением заметили, что дома и поля апиру опустели: нигде не было видно ни вола, ни козы или барана, ни осла, ни горшка или клочка ткани и ни единого человека. Они пришли в город справиться у властей, что стало тому причиной. Наместник сразу же понял, что апиру бежали, и отправиться они могли только на восток; он сообщил новость коменданту, и тот с десятью колесницами и отрядом в две сотни пехотинцев кинулся в погоню. Предположив, что апиру повернули на север, он направился туда; с помощью гарнизонов приграничных пунктов он надеялся преградить им путь. Но незадолго до полудня от шасу он узнал, что по этим местам столько много людей не проходило, они бы обязательно их заметили. Тогда комендант повернул на юг. По многочисленным свежим следам он понял, что движется в верном направлении. Когда же он решился перейти вброд Тростниковое море, вдобавок к приливу поднялись высокие, в рост человека, волны. Много солдат нашли там свою смерть. Коменданту ничего не оставалось, кроме как вернуться ни с чем.
Полный провал!
Короткая фраза подействовала, как застрявший между зубами кусочек мяса, который никак не удавалось зацепить языком: «Похоже, предводителем беглецов стал уволенный бригадир Птахмос».
Итак, Птахмос покинул страну. Однако перед уходом он сумел нанести нешуточное оскорбление всемогущему Усермаатре Сетепенре. Этот успешный побег был словно насмешка.
Когда же он стал читать список погибших, взгляд его зацепился за одно имя. Рамсес вздрогнул: командира Хорамеса раздавило колесницей, которая перевернулась в волнах. Страшный конец: отец погиб, преследуя собственного сына. Возможно, ему хотелось самолично захватить отпрыска, ставшего совсем уж взрослым, и привести к фараону. Совпадение было слишком невероятным, чтобы быть простым совпадением. Нет, Рамсес был уверен, что это стечение событий, это отцеубийство и попытка сыноубийства — какой-то знак.
— В пустыне Шур нет воды, — заявил визирь Небамон, обрывая нить монарших размышлений. — Принимая во внимание тамошнюю жару, апиру раньше умрут от жажды, чем съедят прихваченные с собой запасы продовольствия.
Быть может, визирь желал утешить царя, предрекая беглецам страшную смерть, однако своими словами он невольно всколыхнул неприятные для Рамсеса воспоминания о колодцах в Бухене.
Три юных принца, Именхерхепешеф, Рамсес и Парехерунемеф присутствовали на Совете. Вдруг старший из них со стуком положил на стол свой веер.
— Я уверен, этого Птахмоса оберегает могучая магическая сила, — сказал он мрачно. — Несколько недель назад я чуть не лишился жизни, когда поехал проверить, находятся ли в одном из поселений апиру взрослые мужчины. Никогда прежде я не видел такой бури!
Юный принц не стал уточнять, что буря эта была красного цвета, — это могло бы навести присутствующих на мысль, что сам Сет ополчился против него, причем с небывалой яростью.
— Получается, что двенадцати тысячам апиру в течение многих дней удавалось скрываться, а теперь они, словно духи, и вовсе ускользнули из страны под предводительством этого Птахмоса. И отряд наших солдат, бросившись в погоню, тонет в волнах, понеся значительные потери…
Юный Рамсес и его брат Парехерунемеф слушали, вытаращив от ужаса глаза; их матери успели рассказать им, насколько опасно иметь дело с магией. И если старший брат так считает, пожалуй, он прав…
Рамсес нетерпеливым жестом оборвал речи старшего сына, которые сам он находил вздорными. Если бы нечто подобное произнес кто-то другой, фараон счел бы это оскорблением. Из этого следовало, что божественная сила Усермаатры Сетепенры потерпела поражение в борьбе с другой божественной силой, земным воплощением которой был Птахмос. Невероятное предположение… Похоже, происшествие в поселении возле деревни Двенадцать Ибисов лишило Именхерхепешефа способности мыслить здраво. Главнокомандующему силами царства следовало бы проявлять больше благоразумия, по крайней мере, на людях!
Военачальник Юпа, сын Урии, разгадал причину раздражения Рамсеса.
— С позволения моего божественного повелителя и моего начальника, принца Именхерхепешефа, — начал он, — я прикажу капитанам наших кораблей, находящихся в Тростниковом море, перемещаться вдоль берегов пустыни Шур и захватывать любого встреченного апиру. Презренные беглецы не смогут оказать должного сопротивления.
Рамсес поспешил ответить на предложение военачальника согласием. Именхерхепешефу пришлось поддержать отца, но он сделал это как-то вяло и с каменным лицом. На этом Совет закончился.
— Так что там за история с тобой произошла? — спросил Парехерунемеф у своего старшего брата, когда три принца остались одни. — По-моему, отец рассердился, слушая тебя…
— Все так и было. И я ведь еще не сказал, что буря, которая чуть было не лишила меня жизни, была красной.
— Но кто такой этот Птахмос? — спросил Рамсес.
— Разумеется, не простой бригадир, как все говорят, — со вздохом ответил Именхерхепешеф.
— А кто?
— Он — внук Эхнатона. Наш дед Сети усыновил его и сделал наследником престола. А потом Птахмос разом лишился своих привилегий, но как и почему, я не знаю.
Младшие принцы были поражены услышанным. В свое время наставники осуждающим тоном рассказали им о том, что царь Аменхотеп IV пытался изменить тысячелетние религиозные традиции, но никто и словом не обмолвился, что у этого фараона были потомки.
— Значит, Птахмос был соперником нашего отца?
— Насколько я понимаю, да.
— Почему нам об этом никогда не рассказывали?
— Потому что о подобных вещах следует забыть навсегда. Все это уже не важно.
— Но ведь апиру, о которых все говорят, — не наши подданные. Почему бы нам не отпустить их? Пусть убираются восвояси! По какому праву мы пытаемся их удержать?
Пришел черед разозлиться Именхерхепешефу:
— Как ты не поймешь! Они жили в нашей стране, значит, были нашими подданными!
— Их преследуют, потому что они не захотели работать на стройках отца? — спросил Парехерунемеф. — Поэтому ты с солдатами ездил в их поселение и чуть не погиб в буре?
— Да, — сухо ответил Именхерхепешеф, которому было мучительно стыдно вспоминать это происшествие. — Идемте, отец, наверное, уже ждет нас — время обедать.
Разговор на этом закончился. Вопросы же еще долго бурлили в головах трех братьев подобно мясу, которое хозяйка поставила на огонь вариться и забыла о нем.
Очень скоро солдаты и офицеры египетской армии приняли и стали придерживаться варианта развития событий в битве при Кадеше, описанного в « ПоэмеПентаура». Да, хетты напали так внезапно, что многие растерялись и не смогли прийти на помощь героически сражавшемуся фараону. Да, они заслужили упреки в нерадивости и трусости и все же, собрав все свое мужество, вскорости бросились на подмогу царю. По крайней мере, такой вариант этой истории солдаты и офицеры излагали дома, перед родными и знакомыми. Говорить иное было опасно: во-первых, это бы противоречило царской версии, и, учитывая наводнивших город соглядатаев, об этом быстро узнали бы наверху. Во-вторых, они навлекли бы на себя обвинения в непоследовательности: либо все они трусы (а в этом случае о какой победе может идти речь?), и тогда общественное осуждение было бы таково, что родные отказались бы платить бальзамировщикам за сохранение их бренной плоти, когда дни их жизни истекут; либо трусы не все, а лишь некоторые, но даже наличием в стаде нескольких паршивых овец не объяснить, почему поход окончился позорной неудачей.
В итоге молчаливое согласие воинского сословия послужило подтверждением правдивости чудесной эпопеи, в которой им довелось принять участие. Однако, как и в любой лжи, в этой истории скрывался свой подвох: разумеется, такая доблестная армия под предводительством фараона, столь рьяно хранимого богами, не могла позволить презренным хеттам угнетать Амурру и другие азиатские территории. Путешественники и торговцы не раз позволяли себе напомнить своим собеседникам, что, победоносный или нет, поход на Кадеш ничего не изменил в расстановке сил за пределами Египта: многие племена продолжают платить подлому Муваталли — да пожрут змеи его внутренности! — дань, которая раньше шла в казну египетского фараона.
