Воронья Кость (ЛП) - Лоу Роберт (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Мартин заметил это, когда снова сунул железный крест в огонь и облизал губы. Хромунд, конечно же, язычник, как и все остальные в Норвегии, поэтому он не понимает выгоды, что даёт вера в Господа. А саам уже понял, и Мартин был доволен тем, что пленник пробормотал что-то на норвежском, Мартину показалось так, когда пленника только притащили в лагерь, после того как Эйндрид подстрелил саама в бедро. Хотя он в глаза не видел проводника, которого предложил им старый ярл Коль, а Мартин отказался, но было ясно, что перед ним и есть тот самый проводник-саам.
Конечно же, тот саам, облачённый в добротные меха — охотник и торговец, он неплохо говорит на норвежском, и, хотя Мартин предполагал, что саам вряд ли что-то знает о жертвенном топоре, но всё же приказал подвесить его на ветку. Ему удалось выяснить имя саама — Олет, так что Мартин оказался прав, — ярл Коль отправил его проводником вместе с оркнейцами, людьми королевы Ведьмы, всё как он и говорил. Саам сказал, что она настолько могущественна, что ей под силу справиться с богиней горы. А ещё пленник знал точное место, что искал Мартин, в конце концов, саам, всхлипывая, признался и в этом тоже.
Сурман Суун. Так язычники называют гору "Мёртвый рот". Каждый раз, когда он, преисполненный яростью от ощущения силы Божьей, прикладывал к плоти пленника раскалённый на огне крест, саам, задыхаясь, кричал — "Сурман Суун".
— А что насчёт врагов? — Хромунд спросил Мартина, когда монах рассказал ему всё это, вытирая руки об изодранный подол шерстяной рясы.
— Какие враги? — неуверенно спросил Мартин. — С нами полно норвежских воинов, так что местные горные охотники вряд ли представляют угрозу. Гудрёд и Ведьма опередили нас, я думаю, это означает, что как раз им и придётся сражаться с охотниками.
Хромунд нахмурился, уловив посягательство на своё лидерство, когда вдруг за спиной раздался лай, а саам зарычал. Они оба обернулись, удивлённые увиденным — саам кровожадно ухмылялся, и им стало не по себе, когда лицо пленника внезапно переменилось.
— Жрица Айятар заберёт вас всех, — удалось пробормотать ему сквозь разбитые в кровь губы.
— Кто такая Айятар? — тут же спросил Мартин, потому что ни разу не слышал, чтобы так называли Гуннхильд. Саам покачнулся, стрела вонзилась ему в спину и вышла из груди, хлынула густая кровь, ошмётки плоти из сердца застряли на наконечнике. Он выгнулся в последний раз и завопил.
Хромунд и Мартин вскрикнули и повалились на заснеженную землю; воины заметались словно куры, отовсюду раздавались крики, кто-то завопил, а затем повисла тишина.
Через некоторое время воины сунулись за пределы лагеря чтобы осмотреться, но Хромунд знал, что всё напрасно; они никого не найдут, то же самое сказал вслух Тормод, с усмешкой глядя на раскрасневшегося Эйндрида. Лучник и его товарищи не могли понять, как они проглядели подкравшихся саамов, ведь их окружал почти голый пейзаж — нагромождения камней, покрытых лишайником, кривые низкорослые деревца, и тем не менее, они никого не обнаружили.
Эйндрид вырезал стрелу из мёртвого тела Олета и разглядывал её, будто она сможет что-то прояснить, тем временем снежинки белыми пчёлами кружились вокруг. Тонкое чёрное древко, совиное оперение. Достаточно короткая, значит плечи лука деревянные, тетива из сухожилия, сам лук маломощный, но достаточно смертоносный, чтобы убить человека без доспеха, или даже в доспехе, если стрелок хорош.
Эйндрид и не сомневался, что эти лучники были искусными стрелками. Он взял лук, который имел при себе мёртвый охотник-саам и убедился, что им вполне можно стрелять подобными стрелами, заметив, что края лука, где крепится тетива, обмотаны полосками мягкого меха, чтобы заглушить звук выстрела. А чёрные, просмолённые стрелы, которыми их бесшумно обстреляли, говорили о том, что это были ночные охотники.
— Они не хотят, чтобы мы добрались туда, куда направляемся, — сказал Хромунд, когда люди снова вернулись к своим делам — приготовлению пищи и обустройству укрытий от снега для ночлега. Мартин заморгал, чтобы смахнуть с ресниц снежинки и ухмыльнулся своей чёрной улыбкой.
— Вверх, вот куда мы идём, — сказал он и указал на самую высокую гору, которая теперь казалась не более, чем тенью в кружащемся снежном вихре. — Вверх, да побыстрее, чтобы добраться туда, когда Ведьма поймёт, что Бог не позволит ей заполучить топор.
Хромунд знал, куда указывал монах, они видели эту гору, этот огромный мрачный клык, уже несколько дней. Он поёжился, на этот раз не от холода; запах жареной оленины смешался с вонью горелой плоти саама, которого монах прижигал крестом, и тогда у хёвдинга Хакона-ярла вдруг пропал аппетит. Но хуже было то, что гора, к которой они направлялись, задымила, шлейф дыма с её склона закручивался, словно хвост полярного волка.
Удары в барабан прозвучали как отдалённый стук дятла, настойчивый, как сердцебиение. Когда вместе с гулом барабана до них долетели звуки песнопений йойк [22], ему стало так худо и страшно, как никогда в жизни.
Команда Вороньей Кости
Снегопад слабел, снеговые хлопья становились всё меньше и меньше, пока не стали такими же мелкими, как великолепная императорская соль. Снег сыпал весь короткий день, переходящий в длинную холодную ночь, чёрную, как вороново крыло, освещаемую далеко на севере лишь слабо мерцающими, колышущимися, словно мотки пряжи, зелёными всполохами.
Лисьи огни, так назвал их Свенке Колышек, и те, кому ранее приходилось бывать на крайнем севере, согласились с ним. Кто-то сказал, что эти огни пророчат чуму и мор, а Онунд, услышав это, взревел словно олень во время гона.
— Эти ледяные огни пророчат лишь надвигающуюся стужу. Я слышал это от Финна Лошадиной Головы, которому неведом страх, — сказал он.
Кэтилмунд тоже однажды слышал слова Финна, и всё же дурные предчувствия не покидали его, он прошептал это Мурроу, когда они сидели рядом, под небом, переливающимся вечно холодными огнями.
— У нас слишком мало припасов, — пробормотал ирландец, это было правдой, все они знали об этом, бросая на принца жёсткие взгляды, когда им казалось, что он не видит их. А ещё они удивлялись, как он мог сидеть, казалось, не ощущая холода, завернувшись в грязный белый плащ с меховым воротником, весь залатанный и заношенный, который к тому же был ему уже маловат.
Те, кто знали, рассказывали, что этот плащ — первый подарок от киевского князя Владимира, Олафу тогда было девять лет, теперь плащ уже износился, но был ещё дорог принцу. Владимир, Орм и остальные побратимы Обетного Братства отправились зимой через Великую Белую степь за сокровищами Аттилы. Поэтому и неудивительно, что с тех пор молодой Воронья Кость не чувствовал холода.
Конечно, Воронья Кость мёрз, но не показывал этого, даже Берлио. Он не хотел брать девушку с собой дальше Есваера, но там её тоже нельзя было оставить, потому что Олаф не доверял старому Колю Халльсону. У старого ярла и так гостило слишком много народа. Казалось, Воронья Кость опоздал на этот пир, ведь за людьми Хакона-ярла по пятам следовали Гуннхильд вместе с Гудрёдом, и они полностью выгребли все запасы из зимних кладовых Коля.
— А теперь ещё и ты здесь, — недовольно заявил старый ярл, потому что даже здесь, на самом крайнем севере, он конечно же слышал о Вороньей Кости и Обетном Братстве, и посчитал юношу слишком высокомерным и недостойным звания принца. Но больше всего его беспокоила мысль о том, что же такое произошло в землях саамов, почему столько народа нахлынуло сюда, может быть и ему светит какая-то выгода от всего этого?
— Мне нечего вам дать, — сказал старый ярл, и Воронья Кость поначалу был вежлив, в надежде на то, что старик разрешит ему оставить здесь Берлио. Но, глядя на толстопузого ярла, сидящего на высоком кресле, длинноусого, подстриженного под горшок, и, в конце концов, он потерял терпение. Воронья Кость подумал, что Коль напоминает моржа с перевёрнутым птичьим гнездом на голове, и опрометчиво высказал это вслух.
