Гардемарины, вперед! (1 и 2 части) - Соротокина Нина Матвеевна (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Море… Пусть это только серый залив под неярким небом.Отсюда можно плыть и на Камчатку и в Африку С галерной верфи доносился запах дегтя и свежеструганого дерева. Ветер ровно и упруго раскачивал верхушки сосен. Далеко на горизонте виднелась одинокая шхуна. Справа, на уходящей в море косе, вращала крыльями мельница, слева на маленьком, как гривна, словно плывущем островке стоял небольшой павильон с башней и шпилем.
Алексей разделся, аккуратной стопкой сложил одежду. Море было мелким и обжигающе холодным, но он входил в него медленно, подавляя дрожь в теле, и, только когда вода достигла подмышек, нырнул с головой, потом, как поплавок, выскочил на поверхность и поплыл к павильону с башней.
Павильон, прозванный в былые времена Подзорным дворцом, был построен по приказу Петра I. Государь любил этот дом и проводил в нем время в полном уединении, высматривая в подзорную трубу появление иностранных кораблей. Теперь дворец перешел в ведомство Адмиралтейства, здесь хранили деготь и смолу для галерной верфи.
Алексей активно работал руками и ногами,но остров с загадочным павильоном, казалось, все дальше и дальше уплывал от него, словно корабль, взявший курс в открытое море.
Алексей еще раз нырнул, играя с волной, как дельфин, встряхнулся, с силой ударил по воде, подняв фонтан брызг, прокричал что-то невнятное, ликующее и, шалый от восторга, поплыл к берегу.
7
— Алешка! Приехал! Ну как, нашел свою Софью?
— Выкрал я ее у монашек. Она теперь у матушки в деревне.
Никита воздел руки, как в греческой трагедии:
— Как Антей черпает силы от матери-земли Геи,так и возлюбленный от красот земли черпает вдохновение.- Он рассмеялся. — Помойся с дороги и ужинать.
— Гаврила щи из трактира принес?
— Нет, мы здесь важно живем. Какой трактир? У меня повар свой. А Гаврила теперь человек занятой. Его так просто в трактир не сгоняешь.
Ужинали в большой столовой. Алексей совершенно оробел от необычайной обстановки и смотрел на Никиту испуганно, словно ждал подсказки. Важный, как архиерей,Лука сам прислуживал ча столом,с поклоном разносил блюда и разливал вино. Алексею казалось, что он присутствовал не иначе как на таинстве евхаристии, где не просто едят хлеб и пьют вино, а совершают великий обряд причащения во имя дружбы и вечного спасения.
— Ты ешь, ешь, — приговаривал Никита, посмеиваясь над смущением друга.
Алексей согласно кивал, стараясь аккуратно нарезать мясо, но оно увертывалось, и проклятый соус опять брызгал на скатерть. Особенно мешала салфетка. Куда он только ее не прятал, боясь испачкать: под тарелку, на колени, локтем к столу прижимал- она всюду находилась, норовя запятнать свою белизну.
Как только Лука поставил на стол фрукты, Никита отослал его из комнаты и придвинулся к Алеше.
— Ну, рассказывай…
Алексей освободился от салфетки, подпер щеку рукой и задумчиво устремил глаза в угол. С чего начать рассказывать Никите? Как записку передал в скит? Или как скакал верхами во всю прыть, опасаясь погони? Или как встретила их маменька?…
Они приехали в Перовское затемно. «Кого ты привез, Алеша, господи, кого?»- причитала мать, испуганно глядя на девушку.
Та стояла, спрятав лицо на его груди, и Алеша тихо гладил ее плечо, замирая от легкого дыхания, которым она отогревала его гулкое сердце.
Только на следующий день, когда история Софьи была пересказана со всеми подробностями, с лица Веры Константиновны исчезло напряжение, и она тут же обласкала Софью: «Одно дите рожденное,другое суженое», и всплакнула: «Будем теперь вдвоем Алешеньку ждать». О том,что Алексей сам «в бегах», о театральном реквизите- костюме горничной,о штык-юнкере Котове не было сказано ни слова. Алексей и Софья согласно решили, что уже достаточно взволновали маменьку, а потому некоторые подробности биографии сына можно опустить.
Неделя пролетела, как миг. Мать сама напомнила Алеше о необходимом отъезде в навигацкую школу. «Алеша, а я? Как же мне жить без тебя?»- спросила Софья мертвым голосом.- «Ждать»,- только и нашел он, что ответить.- «Ты поосторожнее там, в Петербурге,- шепнула Софья на прощание,- поосторожнее, милый.»
Никита внимательно и грустно смотрел на Алешу.
— По уставу я могу жениться только через четыре года, — сказал тот тихо.
— Ну, последнее время ты только и делаешь, что нарушаешь устав!
— Гаврила, кофий в библиотеку! — раздался за дверью строгий голос Луки.
Гаврила в белоснежном парике, малиновых бархатных панталонах и кармазиновом, в нескольких местах прожженном камзоле вошел в комнату, неся на подносе изящные, как цветки, чашки. При виде Алексея он улыбнулся и степенно сказал:
— С приездом, Алексей Иванович.
— Экий ты важный стал, Гаврила. И какой красавец!- не удержался от восклицания Алексей, на что камердинер насупился и закричал с неожиданной горячностью:
— На что мне эта красота? Я проклятый парик устал снимать-надевать. Руки у меня,сами знаете, не всегда обретаются в безусловной чистоте… соприкасаюсь с различными компонентами! У некоторых бездельников здесь всегда чистые руки! Лука орет: «К барину без парика входить,все одно, что голому!»- и ругается непотребно. Лука этот…- Он задохнулся от невозможности подыскать нужное слово. — Как в Москве жили, а? Сами себе хозяева…
— Побойся бога, Гаврила, — укоризненно сказал Никита. — Ты ли не живешь здесь как хочешь?
Гаврила только рукой махнул и пошел прочь. В этот момент дверь отворилась и в комнату ворвался Александр. Алеша вскочил со стула. Друзья обнялись.
— Сашка, как я рад тебя видеть! И какой ты стал франт! Не отстаешь от Гаврилы.
— При чем здесь Гаврила?- обиделся Белов, но видно было, что ему приятно восхищение Алексея. Он сел на краешек стула, непринужденно отставив ногу в модном, с узорной пряжкой башмаке.- Кончились, бродяга, твои скитания? Никита рассказал мне о твоих приключениях.
— Не обо всех,- быстро уточнил Никита.
— Это я понял.
— За побег по закону нас должны смертию казнить,за опоздание- определить в каторжные работы. А про нас просто забыли.
— Простим это России,- усмехнулся Никита. — Пусть это будет самым большим ее недостатком!
Алеша восторженно захохотал.
— У меня теперь усы растут. И никто не сможет заставить меня играть в театре!
— Некому заставлять-то,- глухо сказал Саша,и сразу тихо стало в библиотеке.
Никита нахмурился, отошел к окну. Улыбка сползла с лица Алексея, он замер с полуоткрытым ртом: «Ну… говорите же!»
Из собора Успенья Богоматери донесся стройный хор, шла вечерняя служба. Одинокое, заштрихованное решеткой окно теплилось неярким розовым светом, и казалось, что решетка слабо колеблется, вибрирует, как натянутые струны. Вслушиваясь в далекие голоса, Никита рассказал про казнь осужденных.
— Господи! Что ж так свирепо!- Алеша с трудом дослушал рассказ до конца. — Что они такое сделали? Не помог я Анне Гавриловне…
— Не кори себя, Алешка. Даже если б мы успели передать бумаги по назначению, это вряд ли что-нибудь изменило.
«Бумаги? Они-то про какие бумаги толкуют? Весь мир помешался на самых разнообразных бумагах!» Эта чужая тайна, в которую Никита сознательно или по забывчивости не посвятил его, больно задела Сашу, и неожиданно для себя копируя интонации Лядащева, он назидательно произнес:
— Они враги государства.Может, на жизнь государыни они и не покушались, да болтали лишнее.
— А хоть бы и покушались!- запальчиво откликнулся Никита.- Знаешь, что такое остракизм?Не кажется ли тебе разумным заменить кнут глиняным черепком? Государство от этого только выиграет.
— Я понимаю,Саш, что они заговорщики,- покладисто сказал Алеша.- Елизавета — дочь великого Петра… Но страшно,когда кнутом бьют, и особенно женщин. Ведь повернись судьба, и тот, кого сегодня бьют, завтра сможет наказать палача. А женщины совсем беспомощны. Я казнь никогда не смотрел и смотреть не пойду.
Саша разозлился: «Рассуждают,как дети. А пора бы повзрослеть! Этому очень способствуют беседы с Лестоком в ночное время. С ним хорошо говорить про глиняные черепки.Он поймет…» И уже не пытаясь скрыть раздражение и обиду, он процедил сквозь зубы:
