Бессмертный - Слэттон Трейси (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
В это время я жил на северо-западном побережье острова Сардиния в Босе — маленькой рыбацкой деревушке на берегах реки Темо. Там я смог наконец-то снова взяться за врачебное дело. Я приплыл туда на генуэзском торговом судне, которое торговало кораллами, и узнал, что многие босанцы больны дизентерией. От нее умерли и местный врач, и знахарка. Мне стало жалко босанцев, и я решил помочь им чем смогу. Когда жители пошли на поправку, я понял, что очарован Босой: пышными зарослями апельсиновых и оливковых деревьев, кустарниками со сладкой ягодой, древними лесами пробковых деревьев и богатыми виноградниками. В Босе делали янтарную мальвазию. Высоко над вулканическими холмами парили хищные грифоны и сапсаны, у пристани стояли яркие рыбацкие лодки, раскрашенные в красный, желтый и синий цвета. А сам маленький городок из розового камня полумесяцем обнимал холм над искрящимся голубизной морем, взбираясь узкими ступенчатыми улочками к вершине, к розовой крепости Кастильо Маласпина. Благодарные жители уговорили меня остаться, тем более что женщины там были красивы — миниатюрные смуглые создания смешанной крови. Я поселился почти в самом центре города, который оказался запутанным лабиринтом переулков, портиков и маленьких площадей; прямо на улице трудились ткачи и вышивальщицы.
В один жаркий полдень в начале лета за дверью раздался знакомый бас:
— Эй, здесь живет волчонок?
Я как раз закончил накладывать швы на порез юному рыбаку, который поранился, когда рыба неожиданно заметалась и он выронил нож. Так он, по крайней мере, мне сам сказал, хотя я догадывался, что на самом деле он поспорил с другим вспыльчивым смельчаком. Я как раз собирался предупредить его, чтобы он не связывался с этим парнем, но, услышав голос, вскинул голову.
— Заходите, если не боитесь, что вас покусают, — отозвался я.
Когда в дом вошел Странник, я так и подскочил к нему и на радостях обнял прямо на пороге. Он в ответ сжал меня в объятиях и отступил, чтобы хорошенько разглядеть.
— Да какой там волчонок! — улыбнулся он и потрогал мое плечо. — Только поглядите на эти мускулы, как окрепли от труда! Лука Бастардо, этот раненый белый волчонок, превратился в опасного зверя!
Но сам он выглядел все так же: толстый мешок за плечами, мускулистые руки и ноги, длинная густая борода с сёдиной и веер глубоких морщин возле глаз, светящихся лукавством, грустью и старческой мудростью.
— А ты совсем не изменился, Странник, — заметил я, обрадовавшись его виду. — Не один я так долго не старею.
— И никогда не изменюсь, — добродушно ответил он. — Как и ты теперь, когда стал матерым волком.
— Странное сходство, как стрела, у которой слишком много перьев на древке, — заметил я тихо, чтобы нас больше никто не услышал.
— Не знаю. Что такое время, почему мы должны с ним считаться? Что видишь ты в бездне прошедшего времени? — спросил он, швырнув в меня давние вопросы, точно сеть, в которую я должен угодить.
Я был так счастлив видеть его, что просто улыбнулся и покачал головой.
— Время — это то, чего у нас с тобой очень много, но у других людей гораздо меньше. Почему так?
— А почему должно быть иначе? Или ты боишься этого? Боишься, что мы из сказочной страны сердечных желаний, где никто не стареет, не обретает божественной мудрости и величия, где красота не иссякает и нет места смерти, а время и пространство продолжают вечный полет? — пропел он с только ему свойственной улыбкой, по которой я соскучился больше, чем предполагал.
— И снова загадки, над которыми я не задумывался уже много лет, — усмехнулся я.
— Потому что не хочешь, — твердо ответил он. — Не волнуйся, они о тебе помнят.
Я повернулся к юноше.
— Томазо, иди. И больше не спорь с Гильермо. Иначе в следующий раз зашивать придется не только руку!
Мальчик стал было что-то возражать, но я выдворил его вон и обратился к Страннику:
— Ах, эти упрямые сардинцы, вечно держат зуб на кого-нибудь, даже если он ноет!
— А разве не все люди лелеют свою вражду? — пожал он плечами. — Кстати, куда ты дел моего осла? Волк, что ли, съел?
— Этот осел жил припеваючи во Флоренции, сначала в сарае у Сфорно, а потом у меня. Могу поклясться, что это упрямое мерзкое животное до сих пор не померло. Хотя я был вынужден уехать уже давно.
— Так вот как ты поступил с моим подарком? Бросил и оклеветал? — расхохотался Странник. — А ведь он тоже один из нас, проклятый Богом пережить собственную полезность! Тебе надо было взять его с собой. Он очень преданный и надежный, хороший товарищ, с которым и в бою не страшно!
— Ну прямо принц среди ослов! — протянул я, возводя глаза к небу. — Хотя я уверен, что он уже околел.
— А тебя никогда не мучают сомнения? — спросил Странник. — Кстати, а что ты делаешь здесь, в этой забытой богом деревушке?
— Здесь находится лучший цикл фресок во всей Сардинии, написанный тосканцем, который состоит при папском дворе в Авиньоне. Он находится в замке, в часовне, посвященной Nostra Signora di Regnos Altos. [96]Когда видишь «Поклонение волхвов», сердце от восторга замирает…
— Ты что, шутишь? Цикл фресок? Что это, если не идол, только под другим именем? Послушай, хочу рассказать тебе одну историю…
— Историю?! Да я не видел тебя сколько? Пятьдесят два года! А ты хочешь рассказать мне историю? — воскликнул я. — Если уж мне предстоит выслушивать очередную чертову историю, давай-ка сделаем это за бутылкой доброго вина! Пойдем наверх, я велю служанке приготовить нам обед.
Я повел его наверх, и мы сели за обеденный стол. Служанка принесла нам кувшин с вином, а потом быстренько сообразила обед. Я налил нам обоим по чаше. Он поднял свою в молчаливом тосте, а я склонил голову, принимая его. Мы выпили залпом. Я со всего размаху ударил чашей об стол, так что даже янтарная жидкость в кувшине заплескалась. Потом мы долго просидели в молчании. Со всех сторон на меня нахлынули впечатления окружающего мира: доносившаяся с кухни возня служанки, аромат поспевающих абрикосов на дереве за окном, пронзительный крик чайки, которая пикировала к прибрежной скале; далекий смех людей, работающих в поле, блеяние стада овец, которое прошло по улице мимо моего дома; порхание коричневой луговой бабочки за окном, теплые яркие лучи солнца, которые косо лились на некрашеный деревянный стол; запах сушеной соленой рыбы и сладкого деревенского сыра, ароматных колбасок, которые собирала служанка, резкий запах соли в воздухе, донесшийся с океана; вкус пряного вина на языке. Я ощутил мгновение, которое было гораздо ярче и полнее, чем те, что я испытывал за последние годы, как будто время, проведенное в увеселениях, было только мелькнувшей тенью того, какой могла быть жизнь. Я чувствовал родственную душу в Страннике, который сидел рядом, тихий, но полный жизни и внимания.
— Вы проделали далекий путь в Сардинию только ради того, чтобы рассказать мне какую-то историю? — наконец вымолвил я.
— А разве не стоит ради этого проделать долгий путь? — в ответ спросил он, приподняв седеющую бровь над живым горящим глазом.
— Зависит от того, какая это история, — хитро произнес я, и он усмехнулся.
— А разве в конце каждой хорошей истории нет морали? Позволь мне спросить. Вот ты теперь врач, каким был старик Моше Сфорно…
— Был?! — воскликнул я, заметив, что он говорит о Моше в прошедшем времени.
— Моше умер пятнадцать лет тому назад, — ответил Странник. — Хорошей смертью. Он умер в сознании. А теперь вот ты врач, помогаешь людям, излечил бы того, кто пришел бы к тебе с болезнью, верно?
— Если это в моих силах, то конечно, — ответил я, и у меня кольнуло сердце, когда я вспомнил, как добр был ко мне Сфорно.
Почему-то я долгие годы все никак не удосуживался справиться о его семье, а теперь, когда узнал о смерти Моше, сам удивился, почему этого не сделал. Неужели я в сердце своем остановил время, чтобы оно осталось как замерзший цветок, между тем как другие люди, те, кого я любил, доживали лето своей жизни, которое неизбежно клонилось к осени? Разве нельзя было получше распорядиться отпущенными мне лишними днями жизни?
96
Нашей верховной владычице (ит.).