Конунг. Изгои - Холт Коре (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
Позволь дать тебе еще один совет, государь. И можешь отрубить мне вторую руку за мою дерзость. Приведи Унаса к своим людям и скажи: Этот человек выдает себя за моего отца, но не он мой отец! Пусть люди увидят его, не прогоняй его от себя, возьми его к себе, пусть он ест за твоим столом. Если он не твой отец, тебе, сыну конунга и Божьему избраннику, нечего бояться его. А ты вместо этого отсылаешь его от себя.
Прояви доброту к нему, и тогда люди поверят тебе.
Сейчас кое-кто сомневается.
И это может обернуться для тебя несчастьем.
Гаут кликнул своих гребцов, и они поплыли дальше на север. Он помахал нам на прощание, добрый человек, единственный, кого боялись обе стороны, ведущие братоубийственную войну в этой стране.
Сигурд из Сальтнеса пришел к конунгу и сказал:
— Я знаю архиепископа Эйстейна, на него нельзя полагаться. Архиепископ Эйстейн был сыном бонда Эрленда Медлительного. Мой отец знал его, и они не раз мерялись силами, когда были детьми. Но уже тогда Эйстейн был таким же надменным дерьмом, как и теперь, он перед всеми задирал нос, смотрел сверху вниз из-под приспущенных век и поджимал губы. Голова же у него работала хорошо, что правда, то правда. Однажды к ним в усадьбу пришел монах и обучил этого жалкого червяка читать еще до того, как он начал спать с женщинами. Но со временем Эйстейн овладел и этим искусством. Он не мог пропустить ни одну девушку. Однажды он зашел слишком далеко, и отец девушки схватил будущего архиепископа за шкирку и бросил в лужу. Но ведь тогда он еще не был ни священником, ни епископом.
— Не доверяй ему, говорил мне отец. Теперь я то же самое повторяю тебе, конунг Сверрир: Не доверяй ему! Он уехал в Париж и там долго учился премудрости в школе, которая называется Санкт Виктор.
Я видел его, когда он вернулся домой. Я был тогда мальчишкой, а он приехал, чтобы все могли на него полюбоваться, мать его еще была жива и он хотел поцеловать ей руку. Представляешь себе мужчину, который целует матери руку у всех на глазах? Должно быть, он выучился этому в своей ученой школе. После этого он был казначеем у конунга Инги и вел счет его серебру. Не знаю, каким он был казначеем, но мы с тобой, государь, знаем, что нет казначеев, которые не взвешивали бы своего серебра в темноте ночи после того, как взвесили серебро конунга при свете дня. Я слышал, что он купил себе женщину. Она не хотела иметь с ним дела. Но он бросил на стол монету и сказал: Иди и ложись. И она пошла.
Когда же он пришел к ней, она расцарапала ему живот острым краем монеты, у него, как у свиньи текла кровь, и он кричал громче женщины, которую порет муж.
Жители Трёндалёга очень гордились, когда он стал архиепископом. Еще живы женщины, которые могут рассказать, как они работали в усадьбе его отца и помогали этому недорослю застегнуть штаны, когда он еще не умел обходиться без посторонней помощи. Но после того, как Эйстейн короновал конунга Магнуса, ничего приятного для жителей Трёндалёга не произошло. Ярл Эрлинг и его сын оказались тяжелым бременем для людей. Истина в том, что архиепископ Эйстейн покупает и продает людей, он тверд, как подкова, и мысль у него острее моего клинка. Не доверяй ему, государь!
Неужели ты думаешь, Сверрир, что человек, возложивший корону на голову твоего противника, перейдет на твою сторону, если ты явишься в Нидарос с мечом, вложенным в ножны? Тебе известно, что у архиепископа есть больше двух сотен дружинников? Ты понимаешь, что, если он пустит нам кровь, он потребует у конунга Магнуса вознаграждения за это раньше, чем прочтет заупокойную молитву по тебе, павшему конунгу?
Не доверяй ему!
Мы постараемся незамеченными пробраться в Нидарос, как ты сказал, государь. Если нам не изменит удача и святой конунг Олав будет больше на нашей стороне, чем на его, то я уверен, что его архиепископский престол опустеет еще до наступления ночи. Самое лучшее, если он умрет, но, если он окажется нашим пленником, есть способ помочь ему перебраться в иной мир.
Он ничего не потеряет от этого путешествия.
Ведь он сам говорит, что иной мир лучше этого.
Сигурд ушел от нас. Все эти дни у него шла носом кровь, и он был бледней, чем обычно.
Позже, йомфру Кристин, я познакомился с архиепископом Эйстейном. В моей памяти он остался как благородный человек.
Конунг спросил, известны ли мне сомнения Фомы Неверного, который, чтобы поверить, хотел вложить палец в раны от гвоздей на руках Спасителя.
— Во мне, — сказал он, — живет и Петр Скала и Иуда Искариот, но сомнение — не частый гость в моем сердце. Нынче я пригласил его к себе.
Если мы на своих жалких кораблях войдем во фьорд днем, горожане вскоре узнают, что конунг Сверрир со своим разбойниками снова направляется в Нидарос. Но станут ли они сражаться с нами? Скорей всего они расколются на два лагеря. В прошлом году, когда мы были в Нидаросе, у нас были там и друзья и враги. Может, на нашей стороне окажется больше людей, чем на стороне ярла Эрлинга? И кто будет подстрекать к борьбе тех, кто относится к нам недружественно? Если людей ярла в городе нет, кто, кроме архиепископа Эйстейна, сможет сделать это? Но захочет ли он?
Может, нам все-таки следует войти во фьорд днем? Щиты опущены, мечи вложены в ножны, мы не будем петь Господи, помилуй! — это выглядело бы лицемерием. Нет, нет, мы войдем тихо, на веслах, сойдем на берег, и расположимся там, никого не трогая, а через день или два с достоинством, без лести, однако с вежливым поклоном, один из моих людей отправится к архиепископу и скажет: Конунг Сверрир хотел бы поговорить с тобой, архиепископ Эйстейн, у алтаря в церкви Олава Святого, если ты окажешь ему эту милость…
Как думаешь, он примет меня?
А что, если горожане встретят нас с оружием? Мы ведь тоже не безоружны? Я думаю, что хоть нас и немного, но после сражения, буде оно состоится, нас все-таки окажется больше, чем их! Вряд ли архиепископ захочет бросить в сражение своих дружинников! Он умный человек и не захочет разом потерять все.
— Или, — конунг взглянул на меня, — он все-таки ввяжется в сражение?
— Не знаю, — сказал я.
— Но мне важно знать это! — воскликнул конунг. — Разве я не такой же, как вы, разве я тоже не пас коз и не ловил птиц? Но мне важно это знать! Аудун, что мне делать?
Он склонился ко мне и заплакал.
— Мой отец жив или нет? — спросил он.
— У тебя дома есть два малолетних сына, поэтому ты богаче меня, — ответил я.
— Конунг всегда беден, — сказал он.
Страсть помучить себя заставила конунга заговорить о моем добром отце Эйнаре Мудром:
— Я так завидовал, когда видел вас вместе на пустоши, он шел впереди, ты — сзади, две темные фигуры на фоне неба и облаков, иногда он нес на плечах ягненка, а ты бежал за ним, как подобает послушному сыну. Я слушал его приятный голос в те годы, когда работал в епископской усадьбе и ел за столом епископа, а твой отец приходил к нему в гости. Я понимал, что у меня не могло быть такого доброго и любящего отца. И не было.
Когда он толкует сон, он заглядывает в сердце человека. Случается порой, правда, редко, что Всемогущий использует сон как инструмент, позволяющий истине спуститься с небес к нам, недостойным, и таким образом указать нам путь. И потому твой добрый отец Эйнар Мудрый служит не только людям, но и Богу. Ведь он толкует не только загадки человеческого сердца, но отчасти и самого Господа Бога. И я не мог не любить его.
Помню я и твою добрую матушку фру Раннвейг, и ее смиренную любовь к своему мужу и повелителю. Эйнар говорил, что ему редко приходилось ее наказывать, он мудро руководил ею и воспитал тебя правильно мыслящим человеком. Меня часто удивляло, что он при всем том обладал и незаурядной мужской силой. На вид он не выглядел сильным. Нет, не выглядел, он был чуть косоват — одно плечо чуть выше другого и голова наклонена, словно он ожидал, что его сейчас ударят. Но я не знаю другого человека, способного проявить такую же силу и мужество, как твой добрый отец Эйнар Мудрый.
