Черный жемчуг - Хэррод-Иглз Синтия (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Эдуард просиял и ошеломленно переводил глаза с отца на подарок. Ральф улыбался, радуясь восторгу сына.
– Тебе уже пора иметь настоящего коня, а не пони, – заметил он. – Его зовут Торчлайт. Его хорошо выездили, так что ты можешь ездить верхом в школу и куда только пожелаешь.
– О, папа! – только и мог произнести Эдуард. Эдмунд молча подпрыгивал на месте. Торчлайт оказался на удивление спокойным, только вдруг потянулся и притронулся губами к странным светлым волосам мальчика, которые солнечный свет делал поразительно похожими на солому.
– Ну, Друид, не стой как вкопанный! – воскликнул Эдмунд. Друидом прозвали Эдуарда, потому что дети считали его «скучным, как дольмен», и Эдмунд считал своим долгом расшевелить брата. – Попробуй проехаться на нем. Он неплохо выглядит – хотел бы я посмотреть, как он пойдет галопом! Папа, можно взять седло?
– Гидеон сейчас принесет его, – ответил Ральф, кивнув одному из грумов, который прошел в конюшню и вернулся с блестящим новеньким седлом и уздечкой. – Будь поосторожнее с уздечкой, Эдуард, и не спеши – Торчлайт еще молод и должен многому научиться.
Эдмунд слегка отодвинулся от влажных мягких губ коня и заметил:
– Если он будет так же терпелив, каким был с нами мистер Ламберт, то ему придется бить коня каждые пять минут.
С тех пор оба мальчика подолгу ездили верхом на молодом жеребце, строго распределяя время, как они делили все между собой – на совершенно равные части. Когда в школе вновь начались занятия, мальчики довольно часто прогуливали их, ссылаясь на более важные дела. Хотя Ральф делал вид, что сердится на них, он был рад, что сыновья проводят так много времени на свежем воздухе, ибо твердо верил в пользу прогулок и надеялся, что это сможет улучшить аппетит Эдуарда и вновь сделать его крепким и загорелым. Однако мальчик худел день ото дня, и к февралю, когда погода стала сырой и ненастной, на жеребце обычно восседал Эдмунд, а Эдуард только смотрел ему вслед, стоя под деревьями. Арабелла жаловалась, что одежда у мальчиков постоянно сырая, и просила, чтобы Ральф запретил им бродить под дождем.
– Как же Эдуард избавится от кашля, если вы позволяете ему целыми днями ходить в мокром? – сетовала она, растирая провинившимся мальчишкам головы полотенцем так решительно, что они не сдерживали возмущенные вопли. В конце концов прогулки были запрещены в ожидании более теплой погоды, а пока Гидеон прогуливал коня своего молодого хозяина.
В марте появилась первая молодая травка, а Эдмунд как-то нехотя признался отцу, что Друид почти все ночи не спит, ворочаясь, вздыхая и часто кашляя. По утрам на Эдуарда находило оцепенение, под его глазами появились темные круги от бессонных ночей, и Ральф начинал тревожиться. Но вечерами мальчик чувствовал себя лучше, был резвее и возбужденнее, на его щеках проступал легкий румянец. В такие минуты у Ральфа вновь появлялась надежда на лучшее. Однако накануне Пасхи всем, кроме Ральфа, стало ясно, что с ребенком неладно.
После Пасхи Арабелла сама начала трудный разговор.
– Эдуарду не следует ходить в школу.
– Почему же? – спросил Ральф. Арабелла с жалостью взглянула на него.
– Ральф, он очень болен. Теперь он едва может сесть верхом. Эдмунд говорит, что в школе он почти все время дремлет.
– Эдуард всегда был лентяем, – попытался пошутить Ральф, но его губы побелели. – Как только потеплеет, ему снова станет лучше.
– Вы же знаете, чем он болен, – заметила Арабелла.
– Нет! – воскликнул Ральф. – Это всего лишь кашель, обычная простуда.
– Он не может ходить в школу, – настойчиво повторила она.
– Хорошо, – сдался Ральф. – Пусть побудет дома, пока не поправится.
В первый день занятий в школу отправились только Эдмунд и Ральф-младший, но к обеду Эдмунд вернулся и долго сидел вместе с братом в розарии, и поскольку его никто не видел, Ральф вернулся в школу один. Мартина и малышку держали в стороне от больного, и вся семья собиралась только за обедом. Один Эдмунд не желал надолго оставлять брата.
Вначале Ральф торжествовал, видя, что его предположение подтвердилось. Поскольку Эдуарду не приходилось теперь каждый день ходить в школу, он слегка оживился. Мальчик гулял в саду, болтал с Эдмундом, играл со щенками Ферн, читал, научился играть в карты, а по вечерам подолгу засиживался с лютней в руках. Он по-прежнему почти ничего не ел, однако его лицо быстро загорело под солнцем и стало казаться здоровее, и хотя по утрам Эдуард продолжал чувствовать вялость и слабость, вечерами он становился оживленным, почти здоровым на вид, охотно участвуя во всех вечерних играх и развлечениях.
Наступил апрель, и временное улучшение закончилось. Стало ясно, что оживление ребенка по вечерам носило лихорадочный характер; он таял на глазах, и вскоре уже никто не надеялся, что мальчик поправится. Он проводил с Эдмундом целые дни, но подолгу молчал, держа брата за руку и будто боясь, что их разлучат силой. Эдуард просил брата прогулять жеребца, но тот отказывался, опять предоставляя это дело Гидеону. Однажды в конце апреля Клем вынес Эдуарда во двор и посадил на табурет в солнечном углу, спиной к нагретой солнцем кирпичной стене дома, где мальчик мог наблюдать беготню слуг. Ферн со своими толстыми, пушистыми щенками пришла и улеглась у его ног. Пара голубей ворковали на карнизе, Эдмунд сидел рядом, положив голову на колени брата. Внезапно Эдуард заговорил:
– Ты веришь в царство небесное, Эдмунд? То есть, я хочу сказать, в самом ли деле оно существует?
– Конечно, – ответил потрясенный Эдмунд. – Но почему ты спрашиваешь? Разве ты этому не веришь?
– Не знаю. Иногда здесь бывает так хорошо, что я не могу себе вообразить лучшее место, – он взглянул на собственную руку, лежащую на коленях рядом с головой Эдмунда. Рука была белой, худой, почти прозрачной, как тень ветки. У Эдмунда руки были сильными и загорелыми, солнце блестело на тонких золотистых волосках ниже локтя. Эдуард закрыл глаза, чтобы сдержать слезы. Ферн вздохнула и улеглась на бок, а два щенка подобрались к ее животу, пытаясь отыскать соски. Эдуард открыл глаза, и мальчики переглянулись.
– Эдмунд, я хочу, чтобы Торчлайт стал твоим, когда я умру. – Эдмунд не ответил, но его губы так задрожали, что мальчику пришлось прикусить их, чтобы остановить дрожь. – Если бы отец Ламберт был здесь! Он мог бы все объяснить, он всегда говорил так, как будто знал наверняка...
Эдмунд понял, о чем думает его брат.
– Конечно, ты попадешь на небеса, Друид, и будешь рядом с мамой, и... – он не смог продолжать. Эдуард кивнул.
– Ты не хочешь попросить Гидеона вывести нашего коня во двор? Мне бы хотелось увидеть его.
– Конечно, – Эдмунд вскочил. – Я подведу его прямо к тебе, и ты дашь ему соль, – мальчик побежал через двор, и щенки кинулись за ним, думая, что начинается игра. Гидеон дал Эдмунду соли, отвязал Торчлайта и передал мальчику повод. Тот осторожно вывел жеребца из полумрака конюшни на солнечный двор, где сидел Эдуард. Копыта жеребца громко стучали по булыжнику, по земле тянулась тень. Эдмунд остановился перед братом и хотел пересыпать ему в руку соль.
– Дай ему ее, Друид, – произнес он. – Торчлайт полижет соль, и станет еще сильнее. Протяни РУКУ.
Эдуард не шевельнулся, и хотя его глаза были открыты, казалось, он ничего не видит. Минуту Эдмунд в недоумении смотрел на брата, а потом его ноги задрожали и рот приоткрылся в беззвучном крике. У ног Эдуарда спала Ферн, вяло отгоняя хвостом мух; уставший от ожидания Торчлайт тронул губами голову Эдмунда и ударил копытом по камню.
Еще долго Аннунсиата лежала, испытывая недоумение, почти смущение; Эдуард осторожно перекатился на спину. Он притянул ее голову к себе на плечо и нежно поцеловал, отводя волосы с влажного лба почти материнским жестом. Аннунсиата испустила долгий прерывистый вздох, и Эдуард сильнее прижал ее к себе.
– Ты прелесть.
– Это было совсем по-другому, – наконец проговорила она.
– По сравнению с чем? – с улыбкой переспросил он. – С тем, что ты себе представляла? Разве ты думала об этом, Нэнси, несколько лет назад, когда кокетничала со мной в Йоркшире?
